Разрешенное волшебство
Шрифт:
На миг Джейане показалось, что по берегу к ним спешит не Иван, а какой-то жуткий подменыш, обманный морок, чародейная тварь, созданная им на погибель. Главная Ворожея Твердиславичей никогда не встречалась ни с чем подобным, и не было времени осторожными касаниями заклятий проверить, что же на самом деле оказалось сейчас перед ними.
— Стой! — срывая голос, взвизгнула Джейана. Да, да, именно так, позорно взвизгнула, точно девчонка, впервые в жизни увидавшая болотного листоеда — тварь жуткую обликом, но притом совершенно безобидную.
Твердислав, не задавая вопросов, сцепил
Иван покорно остановился.
— И ни шагу вперёд! — как можно более грозным голосом провозгласила Джейана. Правда, при
этом она была совершенно уверена, что стоит этому Ивану пустить в ход свою истинную магию… Однако великан вёл себя вполне смирно.
— Нам надо поговорить, — он не пользовался мыслеречью, как и в прошлый раз.
— Говори оттуда! — распорядилась Джейана. Великан пожал плечами — нарочито, напоказ, так, чтобы заметили и разглядели.
— Славно ж вы меня встречаете, друзья.
— Кто сидит у тебя на сердце? — перебила Джейана.
— Что-что? — деланно удивился было гигант, однако же упорствовать не стал. Плечи его внезапно опустились. — Ты почувствовала… Скажи мне, что?! — Тон его внезапно стал чуть ли не просительным.
“Кто сидит у тебя на сердце” означало, что человек несёт с собой какую-то магическую угрозу для остальных, угрозу, о которой он сам порой и не подозревает, если, конечно, наложившие заклятие достаточно искусны. О таком рассказывал Джейане Учитель, рассказывал длинную и грустную повесть, как однажды — в другом, совсем-совсем другом мире — злобная нечисть вот так заколдовала одного хорошего человека, а с ним ещё двенадцать его братьев с сестрами, так что могучие чародеи того мира очень испугались того, кто сидел у этих тринадцати на сердцах, и разослали их во все концы своих владений, а когда один вернулся и показалось тем волшебникам, что сидящий у него на сердце оживает, то убили они несчастного. Правда, и сами несдобровали — совесть замучила.
— Что почувствовала? — Джейана замешкалась. Как передать словами запах? Не поименовать — например, свежей травы — а именно описать его тому, у кого нос не дышит? — Смерть! Твоя, моя, его, — она указала на Твердислава. — Раньше этого не было.
— Он был прав, — внезапно громко и четко сказал Иван и сел прямо там, где стоял, обхватив голову руками. — Эти — смогут!
— Ты о чём? — рассердилась Джейана. Тверди-слав молча стоял рядом, напряжённый и внимательный, и — девушка чувствовала — уже приготовил какой-то гибельный сюрприз.
— Так сказал мне о вас один человек. Тоже Учитель, как и я когда-то, — голос Ивана странно изменился, и Джейане показалось, что он… да нет, нет, не может быть! Не может силач и воин, владеющий столь убийственной магией, позорно рыдать, словно какая-нибудь там Фатима над выпавшим из гнезда птенцом!
Однако же это было так. Иван сидел на песке и не стесняясь плакал. Плечи его заметно вздрагивали.
Неслышно подошел Бу, с каким-то странным выражением глядя на великана.
Иван меж тем мало-помалу
— Не бойтесь. Для вас это не опасно. Это у меня после того боя. — И вновь Джейане показалось, что великан чего-то не договаривает.
— Не подходи! — вновь предупредила она, подталкивая Твердислава локтем в бок — мол, не спи, будь наготове! — хотя этого сейчас и не требовалось.
— Хорошо-хорошо, — с прежней покорностью согласился Иван, хотя голос у него непонятно почему дрожал и срывался. — Но нам же поговорить надо.
— Вот оттуда и поговорим, — Джейана оставалась непреклонна. “Интересно, хватит ли мне сил отвести его заклятие?”
— Ну хорошо, — вздохнул Иван. И начал говорить.
Слова его лились очень складно, цепляясь одно за другое, выстраиваясь длинными, очень разумными и последовательными цепочками. Гладкие, ровные слова, скользкие, как вылизанные морем камни. В них что-то таилось, в этих словах. Страх? Пожалуй, да, страх, но вместе с тем — и глубоко укрытая надежда. Очень смутная, неопределенная, Джейана никак не могла достичь её корней, хотя понимала, что вслушиваться сейчас надо не в слова Ивана (их она решительно пропускала мимо ушей), а в эту ускользающую, зыбкую надежду. Она была сейчас главнее всего, словно бы Иван хотел что-то передать ей, Джейане, но не словами и не мыслеречью. Он боится, неустрашимый Чёрный Иван? Как будто бы да. Тлеет, тлеет на самом дне сознания тёмный огонёк страха смерти, тлеет. И этот страх имеет корни. Сейчас, сейчас, ещё чуть-чуть терпения. Вот-вот она их нащупает…
Джейана не видела, с какой надеждой смотрели на неё глаза Чёрного Ивана.
Твердислав покосился на подругу — так и есть, ушла в самую глубину невероятного своего колдовства, что помогает проникнуть в сокровенное. В такие мгновения Джейана становилась совершенно беспомощна, и, вздумай кто атаковать их сейчас, не смогла бы поставить и самый несложный щит.
Для Ивана — или того, кто сидит у него на сердце, — это был самый подходящий момент. Глаза Ворожеи закрыты, она вся поглощена волшбой — атакуй, твой удар не встретит отпора!
Однако же Иван медлил. Сидел на песке и говорил, говорил, говорил. В его словах чувствовался скрытый страх — охотник и воин, Твердислав ощущал его лучше Джейаны. Но продвинуться дальше юноша был не в силах.
А слова великана были совершенно пусты. Он говорил, что нужно идти вовсе не туда, что направление избрано неверно, что вот если продолжать идти сейчас на юг, то они придут в посёлок одного
из Морских кланов, и там он попытается раздобыть для них Корабль, и что идти нужно вместе, а можно, впрочем, и порознь, и Корабль можно добыть ещё и в других местах, и так далее и так далее. Твердислав удивился — Ивана он понимал с трудом. Чёткая и ясная речь бывшего Учителя сменилась какой-то тарабарщиной. Он говорил то одно, то другое, противореча сам себе; он ни разу не взглянул в глаза Твердиславу; отчего-то это сбивало с толку, и парень никак не мог понять, что же от них, собственно, хотят.