Разве бывают такие груши (рассказы)
Шрифт:
– И веранда утепленная!
– обойдя лестницу, тоже подбоченилась Ольга Иларионовна, а Петр Иваныч провел по неровному краю доски пальцем, сказал: "Чепуха какая-то!" и бросил доску в угол. Выбрав другую, он опять залез на лестницу и, потянувшись за гвоздем, пробормотал: "Утеплял же я уже стекловатой!"
– Стекловатой? Стекловатой?
– ахнула Ольга Илларионовна, в изумленье воздев к потолку сплетенные пальцы, побежала было к двери, но обернулась и строго спросила: "А веранду?"
– И веранду!
– с гвоздем во рту кивнул Петр Иваныч,
Сыромятниковы горевали на дороге над пустым мешком. Ольга Илларионовна сорвала желтый ноготок и, помахивая им, прошлась туда-сюда.
– А у нас дом утеплен стекловатой!
– нанюхавшись ноготка, наконец, сказала она, и все Сыромятниковы на нее уставились, сыромятниковская мама закусила губу, сыромятниковский папа зачесал подбородок, а сыромятниковский пацан вдруг прищурился из-под очков и, глядя вверх, ехидно пропищал: "А зачем хотели паклю брать?"
– Паклю?
– под тремя усмешками Сыромятниковых растерялась Ольга Илларионовна, взгляд ее побегал-побегал по огороду и наткнулся вдруг на прошуршавшего в кабачках крота.
– Паклю?
– заправив ноготок в карманчик, кокетливо повторила Ольга Илларионовна.
– Паклей превосходно затыкать кротовые норки!
– и, победоносно оглядев умолкнувших Сыромятниковых, она поплыла между грядок.
Сыромятниковы, волоча пустой мешок, уныло побрели к себе. "Тук-тук-тук", - прибивал доски в доме Петр Иваныч, и Ольга Илларионовна деловито подняла с грядки опрыскиватель и принялась пшикать белой жидкостью в китайскую розу.
1978
Утренний звонок или мужчина в воскресенье.
Я лежу на диване и думаю, вставать или не вставать, когда звонит телефон. Я представляю - вот я решительно вылезаю из-под теплого одеяла, вдвигаю ноги в ледяные тапки, снимаю трубку, и, оказывается, это скрывшийся с горизонта приятель, вдруг вспомнив обо мне, зовет на день рождения. Жена, конечно, не пускает, веля пылесосить, но я вырываюсь, внезапно попадая в сплошь творческую среду. У приятеля три художника, писатель и кинорежиссер, и все потрясенно смотрят на мое лицо, художники ахают: "Какой типаж!", хватаются за кисти, писатель закидывает вопросами, уже задумав роман, режиссер умоляет взять главную роль. Съемка, фестиваль, интервью, автографы, удивленное пожатие плеч при виде пылесоса.
Телефон звонит, и я представляю иначе. Звонит моя двоюродная бабушка. Сдай мои бутылки!
– слезно просит она, и я, с негодованием отвергнув предложения пропылесосить, устремляюсь к одинокой старушке. К ней случайно заходит старичок-сосед, я прихватываю и его бутылки, а потом, мигом слетав туда-сюда, чиню старикам приемники, треская по стенкам ладонью изо всей силы.
– Ах, какой хваткий молодой человек!
– удивляется оказавшийся академиком старичок, и берет меня к себе в аспиранты, и мы с ним пишем диссертации, сначала такую, потом - еще одну, и вот я уже член-корреспондент, и когда за дверью моего кабинета гудит пылесос, я сосредоточенно зажимаю уши.
Телефон все продолжает звонить, и меня вдруг будто обливают кипятком. Вот я беру трубку, а на другом конце - молчание,
И тогда я представляю то, о чем следовало бы подумать раньше, и что теперь становится явью. Вот я, так и не вылез из-под одеяла, а остался хранить тепло, предпочтя мизерную сиюминутную выгоду неведомому и, быть может, великому. Но что впереди? Пролежать-то удастся не больше десяти минут, а там придет из булочной жена и абсолютно точно заставит пылесосить. И когда телефон внезапно начинает звонить снова, я невероятным усилием воли все-таки срываю одеяло и бегу босиком, а, разобрав через шипенье в трубке женское алеканье, ликую, что это та девушка, судорожно соображаю, куда кидаться за карандашом, чтобы писать ее адрес, но вдруг улавливаю совсем иные интонации.
– Валяешься, бездельник? Еще не пропылесосил? Пылесось, я стою на углу за бананами!
– кричит из трубки жена и, глядя на остывший диван, я думаю, сколько еще мог бы лежать, пока она там стоит, а потом, бормоча: "В следующее воскресенье не обманешь!" - все-таки уныло плетусь за пылесосом.
1979
Поздняя любовь
Любовь к нему открывается мне ежедневно лишь где-то в двенадцатом часу ночи. Рано утром, когда я второпях собираю в садик детей, а он бесшумно моет посуду, а через пять минут не только побрился, но даже почистил ботинки, я не успеваю и похвалить его за расторопность.
На работе, закрутившись среди звонков и бумаг, я вспоминаю о нем лишь однажды: он сообщает по телефону, что достал набор с рыбой холодного копчения, и теплое чувство к нему, не успев возникнуть, улетучивается под напором схем и чертежей.
Мне некогда даже улыбнуться ему, когда сунув мне на остановке запеченную сардельку и одновременно прогнав пристающего ко мне хулигана, он выхватывает у меня одного из наших детей и уносится с ним в музыкальную школу. Я лечу с другим в художественную и, не успев порадоваться, как метко он врезал хулигану, уже думаю лишь о том, как бы втиснуться в автобус.
В субботу к нему приходят друзья и, слыша, как в споре солирует его звучный голос, я не успеваю возгордиться, потому что из духовки начинает подозрительно пахнуть, и, забыв про все на свете, я бросаюсь к подгорающему пирогу.
В воскресенье ко мне приезжают подруги, он исчезает с детьми и появляется лишь однажды, внося по-особому заваренный кофе, но я не в состоянии оценить его такт и чуткость, потому что, исповедуясь в жутких личных драмах, подруги требуют всепоглощающего внимания.