Разум океана. Возвращение в Итаку
Шрифт:
«Их двое, а я одна, — подумала женщина. — Какие чувства я должна испытывать сейчас? Угрызения совести по отношению к первому, неловкость, смущение, страх перед обоими… Кто из них ближе для меня?…»
Она хотела освободить руки, которые лежали на запястьях идущих с нею рядом мужчин, но не решилась сделать это.
«Нужно ли мне думать о них вообще? — спросил себя капитан. — Ведь жизнь моя начинается снова…»
На несколько километров тянулась улица, любимая улица капитана, и, подумав об этом, он уточнил: любимая в прошлом.
«Но улица не виновата, —
Теперь на улице лежала ночь, и улица приобрела иное обличье. Она стала уже, посуровела и словно насторожилась. Особняки угадывались в густой темноте размытыми пятнами, и лишь фонарь над номером дома напряженно и зорко всматривался в прохожих.
Они поравнялись с тем домом, что выстроили на пустыре в отсутствие капитана. Он поднялся выше домов-старожилов и, словно корпус плавбазы среди траулеров, стоял у улицы-причала с рядами погашенных и освещенных окон-иллюминаторов.
Волков увидел, как возник во мраке зеленый огонек, и рванулся с тротуара на мостовую, подняв руки над головой и закрывая дорогу мчавшемуся такси.
— Быстро! — крикнул капитан и распахнул дверцу Решевскому и Галке.
— Спасибо, Олег, — сказала Галка и хотела произнести какие-то слова, но капитан буркнул: «Пока», — и захлопнул дверцу.
«Волга» плавно взяла с места, и капитан остался один. Он смотрел вслед машине. Вот зажглись на повороте красные огни, донесся звук набиравшего обороты двигателя, послышался смех во дворе, и в доме, выстроенном в отсутствие капитана, погасло еще несколько окон.
«Домой, — подумал капитан. — Надо домой…»
При этом он даже не подумал, что дома, собственно, у него нет, он еще долго будет обзаводиться им, этим домом. В свое время капитан поймет, какой замечательный смысл заложен в самом понятии «дом». Сейчас ему лишь тридцать два года. Он многое успел повидать, пережить и перечувствовать, он все еще полон сил, и жизнь у капитана впереди. Пока он ощущает себя дома и в купе поезда, и в комнате Межрейсового дома — гостиницы для моряков.
Он и пойдет сейчас туда, а завтра получит новый корабль и уйдет на нем в море, туда проложена его дорога, там он будет начинать свою новую жизнь, начинать ее по иному счету, счету, который выставила ему судьба, научив ценить по-настоящему то, что человеку дается один раз.
А на берегу останутся эти двое. Они пришли друг к другу через него и пусть будут счастливы. Капитан не желает им зла.
На проспекте Мира, на повороте у гостиницы «Москва», Волкова обогнал трамвай.
Трамвай продвинулся вперед и вдруг остановился. Капитан не раздумывая подбежал к задней площадке, встал на подножку. Трамвай дернулся и покатил по сонному городу.
Вагон был пуст. Капитан сунул руку в карман и услышал женский голос:
— Одного провезу и бесплатно. До рыбного порта, поди?
Капитан заулыбался и, пошатываясь меж сидений — пустой трамвай качало, — прошел к застекленной двери вожатой.
— Спасибо, — сказал капитан.
— С приходом тебя, что ли? — спросила женщина, почти невидимая
— Да вроде того, — откликнулся капитан, продолжая стоять у лобового окна бегущего в ночь трамвая.
— И гуляешь, значит, — уточнила она.
— Гуляю…
— Мой тоже скоро придет. Дал радиограмму, что снялись с промысла. Он в Африке где-то, мудреное место, язык сломаешь, в общем, «бей» какой-то… Жду скоро. А вот и попутчики тебе…
Она затормозила на площади, и вагон принял рыбаков, молодых ребят с девчонками. Стало шумно, и капитан отошел от кабины вожатой и сел неподалеку под надписью: «Для пассажиров с детьми и инвалидов».
Наконец трамвай добежал до порта, развернулся у проходной и встал.
— До свиданья, — сказал капитан женщине. — Скоро и твой придет…
— Уж наверно, — сказала она, и капитан побрел прочь.
Волков не знал, зачем заехал сюда последним трамваем, просто его неудержимо потянуло в порт. А ведь здесь стоят корабли других капитанов…
И он не пошел в проходную, свернул налево и двинул вдоль высокой ограды к набережной реки, где снаряжали в рейсы СРТ и где не было никаких заборов.
Поздней ночью уходил на промысел траулер «Моздок». Капитан обогнул стороной тот кусок причала, где стояло судно и суетились у борта люди, слышались голоса, подходили грузовики, скрипели сходни, метались человеческие тени… Он остановился неподалеку и смотрел, как хлопочут люди, собирая себя в большую дорогу.
Капитан впервые наблюдал отход со стороны. Конечно, и ему приходилось провожать в море друзей, но сидел он обычно в каюте. А тут он видел все целиком, жадно впитывая в себя полузабытые ощущения, тот особый настрой, когда ты еще на берегу, но внутренне уже простился с ним и с нетерпением ждешь, когда можно будет отдать швартовы.
Наконец, он увидел, как сошли с борта «зеленые фуражки», матросы разошлись по местам, и на мостике возник капитан. На берегу стояло несколько женщин — рыбацкие жены пришли проститься, и глубокая ночь не была им помехой.
Послышалась команда: «Отдать носовой!» Траулер стоял носом против течения, и Волков понял, что его коллега хочет с помощью реки отбить корпус от причала, разворачиваясь на кормовых швартовых, а уже потом врубить ход, отдав все концы.
Так оно и было. «Моздок» отвалил от стенки и бойко пробежал мимо капитана, стоявшего в тени пакгауза. Вот он вышел на поворотные створы, на главном фарватере повернул направо и скрылся за излучиной реки, забитой плавбазами и рефрижераторами, траулерами и банановозами.
Капитан сидел у самой воды, курил сигареты, стряхивал пепел в невидимую реку.
«Вот ушел и еще один, — подумал капитан. — Так и я скоро уйду… И снова буду возвращаться, и снова — в океан… Что ж, в этом моя правда. Я верил в сегодняшнюю ночь, знал, что она будет. Мне нужно было прийти сюда, и я сделал это…»
— Всегда надеяться вернуться, — сказал капитан. — Вот что.
Калининград — Лабрадорское море — Солотча.
1967–1971 гг.