Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной

Филичкин Александр Тимофеевич

Недолго думая, подросток отбросил вилы и, снимая на ходу рубашку, кинулся на отчаянный детский крик. Когда он выскочил на крутой обрыв, то сразу увидел, что на середине протоки бестолково барахтается щуплый соседский пацан. Лениво текущая вода медленно уносила утопающего ребенка вниз по течению. Мальчик все реже выныривал и с каждым разом все меньше времени удерживал голову над поверхностью.

«Ногу свело!» — с ужасом подумал Григорий. Скинул портки, съехал на заднице по песчаному откосу и с разбегу бросился в реку. Стремительными саженками преодолел с десяток метров и оказался на стрежне. К тому времени измученный пловец уже совершенно выбился из сил. Перестал барахтаться и окончательно скрылся из виду.

Подросток

широко расправил грудную клетку, глубоко вдохнул и набрал как можно больше воздуха. Затем сложился в поясе и быстро нырнул. Оказавшись под водой, он открыл глаза и осмотрелся по сторонам. Вокруг была видна лишь зеленоватая муть, не позволяющая что-либо увидеть на расстоянии более трех метров. Каким-то непостижимым чудом Григорию удалось разглядеть продолговатое светлое пятно. Оно медленно уходило в темную, нестерпимо страшную глубину.

Яростно работая руками и ногами, Григорий изо всех сил устремился вслед за тонущим мальчиком. Безвольно раскинув неподвижные конечности, приятель уже почти опустился на неровную и рыхлую подушку ила. В этот миг подросток ухватил Витьку за давно не стриженные волосы. Перевернулся в воде и попытался со всей силой оттолкнуться от дна.

Совершенно неожиданно его ноги провалились в холодную, буквально ледяную взвесь и ушли в нее сначала до щиколоток, а потом и до самых колен. Григорию показалось, что он продолжает погружаться в жидкую грязь и это будет длится бесконечно долго. Подросток вдруг подумал, что сейчас увязнет в этом болоте по самую макушку и никогда не сможет выбраться наружу.

Он уже почти решил бросить товарища и, пока еще не поздно, попытаться спастись самому. В этот миг его ступни неожиданно наткнулись на что-то твердое. Двигаясь по инерции, подросток немного присел. Изо всех сил оттолкнулся ногами и отчаянно прыгнул вверх. Рванулся что есть мочи, всей душой стремясь к светлому мареву, висящему над головой.

Плыть с грузом в руке оказалось очень неудобно и невероятно тяжело. В глазах у него вдруг потемнело, а в ушах раздался тягучий басовитый звон. Почти теряя сознание, подросток продолжал усиленно грести обеими ногами и свободной рукой. Ладонью второй он крепко-накрепко сжимал длинные пряди волос безвольно обмякшего приятеля.

Лишь ценой неимоверных усилий ему все-таки удалось выбраться на поверхность. К тому времени ни единой капли сил в мышцах, ни одного грамма воздуха в легких уже не осталось. На последнем издыхании Григорий вынырнул из глубины, и его лицо наконец-то показалась над водой. Он судорожно вздохнул и вытащил на воздух голову спасенного соседа.

В памяти мгновенно всплыли плакаты по спасению утопающих, много раз виденные мальчиком на пристани Волги. Он повернул Витьку спиной к себе. Прижал левой рукой к груди и, двигаясь боком, медленно поплыл к берегу. Грести, прижимая к себе пацана, тоже оказалось безумно тяжело. Особенно сразу после того, как ему едва-едва удалось вытащить товарища с большой глубины.

Истратив все свои последние силы, Григорий каким-то чудом все же смог добраться до мелководья. Встал на ноги и, сильно шатаясь, вышел на берег. Только здесь он с огромным трудом разогнул левую руку, которой держал приятеля. Ослабил судорожную хватку и бросил мальчишку на горячий песок. Пацан ударился спиной о землю и благодаря уклону берега перекатился на живот. Сильно закашлялся и исторгнул из себя мощный фонтан мутной воды.

