Разожги мой огонь
Шрифт:
— Шум? — спросила, но Огневик уж за дверью скрылся.
Делать нечего — сняла плащ, склянку с микстурой на стол поставила. Перед сном надо выпить, чтоб спалось лучше. А сначала помыться бы — вся костром пропахла, да и озноб вернулся. Верно, после разговора с хозяином вулкана. При нем-то еще держалась.
В шкафу и рубаха ночная нашлась из мягкого полотна, обшитая кружевами тонкими, будто паутинка. Прижала к лицу, вдохнула. Не обманул Огневик — новая. И пахнет хорошо: теплым чем-то, будто под лучами Отца-Солнца лежала и напиталась
Прошла в комнату, где ванна каменная стояла. От камина приятный жар шел. Покрутила кованые цветы. Из крана и впрямь горячая вода полилась. Расскажи кому в селении про такое диво — не поверят.
Когда ванна наполнилась, поспешно одежду скинула и устроилась в обжигающей воде. Даже дышать легче стало. Какие еще чудеса хозяин вулкана припас?..
Только подумала о том — подпрыгнула, да так резко, что вода на пол выплеснулась. И было отчего — стук из-под горы раздался, да столь громкий, что и мыслей своих не слышала.
Точь-в-точь такой в селение доносился четыре седьмицы назад. Говорили, время жребия близится, и хозяин так невесту себе призывает. Но вот же я, невеста его. А стук не смолкает. Или так хозяину поцелуй не по нраву пришелся? А ну как завтра возвратит жертву обратно и прикажет другую невесту, более умелую ему прислать да здоровую?..
Стук тише стал, в отрывистое перестукивание превратился.
Тук-тук-тук… Тук-тук-тук…
Прислушивалась, но он не утихал. Полежала в горячей воде еще немного, а потом вылезла, вытерлась и ночную рубаху надела. Ткань мягкая, казалось, тело так и ласкает.
Плеснула воды в камин, чтоб огонь потушить, да только вот чудо: затрещал он и взвился вверх еще яростнее. Отпрянула, заслонив лицо ладонью. Ну и пусть его. Навряд ли пожар устрою.
Вернулась в комнату и скользнула в постель. Не могла свыкнуться с мыслью, что еще утром дома была, прощалась с родными стенами, а сейчас вот лежу на чужих простынях. И хоть свежие они, да все одно не мои.
В груди заворочался кашель. Протянула руку за бутыльком с микстурой, достала пробку и сделала глоток, морщась от сладости. Кашель будто того и ждал, царапал грудь когтями, искал выход. Думала, от горячей воды легче станет, да не тут-то было — скрутило так сильно, что долго отдышаться не могла. Прислушивалась к перестуку, идущему из сердца вулкана, стараясь быстрый бег собственного сердца унять. Только это и помогло с приступом справиться.
В изнеможении откинулась на мягкие подушки, призывая сон. Во сне завсегда легче. Сон исцеляет, так и лекарь говаривал.
Долго глядела на пляшущие искры пламени в камине.
«Будто глаза хозяина вулкана», — подумалось, прежде чем уснула.
* * *
— Ну, чего тебе? — спросил хмуро. Отложил тяжелый молот, вытер выступивший на лбу пот. Волосы облепили мокрую шею, щекотали кожу. Едко пахло каленым железом, запахом привычным и любимым.
Огневик яркой
— Хозяин, обряд-то на завтра готовить?
— Торопишься куда? — спросил, скрещивая на груди могучие руки.
— Так ведь седьмица осталась, пока… того-самого…
— И что с того?
Огневик руками развел.
— Так девица-то слаба, неужто сами не видите?
Огневик ежели и ждал ответа на свой вопрос, все одно — не дождался.
— Устроил ее?
Дух закивал.
— Покои показал, предупредил, чтоб одна не ходила.
Редрик не ответил, снова взял в руки молот, взвесил на ладони. Повернулся к наковальне и ударил что было сил. Дождем во все стороны брызнули яркие искры.
— Хозяин… — опять Огневик позвал. Медленно-медленно обернулся Редрик, взвесил молот на ладони, но слова не произнес. — Так с обрядом-то чего?
— Как скажу, так и начнешь готовить.
— Так ведь в прошлый-то раз невеста ваша едва у Изначального Огня, того-самого… Сами ж сказывали…
Темные брови хозяина вулкана сошлись на переносице.
«Плохой знак», — Огневику подумалось.
— Прочь поди. Не до тебя.
— Но, хозяин…
— Прочь, кому говорю, — сказано было хоть и тихо, но тут уж Огневик не стал искушать судьбу и скользнул из зала. С хозяина вулкана станется на него кадку с водой опрокинуть — такое уже бывало. Огневик потом несколько дней в очаге отлеживался, в себя приходил.
Только надоедливый дух сгинул, Редрик к своему занятию вернулся — снова и снова опускал молот на лезвие будущего клинка, пока оно не стало тонким как перышко.
А пока работал, все о Лиссе думал. И с чего бы? И до нее ведь были невесты: огненноволосая, с косами цвета пшеницы, с волосами, будто лунные лучи… да и другие… Помнил он их так хорошо, будто перед ним сейчас стояли безмолвными духами.
До болезни, может, и были красавицы, а к нему пришли все как одна бледные, измученные, хрупкие. Словно сосуды стеклянные, в которых искра жизни затухала. Казалось, тронь их — рассыплются. И он не трогал. До того, как пред Изначальным Огнем время наставало предстать. А невесты чахли день ото дня, едва до обряда успевая дожить.
Снова подумал о Лиссе и нахмурился. Хороша девица: не отощавшая, с бровями вразлет, с волосами черными, будто вороньи перья, с глазами словно чистое небо. А все одно — умирает. Ежели б не чахоточный румянец на щеках ее и не темные круги под глазами, была бы невеста еще краше.
Снова про глаза ее подумал.
Видел лишь однажды такие, да с тех пор так и не смог позабыть… Уж не оттого ли глупость про поцелуй выдумал, а потом от дара отказался?
Или боги так над ним посмеяться решили, что девица на ту, сердце захватившую, похожа? Тотчас головой качнул, поразившись собственной глупости. Куда там… богам до него и дела нет. Прокляли они его. Давно. А потом и вовсе забыли.