Разрушенные
Шрифт:
К тому времени, как дверь скрипнула, открывшись, мои руки были в крови, и я бесконтрольно дрожал от холода.
Я ворвался в место, из которого всегда пытался вырваться. Было темно, поздно и никого не было поблизости. Двигаясь, минуя ловушки и пытаясь избежать датчиков сигнализации, я направился глубже в Ад.
Я проник так дерзко и высокомерно, как они никогда даже не предполагали, что кто-то из своих придет покончить с ними. Они были настолько уверены в себе, полагая, что их человеческое оружие подчинено и верно им до конца.
Они
Никто не хотел быть здесь.
Никто не хотел служить в чистилище.
«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».
Моей первой остановкой была оружейная. Ряды ножей, лезвий и другого оснащения лежали так же, как два года назад. Наковальня была той же самой. Вонь пота и металла та же самая. Но что-то было другим. Мастерство не такое тонкое, линии не такие прямые. Кузница была единственным местом, где я находил капельку мира.
«Я хочу тебя, Фокс. Я хочу прикасаться к тебе», — голос Хейзел звенел у меня в ушах, заставляя мое сердце сжиматься. Я так чертовски сильно хотел, чтобы она прикасалась ко мне, чтобы не сталкивалась с этим дерьмом внутри моей головы.
Гребаные ублюдки должны умереть. Это мой единственный шанс освободить себя навсегда. Моя последняя надежда на исцеление. Мой последний шанс на счастье с женщиной, которую я отчаянно хочу обнимать и защищать.
Я стоял над кучей оружия, укрощая свое учащенное сердцебиение. Я хотел причинять боль. После всего я стал гребаным Призраком.
Я собрал лезвия полумесяцы, пистолеты с глушителями и молоток, который я так часто использовал, чтобы работать по металлу.
Это было все, в чем я нуждался.
Мое дыхание успокоилось, мои мышцы сгруппировались в предвкушении, и крадучись как демон, которым был, я пошел дальше по коридору. Никаких эмоций. Никакой человечности. Я стал льдом.
«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».
Глухая ночь принадлежала мне, и я пробрался в первую спальню, смешиваясь с темнотой. Я не знал, кто создал сообщество Призраков, или кто покупал наши услуги. Некоторые миссии заключались в убийстве политиков, некоторые в убийстве звезд кино. Не было разницы кого убивать, если у них были деньги, они могли купить нас. Мы были пушками напрокат, и настало время сжечь гребаное место до основания.
Первый мужчина, над которым я стоял, не был значительным. Я не был его приспешником. Он был привлекательным, хорошо сложенным, и спал как гребаный ангел. Но он был безжалостным диктатором, как и остальные — пользовался чужой болью и страданиями.
Я прижал одну руку к его рту.
Его глаза расширились, в них отражалось замешательство.
Он съежился, и его рука поднялась, чтобы коснуться меня.
Это было мгновенно. Причинить боль в ответ, если причиняют боль мне.
«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».
Я подчинился команде впервые за два чертовых года.
С точностью и эмоцией, которую можно описать как спокойствие, я провел
Мгновенно, теплая, с запахом меди кровь, полилась из его тела. Его глаза расширились еще больше, рот щелкнул под моей ладонью, и он начал метаться в агонии.
Его сердце ускоренно застучало, предчувствуя скорую кончину, и смрад, исходящий от его внутренностей, стал решающей песней на пути от жизни к поджидающей его смерти.
Я оставил его и вернулся к охоте. Охоте на дьявола. Он был первым, но определенно не последним. Я полностью отдал себя сладости убийства. Я ушел с головой в свою задачу, и все остальное перестало существовать. Время размылось, кровь пролилась, и люди умирали как гребаные мухи.
Комната за комнатой я входил и быстро расправлялся с ними. Пятерых пистолетом с глушителями. Шестерых ножами. Двоих молотком. Четверых голыми руками.
Ночь принадлежала смерти, и я был палачом.
Восемнадцатый куратор умер перед рассветом. Его последний крик прекратился, когда я закрыл ему рот рукой, и стоял прямо, разминая плечи.
Условный рефлекс пульсировал у меня в голове, и я едва мог чувствовать свои конечности. Мое тело стало орудием бойни, и я не фокусировался на брызгах крови или других человеческих частичках, покрывающих мою одежду.
Я шел дальше по коридору и точно знал, что не найду своего куратора в этом крыле. Он всегда спал один в противоположной стороне. Он был следующим в очереди на смерть. Он был моим последним трофеем.
Я наслаждался предвкушением и рыскал по жилищу, страдая от смеси воспоминаний об «Обсидиане» и этом месте. Каждый замок на двери был таким же, длина коридора такая же. Я продолжал ждать, что появится Оскар или Клара подбежит ко мне.
— Ты не плохой человек.
Клара была не права. Я был представителем худшего типа людей — я был убийцей.
Вместо того чтобы мчаться заканчивать миссию, я остановился посмотреть на клетки. Я не мог позволить им умереть за закрытыми дверями, когда я покончу с последним куратором. Я отправился в сердце дома, где располагались приборы сигналов тревоги и панель блокировки клеток.
Я вонзил лезвие в главный пульт и разорвал остальные соединения.
Мгновенно сработала сигнализация, крича предупреждением, нарушая тишину рассвета.
Помчавшись обратно наверх, я прошел мимо детей, подростков, взрослых, что выбегали из своих клеток. Новобранцы и агенты, все на разных стадиях подготовки, смотрели с недоумением и небольшой искрой надежды в глазах.
Те, кто знали меня, кивали в тихом уважении, сбегая вниз по лестнице в морозную пустыню. Были те, кого уговаривали другие, чтобы уйти.
Заняло несколько минут, прежде чем все Ведомство стало пустым склепом.
И еще одна минута, пока человек, которого я хотел увидеть, нашел меня. Я не слышал его приближения, но почувствовал его.