Согнувшись в поясе, Григорий стоял рядом. Опирался руками на свои колени и от невероятной усталости с трудом сохранял равновесие. Оба паренька тяжело и хрипло хватали ртами живительный и невероятно вкусный вечерний воздух. Вокруг бестолково суетилась и наперебой галдела деревенская малышня. Наконец оба приятеля кое-как отдышались. Медленно оделись и вместе пошли домой.

Через неделю подросток уехал в Самару, и больше ребята

никогда не виделись.

Офицер оторвался от многочисленных бумаг, лежащих перед ним, и поднял на Григория глубокие серые глаза. В следующую секунду в его взгляде промелькнула целая гамма противоречивых чувств. Они набегали одно за другим и торопливо сменяли друг друга. Начиналось все с полного равнодушия, переходящего к слабой заинтересованности. Затем вдруг возникло сильное недоверие, стремительно перетекающее в удивление. И, наконец, появилась радость полного узнавания, мгновенно сменившаяся страхом, перерастающим в настоящую панику.

Энкавэдэшник выпрямил спину и буквально окаменел. Несколько секунд он тупо молчал, а потом едва слышно пробормотал:

— Садитесь, — не дожидаясь, пока заключенный устроится на неудобном табурете, он принялся торопливо листать бумаги. Наконец оторвался от личного дела, заведенного еще в немецком трудовом лагере, и снова воззрился на нежданного знакомца.

— Ты? — сдавленно выдавил из себя офицер.

— Я! — вынужден был признаться подследственный.

Позвякивая горлышком графина о край посуды, особист налил полный стакан воды. Трясущимися руками поднял со стола и залпом выпил. На последнем глотке он сильно поперхнулся и мучительно закашлялся. Точно так же, как когда-то на речном берегу, многие годы назад. С огромным трудом он восстановил сорванное дыхание. Вытер рукой выступившие на глаза слезы и, немного придя в себя, тяжело откинулся на спинку кресла. Потом внезапно охрипшим голосом коротко приказал:

— Рассказывай!

Ничего не утаивая от следователя, Григорий подробно доложил о лагере военной разведки, где ему пришлось немного поучиться перед войной. Об обороне Севастополя и неудавшемся прорыве блокады. Тщательно перечислил все лагеря, в которые ему довелось попасть, и все даты, что удалось запомнить.

Единственное, о чем он благоразумно умолчал, так это о двух последних днях своего пребывания в польском учебно-тренировочном заведении для сторожевых собак. В первую очередь он забыл упомянуть о разговоре, состоявшемся на прощальном банкете, устроенном герром комендантом. И, конечно же, об особом мандате, выданном этим крупным чином СС. Ведь только благодаря этому странному приказу парень и оказался не в лесной могиле, а в трудовом лагере для перемещенных лиц.

Офицер усердно записал все услышанное от заключенного. Немного подумал и с трудом выдавил из себя:

— Я подам запрос о твоем пребывании в школе армейской разведки. Если бумаги сохранились, я всеми силами постараюсь отмазать тебя от ГУЛАГа. Сейчас формируются штрафные батальоны для войны с Японией. Боевой опыт у тебя есть, так что, надеюсь, ты еще повоюешь. Может быть, и жив останешься, а если сильно повезет, то сможешь смыть кровью свою вину перед Родиной.

Сейчас я распоряжусь, и тебя немедленно переведут в другой барак, где содержатся заключенные с легкими статьями. Не вздумай там ни с кем болтать! Вообще, не трепи языком! Ничего не говори ни о себе, ни тем более обо мне! Иначе и меня с тобой в Сибирь закатают на лесоповал! А то и вовсе расстреляют, как пособника врага народа! Понял?

Как ни странно, все нужные бумаги Григория оказались в целости и сохранности. Были тщательно пронумерованы, подшиты и хранились там, где им и положено находиться. Видимо, не зря парень многие ночи грузил тяжеленные ящики с документами в Севастопольском порту. Добрались-таки они до родных берегов, а затем неожиданно скоро отыскались и пришли по прямому назначению.

Все до единой характеристики на парня оказались неожиданно хорошими. В конце концов эти многочисленные положительные отзывы и сыграли основную роль в его нелегкой судьбе. Бывший сосед — некогда приятель Витька, а теперь офицер неумолимого и неподкупного НКВД, тоже не обманул и все-таки отмазал Григория от страшного ГУЛАГа.