Разведчик с Байкала
Шрифт:
— На, пей! — махновец протянул ему эмалированную кружку, до краев наполненную водкой. — Пей, пей и голова трещать не будет!
«Придется выпить, — подумал Чимит, видя вокруг возбужденные лица с осоловелыми глазами. — Иначе все дело можно испортить».
Он посмотрел на предназначенную ему кружку и, прежде чем взять ее, произнес:
— Чесно слово, я выпил, много выпил. Больше никак не можу.
— Не может человек и не надо, — неожиданно раздался голос колчаковского полковника. — Нам же больше останется.
Несколько
— Тогда пусть этот налим мне з... поцелует, — в пьяном угаре выкрикнул Менов-Дожин.
Дикий смех потряс избушку.
— Только смотри, не кусайся, — расстегивая ремень, предупредил махновец. — Укусишь — голову снесу!
«Будь что будет, а дам ему сейчас пинка!»— твердо решил Чимит.
— Ну, давай, налим, быстрее! — требовал Менов-Дожин. — Сколько еще буду ждать!
Мэргэнов решился было уже пнуть его, как в это время послышался возмущенный голос:
— Это дикость! Хулиганство! Верные защитники России должны ратовать за культуру...
Махновец бесцеремонно перебил его:
— А я чихать хотел на культуру и на тебя, Кравцов, вместе с ней! — Вот поцелует налим мою з... и все культурно будет.
Дерзкое непочтение Менова-Дожина к Кравцову, видимо, задело главаря.
— Подними, Менов, штаны, — строго произнес он, — и извинись перед Григорием Захаровичем.
Менов-Дожин послушно натянул штаны и, повернувшись к Лабунцеву, запальчиво выкрикнул:
— Хватит командовать! И если хочешь, поцелуйся с Кравцовым сам. У меня нет такого желания.
Все притихли.
Главарь подошел к махновцу и впился в него глазами. Прошло несколько тяжких минут. Наконец, желая, видно, разрядить атмосферу, Зверев робко произнес:
— Выгнать его, Степан Иванович, и пусть себе идет на все четыре стороны.
— Меня не запугаете! Уйду, хоть сейчас уйду! — огрызнулся Менов-Дожин и потянулся к своим вещам.
— Смутьян! — заорал Галепов. — Извинись лучше, а то потом поздно будет!
— Ты мне будешь еще указывать! — процедил махновец и обложил Галепова гнусной бранью.
— Безобразие! — вымолвил Кравцов. — Пусть убирается куда ему любо, только чтобы духу его здесь не было.
Менов-Дожин, накинув на себя плащ, направился к выходу, но путь ему преградил Лабунцев.
— Говоришь, что я накомандовался? — спокойно спросил он. — Ты хорошо продумал свои слова?
Махновец попытался молча обойти главаря, но тот сказал:
— Постой, голубчик. Сначала сдай оружие.
— Если оно тебе нужно, то возьми сам, — осклабился Менов-Дожин.
Лабунцев обшарил его одежду, вытащил два нагана, а затем кратко произнес:
— Зверев и Лозов! Отведите его на Ангару и расстреляйте!
Менов-Дожин мгновенно опустился на колени и начал вымаливать у Лабунцева прощение. Видя, что главарь пропускает мольбы мимо ушей, он подполз к кровати, на которой лежал Кравцов.
— Простите меня,
Но Кравцов не стал его выслушивать.
— Я прощаю, — презрительно произнес он и отвернулся к стене.
Рыдая, Менов-Дожин снова подполз к главарю. Тот оттолкнул его и приказал:
— Вон стоит та самая кружка, которую ты приготовил для бурята. Встань и выпей ее сам.
— Выпью, Степан Иванович, выпью, — с надеждой залепетал махновец, поднимаясь с пола. — Все сделаю, Степан Иванович, все, что прикажете.
— Ну, ну, быстро, — дружелюбно торопил главарь и, когда Менов-Дожин выпил, не меняя тона, закончил: — Прошу привести приговор в исполнение.
Менов-Дожин снова повалился на колени, ухватился за ноги главаря, стал целовать сапоги, но Зверев и Лозов схватили бандита за руки и вытащили из избушки. Немного погодя где-то рядом раздался выстрел.
— Царство ему небесное, — прошептал Кравцов и, помолчав немного, попросил:
— Налейте мне вина.
— Мне тоже налейте, только водки, — сказал Лабунцев, когда возвратились Зверев и Лозов.
И снова зашумела попойка. Мэргэнов, боясь, что за ним снова следят, опасался выходить на улицу.
«Сам погибну, но не выпущу ни одного бандита отсюда, — думал он, прижавшись к плите. — Эх, только бы часового снять...»
Лишь перед самым рассветом, когда все бандиты забылись в беспробудном пьяном сне, Чимит тихо, на цыпочках, вышел из сторожки.
— Ты куда, парень? — окликнул часовой, но Чимит бросился на него, сбил с ног и мгновенно заткнул ему рот кляпом.
Часовой не сопротивлялся. Он как-то странно крутил головой, словно стараясь указать Чимиту на что-то. Мэргэнов внимательно посмотрел на него. Часовой еще сильнее закивал головой, указывая на свою правую ногу. «Нога у него будто бы невредима, — соображал Чимит. — Видно, на карман свой кивает». — И он провел рукой по карману часового. Вынув оттуда листок бумаги, Чимит развернул его и прочитал:
«Товарищ Орлов!
Гроза, которая была сегодняшней ночью, до нитки промочила нас всех. Крав. и Гал. сильно простудились. У них высокая температура, а никаких медикаментов нет.
Лаб. сказал, что пойдем заметать следы в У-У р-н. Сначала он поехал со Звер., но этот вернулся один. Говорит, нашли неплохое место, поживем дня два. Еще, говорят, рыбы там много и что теперь надо достать водки побольше.
Когда будем на новом месте сообщу, пока не знаю, где будем.
Сейчас труднее захватить Лаб., так как Крав, и Гал. болеют. Разговаривал с двумя, но они боятся его. Говорят, что он «волк в овечьей шкуре»...