Разведчик «Мертвого сезона»
Шрифт:
Лондон. Меблированная квартира в 800-квартирном доме (по сто на этаже, кроме первого, где бассейн, клуб, салон красоты, бар, магазинчик самообслуживания, парикмахерская — и все это по ценам в два раза выше обычных, но торопишься — увы, заплатишь!).
Кухонька маленькая, с цементным полом (что плохо: в деревянном можно что-то спрятать!); на полу ковер.
Белье меняют два раза в неделю, кроме полотенец, которые надо ежевечерне отдавать в прачечную на первом этаже.
Дом — с семью пожарными выходами (прекрасно на случай «ухода»!), десять минут пешком
Мелкий ремонт за съемщиком. Месячная оплата — два шикарных мужских костюма (в привычном для нас переводе на рубли).
Правление моей фирмы было в центре города. Я ездил на работу не на машине, которую там негде приткнуть, а «как все», на метро, иногда на автобусе. А мои шикарные лимузины стояли либо в гараже, либо просто на улице возле дома: по четным дням на одной стороне, по нечетным — на другой, чтобы улицы можно было беспрепятственно чистить.
«Женский вопрос» лишь условно можно отнести к «быту» разведчика: это не быт, а, я бы сказал, условия его деятельности, некоторым образом затрагивающие личную жизнь. Вообще-то дело хоть и щепетильное, но естественное: разведчик живет за границей не один год (я двенадцать прожил), — а если он не старик? Ситуация не из простых, потому что возникают разные «но».
Во-первых (если это не «во-вторых»), у многих дома остались жены: вопрос приобретает, таким образом, нравственную окраску.
Во-вторых (если это не «во-первых»), Центр очень опасается прочных связей разведчика: любовь, как известно, вытягивает из человека самые страшные тайны, и, если заграничная партнерша разведчика не его жена, дело принимает опасный поворот.
Однако, в-третьих, если он, живя в обличье художника, шофера, журналиста, бизнесмена и так далее, вообще не будет иметь никаких отношений с женщинами, его окружение воспримет этот факт как вызывающий или, по крайней мере, странный: не «голубой» ли и прочие вопросы такого рода. Вот и выделится человек из толпы, чего ему категорически делать нельзя!
Стало быть, надо проплыть между Сциллой и Харибдой и чтобы были «отношения», но такие, будто их нет. А как это осуществить? Хотите знать, какой тут возможен выход из положения?..
Не помню кто, кажется, Сократ (или Сенека?) на вопрос молодого мужчины, обратившегося к мудрецу за советом, жениться ему или не жениться, ответил: «Как бы вы ни поступили, юноша, вы об этом горько пожалеете!» Моя точка зрения на «женскую проблему» в чем-то схожа: и без женщины разведчику никак нельзя, и с нею тоже невозможно!
Один мой коллега, намучившись, поступил так. Во Францию из Англии приезжали по обмену на языковую практику молодые женщины, чаще всего студентки, это называется, если не ошибаюсь, «опэр» (на пару). Они были, как правило, из обеспеченных семей, а устраивались на работу в качестве гувернанток, официанток или секретарш в офис. Главное их достоинство, с точки зрения моего коллеги, заключалось в том, что пребывание их в стране ограничивалось трехмесячным сроком.
С этими молодыми и прекрасными дамами он и появлялся на людях, очень
Через три месяца: гуд бай, май диа герл! Адью, сэр! И на память о замечательно проведенном времени невинный презент: то ли шубка, то ли колечко…
Внешне, возможно, все это выглядит, с точки зрения пуритан, не очень нравственно, а что делать? Избранный моим коллегой вариант, право, наименее травматичен для всех «сторон»: прежде всего, для молодой леди, которая за три пролетавших месяца не успевала привыкнуть к «сэру», стало быть, и для Центра, который мог быть спокоен за тайны, находящиеся в прямой зависимости от прочности отношений, и, наконец, для разведчика и его совести, поскольку отношения эти были добрыми, не строились на обмане или авансах, а были премилой «игрой», на которую охотно шли его партнерши и о которой он мог потом дома с улыбкой рассказывать родной жене, хотя я не уверен, что жена с улыбкой воспринимала его рассказ…
Конечно, бывали случаи, когда разведчик имел разрешение Центра на брак с иностранкой, женился, рожал детей и жил счастливой жизнью, но это было позволено только холостякам, кроме того, жена становилась тогда помощницей разведчика, утвержденной Центром и прошедшей перед утверждением все необходимые формальности.
Зарплату я получал в соответствии со своим званием и должностью: фактически ее получала жена, причем во Внешторге, за которым я для нее значился. Мне же давали так называемое «валютное обеспечение», присылая его с курьером. Как вы понимаете, это «обеспечение» с лихвой покрывалось доходами фирм, и я, таким образом, не был Центру в убыток.
Что же касается моих «фирменных» заработков, то они были, по сути дела, не мои. А к прибыли я и вовсе не имел никакого отношения. Личные траты позволялись мне только для прикрытия и никогда для удовольствия. Все, что я тратил «на себя», затем шло в финансовый отчет Центру, и если там полагали траты лишними, их элементарно вычитали из моего заработка.
Даже на такой рискованной работе нам не разрешали отождествлять карман собственный с государственным. Напомню: весь оборотный капитал и прибыль моих четырех фирм (миллионы фунтов стерлингов!), умножаемые каждый год не без моей помощи, были «социалистическим имуществом». Парадоксально, но факт.
Расходы из «валютного обеспечения» тоже согласовывались мною по сумме с Центром. Агенту-министру я платил иначе, чем агенту-клерку — это понятно. Впрочем, не только от должности помощников зависели мои траты, а в первую очередь от ценности поставляемой ими информации.
Кроме того, я всегда боялся, как бы «озолоченный» мною агент не спился, да и денег, откровенно говоря, было жалко. Поэтому, передавая помощнику сумму, предположим, на покупку автомашины, я часть ее временно удерживал, говоря: вот вам столько-то от договоренного, остальное потом, а машину покупайте в рассрочку! — ни физически, ни морально не мог доставить агенту, мною завербованному, такого удовольствия, чтобы он сел за руль собственной машины, полностью выкупленной! Тут во мне, вероятно, поднималось и клокотало классовое сознание.