Разведчики специального назначения. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ
Шрифт:
Так, 17.8.86 года при проведении налёта на н.п. Пурдиль вывел группу из-под интенсивного огня мятежников без потерь, при этом группой было уничтожено 6 мятежников, подавлены расчеты БО и ДШК.
Так, 5.01.87. года, командуя досмотровой группой в р-не 30 км юго-зап. Калат, умело руководил действиями подчинённых по захвату каравана. Проявив отвагу и героизм, организовал бой под обстрелом мятежников. Смелыми и решительными действиями группы под его руководством уничтожено 15 мятежников, З ПУ ПЗРК «Стингер», 5 ед. СО, 3 мотоцикла и документы. Лично захватил ПУ ПЗРК «Стингер» в сборе. Группа
ВЫВОД: За мужество и героизм, проявленные при исполнении интернационального долга, умелые действия при захвате секретного образца вооружения мятежников, достоин присвоения звания ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА с вручением ордена ЛЕНИНА.
(командир) 186 отдельного отряда специального назначения 22 отдельной бригады специального назначения 40 ОА ТуркВО.
7 января 1987 года майор (подпись) Нечитайло (гербовая печать части)
Документ опубликован именно в том содержании, в каком (электронном) он попал ко мне. Это второй или третий экземпляр, поэтому имеются некоторые нестыковки.
По достоверному свидетельству одного из участников событий, сразу после посадки вертолёта, в котором находились Е. Сергеев, В. Ковтун и несколько бойцов, приземлился МИ-8 старшего лейтенанта Василия Чебоксарова. Именно он был командиром досмотровой группы № 711, а офицеры Сергеев и Ковтун тогда имели цель провести рекогносцировку для выполнения другой боевой операции, что нисколько не умоляет их заслуг в захвате «Стингеров».
Немедленно после приземления вторая часть досмотровой группы сходу также вступила в бой. События были настолько спонтанны и скоротечны, что выделить кого-то особо теперь не представляется возможным. Однако факт остаётся фактом: захват первых «Стингеров» был произведён разведчиками 1-го взвода старшего лейтенанта В. Чебоксарова из состава 1-й роты и офицерами батальона Е. Сергеевым и В. Ковтуном.
Насколько мне известно, в широком доступе полный список участников публикуется впервые:
1. Айтбаев Марат, сержант
2. Антонюк Валерий, лейтенант
3. Богунов, рядовой
4. Жданов Сергей, сержант
5. Ковтун Владимир, ст. лейтенант
6. Колотов, рядовой
7. Лусников Сергей, рядовой
8. Назаров Александр, рядовой
9. Охоткин Дмитрий, сержант
10. Попов Вадим, рядовой
11. Расторгуев Геннадий, мл. сержант
12. Сафаров, рядовой
13. Сергеев Евгений, майор, заместитель командира батальона, Герой России (посмертно)
14. Скоробогатый Константин, мл. лейтенант
15. Харенко Алексей, сержант
16. Чебоксаров Василий, ст. лейтенант, командир 1-го взвода 1-й роты
К слову сказать, потерь среди выше поименованных солдат и офицеров до конца службы в Афганистане не было. Около половины солдат срочной службы на тот момент прослужили не более шести месяцев.
Глава 3
Второй день моего пребывания в бригаде – а это был четверг – оказался ещё более благоприятным – в часть прибыли три моих однокашника: Коля Старченко, Боря Максимов и Саня Зайков. Последний был братом моей жены и близким другом, он и остался им – самым надёжным и верным – на всё время.
После обеда мы, все трое, в парадной форме отправились представляться командованию части. Командира части на месте не оказалось, но зато в коридоре нам встретился толстый человечек
Капитан пригласил нас в свой кабинет, поинтересовался выпускными отметками и тут же отчитал нас в беспардонной форме за тройки: меня и Борю Максимова по физподготовке, Колю Старченко по китайскому языку. Было неловко слушать унизительные замечания от человека, явно не блистающего какими бы то ни было физическими данными и не владеющего ни одним иностранным языком. При этом отличные отметки по тактико-специальной подготовке, минно-подрывному делу и остальным предметам не учитывались. Это уже потом мы поняли, что для того, чтобы отчитывать подчинённого, не обязательно быть образцом ума и физического развития. При всей невежливости обращения с нами, он был лишь жалким подобием начальника политотдела подполковника Рыкова, которого также не было на тот момент в расположении бригады. Узнав это, мы облегчённо вздохнули и, счастливые, избежав личного представления командованию, двинулись в строевую часть.
В нашей части распределение происходило следующим образом. Во все подразделения с номером первый – первый батальон, рота, взвод – назначались лучшие офицеры, и такие подразделения заведомо становились образцом службы. Всё было бы логично, но понятие «лучшие» было субъективным и определялось личными симпатиями командиров любого ранга. По странному стечению обстоятельств, в первом батальоне, где командиром был майор Пушкарский – выпускник Киевского ВОКУ, – все вакансии были заняты прибывшими чуть ранее выпускниками того же училища. Нас же назначили во второй батальон, а всего их было два, в первую и вторую роты. Мы, не зная того, что наша принадлежность к неперспективным офицерам была уже предопределена, и радуясь тому факту, что нас опять назначили вместе, направились в подразделение.
Постучав в каптёрку и получив разрешение войти, мы предстали перед своим первым командиром роты. За столом сидел одетый в парадную шинель, крепкого телосложения капитан. На его широком лице выделялись густые рыжеватого цвета усы. Он встал и, приветливо поздоровавшись за руку с каждым из нас, задал дежурные вопросы, касающиеся обустройства и быта. В ходе беседы выяснилось, что капитан Егоров Сергей Петрович оказался выпускником нашего училища и тоже второго взвода, только четырьмя годами ранее. После короткого построения роты, целью которого было познакомить нас с личным составом, он отпустил нас домой.
Его лишь недавно назначили на должность ротного, а до этого он был командиром группы. По общепринятому мнению в спецназе, командир становился настоящим и опытным лишь после четырёх лет командования группой, и это было действительно так. Петрович, как мы его называли за глаза, учил нас офицерской службе, и я с полной уверенностью могу сказать, что нам сильно повезло. Он никогда не повышал голоса на подчинённых, даже на бойцов, не говоря уже об офицерах. Даже когда Егоров приходил вне себя от ярости, после очередной взбучки у начальства, он не позволял себе никого оскорблять. Побарабанив пальцами по столу, а это был единственный признак крайнего недовольства, и крякнув от расстройства, он говорил провинившемуся офицеру: «Иди, сгоряча не наказываю». А после того как Петрович успокаивался, то и подавно не наказывал. Все взыскания если и объявлял, то ровно и официальным голосом, согласно уставу, однако я не помню, чтобы он хоть раз занёс его в личное дело.