Разведчики
Шрифт:
— Запомнила.
В окно было видно, как из дома не спеша вышла бабушка Антонида и направилась к баньке.
— Снимай обувь, живо, — приказал Гале Иван Лукич.
Отложив в сторону ботинок, стал внимательно рассматривать желтенькую сандалию.
— Ты где это пропадаешь, Галка? — набросилась старуха на девушку, как только вошла в баньку. — Мать уже два раза приходила. Беспокоится. Целый день голодная носишься. Ужинать идите.
Избегая смотреть бабушке в глаза, Галя проговорила:
— Я обедала у Юры.
— Отец его до сих пор не работает?
— До сих пор.
— Правильно
— Поменьше бы бегала твоя Галка, — бурчал Иван Лукич, снимая фартук. — Идем, казак в юбке, ужинать, после починю твои сандалии…
В эту ночь Галя неожиданно проснулась и больше не сомкнула глаз. Эта мысль пришла к ней внезапно. Она думала не о том, кто спас ее от гестаповского застенка и сейчас лежал в глухом лесном овраге. Этот человек с открытым лицом и ласковыми глазами сразу вошел в ее жизнь. Другой, скуластый, со шрамом на Щеке и прищуренными глазами так был похож на расстрелянного немцами партизана Шохина. У Юрко и сейчас хранится его письмо из тюрьмы для сына-пограничника Петра. Как она вчера не сообразила этого?! Помешал страх, какого Галя еще никогда не испытывала. Какая же она после этого подпольщица-связная?! Надо было вчера деду Ивану рассказать.
Галя вскочила, стала одеваться. Прежде всего — поскорее поделиться своей догадкой с Юрко. Он все выяснит, и тогда решат… Одно ей ясно: эти товарищи не из лагеря.
Чуть брезжил рассвет, а Галя, крадучись, уже пробиралась по чужим огородам на улицу Фрунзе.
На ее стук в дверях оштукатуренного дома показалась пожилая женщина, мать Юрия Валюшко.
— Случилось что? — с тревогой взглянула она на Галю, зябко кутаясь в большой пуховый платок.
Галя молчала. Она не подготовилась к этой встрече, почему-то была уверена, что дверь откроет Юрий.
— Немцы у вас были? Забрали кого? — допытывалась мать Юрия.
Галя постаралась дословно передать поручение деда.
— Лукич просил вас, Елизавета Ивановна, Реутову передачу снести. Узнать, готовы ли они? — покраснев, сказала Галя. — Позовите, пожалуйста, Юрко, очень нужно…
— Спит он еще. Все секретничаете…
— Не мой секрет, — тихо, но твердо проговорила Галя. — Правда, ничего не случилось, вы не беспокойтесь. Только мне очень надо с Юрием поговорить… Разбудите, пожалуйста, я в сарае подожду. А это от Лукича. — Галя вытащила из-под кофточки небольшой сверток и передала Елизавете Ивановне. — Часть в госпиталь, а остальные Марусе.
Бережно взяв сверток, мать Юрия ушла в дом.
«В самом деле, чего это я так всполошилась? Можно было прийти и попозже…» — ругала себя Галя.
Юрко прибежал растрепанный, без верхней рубахи. Не здороваясь, впился в Галю глазами:
— Забрали кого?
— Влетел, как истеричка… — сухо проговорила Галя. — Никого не забрали.
— Мама передала, что срочно меня требуешь…
— Слушай, Юрко, я уверена, что вчерашний скуластый — сын партизана Шохина. И письмо, которое из тюрьмы, — ему…
Чуть нахмурив брови, Юрий смотрел мимо Гали.
— А ведь верно! — кивнул он. — На отца он здорово похож. Это Петр Шохин. Пойдем к ним. Только с таким сообщением можно было и не бежать чуть
Опустив глаза, Галя по привычке теребила поясок. Круглые щеки, упрямый подбородок, даже маленькие уши ее пылали. Прав Юрко, мало ее ругать!
— Матери моей напрасно ты не сказала, в чем дело. Ведь она все знает и помогает нам, чем может. Даже в Чернигов по нашим делам ходила. Ведь она связная. И отец против гитлеровцев. Создадим отряд — с нами уйдут.
Юрий помолчал. Захватив пальцами босой ноги небольшой камешек, приподнял его, отшвырнул:
— Помоги маме собрать еду и лекарства. Надо бы в шалаш идти, да рано, еще схватят.
Лес, где укрылись разведчики, отделен от города Деснянска быстрой и глубокой рекой. Юрий и Галя решили пробираться под видом рыболовов. До семи утра, когда разрешалось хождение по городу, оставалось еще часа два. Не спеша привели в порядок рыболовные принадлежности, уложили в две кошелки провизию. Под подкладку рваной куртки запрятали бинты, марлю, йод.
— Надо бы Ивану Лукичу рассказать, — остановился на крыльце Юрий. — Не верю, что они из лагеря…
— И я не верю, — о том, что она уже рассказала Лукичу, Галя промолчала.
У калитки неожиданно столкнулись с дедом Охримом. Он оглядел удилища, сачок, заметил кошелку с втиснутой в нее старой курткой. Зайдя во двор, прикрыл за собой калитку.
— Здорово, Юрко. На Десну рыбачить?
— Рыбачить, диду.
— Нимци, мабуть, вам и позорювать не дають? У меня, Юрко, дило до тебе. — И повернулся к Гале: — Подывысь, дивчина, — нема за углом нимчуры? — Едва Галя отошла, дед зашептал: — Парашютист у нас спустывся, про партизан пытав. Просив привесты надежного хлопця. Пидешь?
— А чого вы, диду, ко мне пришли, ни к кому другому?
Дед подмигнул:
— Думаешь — ничого про тебе не знаю? — И наклонился к самому уху Юрия: — С автоматом тебе бачив.
Юрий взволновался. «Парашютисты, десантники… — замелькали у него мысли. — Одного к немцам в тыл не сбросят… А если много их, нам помогут. Будет у нас партизанский отряд. Теперь ясно, из какого „лагеря“ удрал Шохин!»
— Приду, — скрывая радость, пообещал Юрий. — Где ждать будет парашютист? Как его узнаю?
— Прыйдэ вин у двенадцать годын [6] в дубовый лисок, що у бакенщиковой будки. Ты не бийся, сам там буду…
В это утро и Иван Лукич Петренко, или, как его все звали, «Лукич», вышел со двора с длинным ореховым удилищем, и небольшой кошелкой. Не спеша спустился он к узкой, похожей на ручей Остерке. Встречные не обращали на него внимания — мало ли здесь стариков-рыболовов, особенно сейчас, когда с питанием так плохо.
Солнце припекало. Пахло водорослями. Накаленная осока издавала пряный запах. Здесь, на берегу извилистой речушки, которую почти в любом месте можно перейти вброд, были тишина и спокойствие. Продвигаясь берегом к Десне, Иван Лукич иногда забрасывал удочку, вытаскивал мелкую рыбешку.
6
Часов.