Разум Вселенной
Шрифт:
— Ты же вчера сказала, что это только игра в дружбу...
— Ну, зачем ты так, Юра? Такое горе, а ты...
Она покачала головой и быстро ушла.
Юрий пошел искать Ярослава. Тот, как всегда, был в лаборатории.
«Все продолжает колдовать», — с раздражением подумал Юрий, увидев за стеклянной стеной бокса белый халат, шапочку, марлевую маску на лице и очки Ярослава. Юрий постучал в стекло. Ярослав помахал рукой, растопырив пальцы. Юрий понял, что это означает подождать пять минут.
Он ждал в нетерпеливой ярости минут пятнадцать, пока, наконец, Ярослав, срывая на ходу
— Слышал? — спросил Юрий угрюмо.
— Да, — ответил Ярослав, отводя глаза.
— И что ты думаешь делать?
— Понимаешь... — начал нерешительно Ярослав и вдруг разозлился. — Ну, чего ты от меня хочешь?
— Не кричи. Я ничего от тебя не хочу. Мне нужно только выяснить, чего ты сам от себя хочешь.
— Ну, не могу же я бросить дело, на которое потрачено столько сил и времени...
— Неужели ты до сих пор не понял, что все дела, которыми мы здесь занимаемся, не стоят выеденного яйца и их нужно бросать независимо от каких-либо чрезвычайных событий? Я не понимаю, как можешь ты, наткнувшись на новый подход к лечению опухолевого перерождения, вместо того чтобы добиться разрешения его разрабатывать, продолжаешь копаться в своих культурах!
— Ты же понимаешь, что наш профессор будет категорически возражать против этой темы и разрабатывать ее не позволит...
— Тогда нужно переходить в другую лабораторию, где можно рассчитывать на понимание...
Ярослав исподлобья посмотрел на Юрия.
— А где еще на биофаке есть такие условия для культуры тканей?
— А на черта тебе эти культуры, если ты будешь заниматься выделением противораковых антител?
Ярослав в замешательстве снял очки и стал протирать их платком.
— Словом, ты как хочешь, а я вынес твердое решение, — сказал Юрий. — На, читай!
Он вынул из кармана сложенное вчетверо заявление и подал Ярославу.
— Сегодня я буду говорить с Брандтом, — продолжал Юрий. — У меня тоже возник свой план. И самый конкретный. Если Всеволод Александрович не согласится на его осуществление, я ухожу из лаборатории.
— Какой план? — оторопело спросил Ярослав.
— Цитотоксины, — коротко ответил Юрий. — Антитела против тканей. И в первую очередь цитотоксин против кроветворной ткани.
— Черт возьми! — воскликнул Ярослав. — А ведь это мысль! Разрушить с помощью цитотоксинов всю кроветворную ткань...
— И одновременно подавить лейкоз, — закончил Юрий.
— А новый кроветворный аппарат создать введением костного мозга...
— Только в качестве временной меры. А потом стимулировать собственное кроветворение малой дозой цитотоксина. Понимаешь? — возбужденно объяснил Юрий.
— Понимаю.
— И если к этому добавить воздействие антилейкозными гамма-глобулинами, полученными по твоему методу...
— Здорово, — наконец произнес Ярослав.
— Так за чем же дело стало? Хочешь, пойдем с этим предложением к Брандту вместе?
Ярослав медленно опустился на стул. Вытер пот, обильно выступивший на лбу. Лицо его выражало страдание.
— Мне осталось совсем немного, — тихо проговорил он.
— Немного! — язвительно передразнил его Юрий. — Что
— Да пойми ты! — вскипел Ярослав, вскакивая. — Не могу я оставить свою работу, не могу!
— Я очень хорошо понимаю, — Юрий задыхался от ярости. — Конечно, работать по плану, утвержденному в высших инстанциях, легче и безопаснее, чем действовать на свой риск и страх. Я не понимаю только, как можно совместить такое отношение к своим обязанностям с пониманием общественного долга советского ученого.
Ярослав стоял, опустив глаза, стиснув зубы так, что сквозь краску его щек проступали белые пятна.
— Прощай! — проговорил Юрий. — Видно, правильно говорят, что дружба испытывается бедой.
Он круто повернулся и вышел из комнаты. Его всего трясло от бешенства. Он пошел к себе, чтобы немного успокоиться перед разговором с Брандтом. На своем столе он обнаружил записку: «Всеволод Александрович здесь и готов Вас принять». Юрий посмотрел на часы. Было пять минут шестого. Перепечатанный на машинке отчет уже лежал на столе.
Ничего не поделаешь, надо идти. Спокоен он или нет, его решение непреклонно. Юрий потрогал боковой карман. Заявление было на месте.
Глава четвертая
Профессор Панфилов
Итак, корабли сожжены. Юрий вышел из кабинета профессора Брандта, держа в руках свое заявление, на котором появилась короткая надпись: «Не возражаю. В. Брандт».
Надпись, конечно, совершенно не соответствовала отношению Всеволода Александровича к заявлению Юрия. Он возражал долго, настойчиво, упорно. Выражал готовность пойти навстречу любым пожеланиям Юрия, изменить план работ в любом направлении. За исключением одного — экспериментировать в расчете на защитные и восстановительные силы организма. В отношении к лучевому поражению и его последствиям эти силы продолжали казаться Всеволоду Александровичу лишенными всякого значения. Но Юрий даже не спорил с профессором, молча слушая его возражения против своего плана. С самого начала ему было ясно, что этот план Брандт принять не может. А для того чтобы уговорить Юрия отказаться от своего плана, Всеволод Александрович не имел никаких средств, кроме собственного убеждения в бесплодности любых воздействий на последствия лучевого поражения, кроме как через пресловутую генетическую информацию. Вот почему вступать с ним в спор Юрию не хотелось.
Словом, на заявлении появилась надпись Всеволода Александровича. Корабли сожжены. Если Панфилов откажется принять Юрия в свою лабораторию, положение будет малоприятным. Больше того, и сделанный Юрием шаг, пожалуй, окажется совершенно бесцельным. Хотя, впрочем, нет, этого шага не сделать уже было нельзя. Остаться в лаборатории Брандта означало обречь себя на вечную неудовлетворенность, вплоть до того момента, когда сам Всеволод Александрович не убедится в том, что использовать Юрия для работы в интересующем Брандта направлении не удастся. Значит, другого выхода не было. Теперь только добиться встречи и разговора с Панфиловым. Юрий решительно зашагал на кафедру морфобиохимии.