Разрозненные страницы
Шрифт:
12, 13 ноября
Сидим. Дождь, мрак, низкое небо. Туман такой по утрам, что за окном ничего не видно. Лететь нельзя. Все в отчаянии. Снова разговор о машинах. Связаться с Берлином очень трудно.
15 ноября
Прогнозы погоды ужасны. Вызваны машины. Целый караван — 3 машины и 2 автоматчика — едем через Польшу. Ждем уже 2 дня — машины нет.
16 ноября
Выехали
18 ноября
Едем уже 3 дня.
Берлин — Штеттин — ночевка.
Штеттин — Штаргардт — ночевка.
По дороге ломаются машины. Стоим, чиним. Едем, едем, снова стоим. Вообще доехать почти невозможно. Выехали из Штаргардта. Кажется, не будет конца этому пути, несмотря на все указки, блуждаем, иногда по 10 км, возвращаемся обратно. Проехали Польшу благополучно. Поели первый раз горячий обед у поляков в дорожном кафе. Согрелись. Ночевали в Диршау. Опять дорога, дорога, уже не трудно ехать: какое-то ненормальное состояние, как будто всегда так и надо ехать, ехать…
В голове калейдоскоп зал, городов, концертов… Как красиво было в Октябрьские праздники в Берлине! Октябрь в Берлине — это надо было видеть!..
Бал во дворце Сан-Суси Фридриха Великого. Парк, озеро, прожекторы, статуи, фейерверк, оркестр. Залитые огнем бесконечные залы дворца, лестницы, золото огромных рам, плафоны, люстры (где-то комната Вольтера?). А за огромными окнами неописуемые деревья, освещенные огнями фонтаны. Подумать только — Октябрь в Берлине.
19 ноября
Приехали в своей поезд! Но раньше хлебнули горя. Испытали все варианты неудач. Вполне измученные, приехали наконец в Кенигсберг и там узнали, что наш поезд зачем-то ушел. Снова сели и, проехав 52 км, наконец его настигли. Вот она, обетованная полка, которая, может быть, привезет меня домой…
Письмо
Мне сказали в редакции, что в книге воспоминаний должны быть письма. Наверное, это правильно.
Когда-нибудь кто-нибудь составит сборник образцов современных писем, ведь существовал в XVIII веке «Письмовник» и очень был нужен. Там все было: и поздравления, и прошения, и соболезнования, и предложения руки.
Но уже нынче все иное. Совсем другое. Этим надо заняться серьезно, тут не до шуток. Ведь надо обязательно знать, как писать различные заявления в ЖЭК (теперь ДЭЗ), жалобу на банщика или на заместителя главного редактора газеты.
Я могу коснуться современного эпистолярного жанра только с одного краешка: письма детей к актерам. Они, как правило, почти все одинаковые: «Как стать артистом?» или «Пришлите, пожалуйста, Ваше фото!»
А бывают послания смешные и наивные:
«…Нас две подруги из 5 «А» класса. Мы хочем учиться в Большом театре и работать балеринами. Они целый день ничего не делают, а вечером танцуют. Там учат красиво размахивать руками…»
«…Я хочу поступить на сцену или сниматься в кино… Если Вы смотрели картину «Фанфары любви», то я там
«…Куда мне поступить в театр на сцену? Я умею говорить по-Вашему, как Рина Зеленая. Все девочки меня просят в школе, и я им разговариваю по-Вашему, как Рина Зеленая…»
«Товарищ Андрей Миронов!
Пришлите мне свою фотокарточку с автографом. Я ужасно люблю всех артистов, но Вас ужаснее всех!»
А вот есть у меня одно письмо — драгоценное…
Когда я его получила, то настолько удивилась и обрадовалась, что спрятала так далеко, что надо еще суметь его найти.
Это письмо от друга всей моей жизни, которого я видела за всю свою жизнь пять-шесть раз.
Первый раз я увидела его в 20-х годах в Ленинграде. Л. Гинзбург (его ученица) сказала мне, что я должна обязательно послушать лекции В.Б.Ш., ее мэтра. Я, конечно, сразу согласилась, ведь я читала уже две его книжки, но сроду его не видела. И на другой день мы побежали, и я была поражена.
Прошли длинные годы. Я слушала его на I съезде писателей в Колонном зале.
Потом когда-то была случайная встреча в ЦДРИ. Мы оказались за общим столиком (ужинали, что ли?). У меня была тогда синяя сумочка, чуть больше ладони, где помещались только зеркальце и носовой платок.
Я открыла молнию и, разумеется, достала зеркальце. А он сказал: «Вот о таком кисете я давно мечтал». Я немедленно протянула ему сумочку, а он ее спокойно взял, еще раз с удовольствием открыл и закрыл молнию — и положил в карман.
(Все передачи с ним по телевидению я всегда смотрела, боясь пропустить хоть слово, стараясь понять его видение, мышление, отношение.)
Следующая встреча произошла через много лет. Раздался звонок из Переделкина. В.Б.Ш. сказал, что ему исполнилось девяносто лет и он хотел бы меня видеть.
Ну, разумеется, я примчалась. И все было так, будто мы встречались каждый день.
А однажды я получила от него письмо. Теперь, если я найду его, то пожелание редактора будет выполнено.
Письмо нашла. Вот оно:
«Дорогая Рина Васильевна!
Прежде всего должен сказать, что после вчерашнего дня Вы для меня несете великое имя РИНА ЗЕЛЕНАЯ.
Очень немногие могут носить свое имя, как корону. Без отчества. Это больше, чем с отчеством. С отчеством ходят все. А с четким именем остаются очень немногие.
Моя дочь, Варвара Викторовна, и я — Виктор Борисович — я не дослужился до короткого названия — Виктор Шкловский (звонкое имя без отчества, если доживу, получу только тогда, когда минет для меня столетие), мы сидели в темной комнате, проглотили сперва какую-то смесь кусков, вырезанных из разных людей, потом диктор сказал про Рину Зеленую [17] .
17
Речь идет о телефильме «Снять фильм о Рине Зеленой» (примеч. ред.).