Разорванный круг
Шрифт:
— Я пытался позвонить тебе из Лондона. Много раз, — говорю я.
— Меня не было дома.
— Я не знал, что тебя положили в больницу.
— На несколько дней. Я живучая. Не хотела тебя беспокоить.
— Вот еще!
— Я знаю, знаю. Но не хотела тебе мешать.
— Как ты себя чувствуешь?
— Это не так важно. Как дела? В Лондоне?
— Жуткая неразбериха.
— Что ты выяснил?
— Что сейчас я знаю меньше, чем когда уезжал.
Она тихо смеется:
— Вот
Я сажусь на край кровати и беру ее за руку:
— Ты мне должна кое-что рассказать.
— Спрашивай, мальчик мой.
— Кто такой Майкл Мак-Маллин?
— Майкл Мак-Маллин… — тихо повторяет она.
— И Чарльз де Витт?
Веки ее медленно закрываются. Перед ее мысленным взором проплывают картины прошлого.
— Майкл… — Она делает паузу. — Это близкий добрый друг! Он был моим начальником, когда я, как приглашенный профессор, читала лекции в Оксфорде. Да. — В ее голосе появляются лукавые нотки. — Больше чем начальник. Гораздо больше. Умный, добрый человек. Если бы жизнь сложилась иначе, то, возможно, мы… — Она открывает глаза и с улыбкой прогоняет неуместную мысль. — Мы долго после этого поддерживали отношения.
— А де Витт?
— Чарльз де Витт. Друг и коллега твоего отца. Он написал книгу вместе с ним и Ллилевортом. Добрый милый англичанин, большой оригинал, был женат на бой-бабе. Он умер. В Судане. От гангрены.
— И все это ты знала? — спрашиваю я.
— Конечно. Это же мои друзья.
— Но ты мне ничего о них не рассказала.
Она с удивлением смотрит на меня:
— Как это? А ты меня спрашивал? И почему это важно?
Я слегка сжимаю ее руку:
— У меня есть еще один вопрос. — Я медлю, потому что догадываюсь, как он будет воспринят. — Его могли убить?
Грета реагирует совершенно естественно: она удивляется.
— Кто кого мог убить?
— Кто-нибудь мог убить де Витта?
— Да что такое ты говоришь? — Она испытующе смотрит на меня. — Кто мог пойти на такое ужасное преступление?
— Мак-Маллин?
— Майкл?
— Потому, что де Витт знал слишком много? Или потому, что он догадался о чем-то, о чем не следовало?
Она коротко смеется:
— Нет уж! Это слишком.
— А кто-то другой? Кто-нибудь из СИС? Ллилеворт? Не знаю. Кто-то…
Она тихо смеется:
— Ты начитался глупых книг, Малыш Бьорн.
— Что-то случилось. В семьдесят третьем году. В Оксфорде.
Она замирает. Ей явно не хочется ворошить прошлое.
— Грета, что там произошло? Что именно они обнаружили? Что-то имеющее отношение к ларцу? Что это было?
Она делает глубокий вздох:
— Если бы я хоть что-нибудь знала… Их во что-то втянули, Малыш Бьорн. Но я не уверена, что они сами это понимали.
— Кто «они»?
—
— Двое из них умерли.
— Меня тоже могли вовлечь.
— Но?
Она отворачивается к окну. И, не глядя на меня, произносит:
— Беременность.
Тишина обжигает.
— Незапланированная, — добавляет она. — Так бывает.
— Я… — Мне никак не подобрать подходящих слов.
— Это было так давно.
— А что потом?
— Я уехала на последних месяцах беременности. Родила ребенка. В Бирмингеме. Никому ничего не известно об этом, Малыш Бьорн. Никому.
Я молчу.
— Я не могла оставить его себе, — продолжает она.
— Понимаю.
— Понимаешь? Не думаю. Но все было именно так.
— Ты когда-нибудь общалась с…
— Никогда!
— Но как же…
Она поднимает руку. Лицо обращено в другую сторону.
— Я не желаю об этом говорить!
— Это не столь важно. Я хочу сказать… Для меня… И сейчас.
— Ларец еще у тебя?
— В надежном месте.
— Надежном… — бормочет она, проверяя слово на вкус.
— Грета, что в этом ларце?
— Понятия не имею.
Мне кажется, что она сожалеет об этом.
— Но что-то ты ведь знаешь? — спрашиваю я. — Это Евангелие Q? Или что-то совсем другое?
Она садится на постели почти прямо. Кажется, будто она хочет стряхнуть с себя болезнь, слабость, немощность. От напряжения она тяжело дышит. В глазах, устремленных на меня, невероятное упорство.
— Тебе известно, что некоторые ученые думают, будто старейшие французские и британские аристократические роды происходят от дохристианских племен, которые были изгнаны с Ближнего Востока? — спрашивает она.
— Знать не знал…
— А что некоторые королевские семьи — происходят напрямую от наших библейских предков?
— Возможно, я слышал о таких гипотезах, — размышляю я. Меня сейчас больше интересует вопрос, насколько сильные лекарства дают ей врачи.
— Но откуда мне это знать… — обращается она сама к себе, как будто мое недоверие заразило ее. — Должно же быть право домысливать, не так ли? Использовать дедукцию? Рассуждать?
За закрытой дверью я слышу, как маленький ребенок радостно кричит: «Дедушка!»
— Есть некая… группа, — начинает она.
В коридоре кто-то смеется. Я представляю себе, как дедушка поднимает в воздух внука.
— Я о ней мало знаю, — объясняет Грета. Она попеременно разговаривает то со мной, то сама с собой. Как будто пытается убедить себя, а не меня. — Но она существует.
— Группа? — помогаю я ей.
— Ее члены происходят из древних французских аристократических родов. Некое объединение.
— Но чем она занимается?