Разрешите влюбиться. Теория поцелуя

Сокол Лена

Повертелась в последний раз перед зеркалом.

Почти готова была признаться себе, что мне нравится то, что я вижу, когда вдруг зазвонил телефон.

8

Настя

– Хорошо, записала. – Пришлось немного слукавить.

Да соврать, попросту говоря.

Я носилась по комнате в поисках ручки или карандаша, но ничего подходящего никак не находилось.

– Да-да, всё поняла. Принесу.

На линии было очень шумно. Так, словно

это Паша звонил мне с оживленного шоссе – все гремело, трещало, звенело. Я отложила телефон и, повторяя названный им адрес, принялась искать ручку. В сумке ее не нашлось – ничего удивительного, еще утром отдала свою Женьке. «Не может же быть в этой комнате всего одна ручка, так?»

Стала переворачивать на столе все учебники, тетради и, наконец, в одной из них обнаружился карандаш. Нацарапала на клочке бумаги адрес, затем привела в порядок курсовую и сложила ее в пакет. Причесалась. Кудряшки уже подсохли и приняли свой обычный вид: будто большая шапка пушистого тополиного пуха собралась над глазами. Пришлось закрутить с двух сторон эту гриву в жгуты и заколоть сбоку невидимками. Получилась милая девичья прическа, которую Олька часто называла «колхоз». Но мне нравилось, поэтому оставила так.

Протянула руку, чтобы по привычке взять с полки очки, но их там, конечно же, не оказалось. Мысль о том, чтобы перейти на линзы меня пугала: вставлять что-то в собственные глаза, оттягивая до предела веко? Ковыряться в собственном глазном яблоке, скользя по нему пальцами? Бррр!

К тому же, я помнила те времена, когда еще в школе пыталась перейти на линзы – три дня адского мучения, когда ты с утра до вечера только и мечтаешь прийти и вынуть эту мерзкую медузу из своих век. Фу. А потом были и другие модели, и разные фирмы, и новые, безуспешные попытки подобрать подходящие линзы, но все в итоге оборачивалось для меня неизменными мучениями и возвращением к старым-добрым очкам.

«Отнесу курсовую, потом к маме. Буду поздно, но буду» – написала в записке для Оли и оставила ее на столе. Обычно часы посещений в больнице заканчивались в восемь вечера, но мне позволяли сидеть и до десяти, а в одиннадцать наше общежитие уже закрывалось. Поэтому за час мне нужно было добраться обратно. И, конечно, никто не оставил бы меня на улице, но поиздеваться, долго не открывая, а потом уморить чтением ворчливой монотонной лекции – это для нашего коменданта было истинным удовольствием. Поэтому и приходилось рассчитывать время таким образом, чтобы не опоздать к закрытию.

Когда я вышла на улицу, телефон в кармане опять запиликал. «Что там еще?» На дисплее отобразился номер Лиры – волонтера приюта для животных, в который я приезжала пару раз в неделю, чтобы вносить пожертвования, помогать прибраться и выгуливать собак.

– Да. – Ответила, глядя, как солнце опускается на крыши высоток.

– Настя?

– Да. – Я улыбнулась. – Или ты кому-то другому звонишь?

– Насть! – Голос Лиры звучал беспокойно. – Мне нужно, чтобы ты приехала к нам.

– Хм. А завтра можно?

–

Тут такое дело… – Она прочистила горло. – Нам очень нужна помощь. И ты как-то говорила про доброе дело.

– Да.

– И фамилия у тебя Ежова, и вообще, я подумала, наверное, это какой-то знак.

– Что? – Я уставилась на листок с адресом. В принципе, это было по пути. – Доброе дело, да. Блин. Ладно. Жди, Лира, заскочу по пути.

– Ох, спасибо, Насть! Я твоя должница!

– Надеюсь, это что-то действительно важное.

– Даже не сомневайся.

И я поплелась к станции метро.

Путь не занял много времени. Когда поднялась наружу, над городом уже стояла серая сумеречная дымка. Не то чтобы стемнело, но мои глаза уже не видели так четко. К тому же, при попытке «настроить резкость», прищуриваясь, они слезились, как от песка. А мне очень нужно было сориентироваться: где нахожусь, куда идти, как найти нужную улицу.

Остановилась, огляделась по сторонам. «Всё верно». Если пойти по этой улице до конца – там будет приют. Чтобы доехать до указанного адреса, мне нужно будет вернуться обратно и сесть на автобус. Подошла к остановке и нашла расписание. «Отлично». Нужно поторопиться – негоже шастать по незнакомому району, когда стемнеет.

И я быстрым шагом направилась вдоль улицы.

Приют встретил меня знакомым лаем.

– Альма, Клык, Алый, Пончик, Буба! – Шла меж клеток, без опаски подставляя ладони собакам. Они прыгали на ограждение, радостно скуля. Прижимались к решетке, облизывая мои пальцы. – Привет, Ворчун! – Маленький карликовый пинчер, мелко дрожа и активно виляя задом, растекался довольной лужицей при виде меня. Пришлось остановиться, чтобы его погладить. Просунула руку сквозь решетку и почесала ему спинку. Он принял ласку, рыча и скуля одновременно.

– Настя, ну, наконец-то! – Раздался за спиной знакомый голос.

Это была Лира. Одна из пяти женщин-волонтеров, которые вкладывали в этот приют все свои свободное время, деньги и силы. Просто так. Не ради какой-то выгоды, которой в таком деле и быть не могло. А потому что не умели по-другому. Не знали, как можно оставаться равнодушным, когда кто-то из братьев наших меньших мерзнет, голодает на улице или погибает от людской жестокости.

– Привет, Лир. – Я обернулась. – С ними уже гуляли? А то я могу быстренько.

Зажала подмышкой пакет с курсовой.

– Вот только что ушли ребята. Школьники. Притащили мешок корма. Откуда они только его взяли? – Женщина, улыбаясь, пожала плечами. – Погуляли с собаками под моим присмотром, помогли почистить пару кошачьих клеток.

– Ну, хорошо. – Я бросила взгляд на Ворчуна. – Слушай, скоро ведь совсем холодно станет. Куда его? Он же замерзнет.

Лира развела руками.

– Придется отыскать местечко внутри. Там его не так много, все забито, но он, и правда, околеет, если оставить его здесь даже в теплой будке.