Разведена и очень опасна
Шрифт:
– Это я волнения всякую ерунду говорила. После того, как на меня этот солдат накинулся, я вообще перестала что-либо понимать. Оно и понятно, столько страху натерпелась. А на самом деле у меня с Колей любовь. И не надо нас в чем-то подозревать. У нас самые близкие и доверительные отношения, какие только могут быть между двумя близкими людьми. Мы никогда не сомневались в своей любви, а что я от него сбежала так у кого не бывает… А что мы посреди ночи разругались, ничего страшного – в постели мы не поладили… Всякое бывает, и даже срывы
– Где, где вы не поладили? – мужик заинтересовался.
– В постели. А то сам не знаешь, можно не поладить и в постели. Ничего страшного в этом нет. Не срослось у нас как-то. Я женщина горячая, сказала Коле все, что думаю, и сбежала.
– Да, Колька много выпил, вот и не смог ничего, – засмеялся слегка подобревший мужик, – но это совсем не значит, что из-за этого нужно срываться куда-то в лес и доводить мужика до подобного состояния. У любого мужика, который хорошенько переберет, может не встать. Кто этого не знает.
– А до какого такого состояния я его довела?
– Он от страха за тебя чуть голову не потерял. Переживал. А если бы этот гад тебя задушил, он бы в жизни себе этого не простил.
– Правда? – Я повернула голову к дровосеку и посмотрела на него уже другими глазами.
– Что – правда? – как-то по детски покраснел дровосек.
– Правда, что ты меня так сильно любишь?
– Да пошла ты… – Дровосек встал, подошел к своему товарищу и налил себе полный стакан. – Ахинею несешь какую-то бабскую… И по поводу того, что у меня не встал, напридумывала. Поднимать нужно умеючи, тогда и стоять будет нормально. Если у мужика не стоит, это совсем не его вина, а бабы, которая по-человечески не понимает… Поняла, дура бестолковая?!
– Ты всегда был щедр на комплименты…
Ощущение того, что я так и не смогла убежать из этого адского дома, пришло ко мне в полную меру только тогда, когда дровосек взял меня за руку и потащил в спальню. Остановившись в дверном проеме, он посмотрел на сидящего в углу мужика и сонно сказал:
– Петрович, давай тоже поспи, а то на пьяную голову тяжело соображать, что лучше делать. Сейчас все равно никого не добудишься. Мужики все в ауте.
В знак согласия Петрович кивнул головой, но, поняв, что он врядли дойдет до кровати, уронил голову на стол и мгновенно уснул.
– Сломался Петрович, – подтвердил дровосек и, затащив меня в спальню, повалил на кровать.
Как только мы очутились на одной кровати, я быстро отодвинулась и отвернулась к стенке.
– Ты что, мной брезгуешь? – обиженным голосом спросил дровосек.
– От тебя самогонкой за версту несет. Дышать нечем.
– Я ж из-за тебя напился. Когда ты без сознания лежала, я уже, грешным делом, думал, что все, тебе крышка. Я и не надеялся, что ты в себя придешь и зашевелишься. Мне уже даже казаться стало, что он действительно тебя задушил.
– Ты, значит, с горя напился?
– Ну вроде того.
– У алкоголиков всегда есть оправдание, – на свой страх и
– Это кто алкоголик-то?
– Ты.
– Я?!
– Ну да. Я тебя вообще трезвым не видела.
– А ты меня часто видишь? Ты меня вообще ни черта не видела. А ну-ка, повернись ко мне.
– Зачем?
– Повернись ко мне лицом, я сказал! Иначе пойдешь спать в чулан к беглому солдату. Там как раз один матрас на двоих. Может, от него будет вонять лучше, и его вонь придется тебе по душе!
Естественно, эта перспектива меня не обрадовала. Я не стала испытывать судьбу, а повернулась к дровосеку и закрыла глаза.
– Только знай, что о побеге лучше забудь. Я второго раза не допущу. Пристрелю сразу.
Я ничего не ответила на грозное предупреждение дровосека, закрыла глаза и попыталась уснуть. Но так и не смогла этого сделать. Перед глазами возникли будка, рядом с которой лежала мертвая собака, сторож, лежащий с простреленным горлом в дряхлой сторожке. От этих видений меня начало колотить. Чудовищный страх снова охватил меня, и я невольно прижалась к дровосеку и слушала, как сильно и учащенно бьется мое сердце.
– Ты что? – удивился он. – Замерзла, что ли?
У меня действительно зуб на зуб не попадал.
– Вроде не холодно, а ты ледяная, точно лягушка. Я въехал! Ты не от холода, а от нервов так трясешься. Это тебя нервяк бьет. Воспоминания, что ли, мучают?
– И воспоминания, и кошмары, и то, что впереди опять неизвестность. Так хоть какая-то надежда на спасение была. А теперь вообще ничего. Я не знаю, кто ты, что тебе от меня нужно, когда ты меня отсюда отпустишь, да и отпустишь ли вообще. Мне неприятно общество твоих пьяных уголовников с их интеллектом и воспитанием.
– Это ты зря! Хоть они у меня и уголовники, но с интеллектом у них полный порядок. Им всем можно ученую степень дать. Жизненную, я имею в виду. А что касается воспитания, то уж извините. Мои кореша росли не в барских хоромах и из золотых чашек чай не пили. Их улица воспитывала.
– Для того чтобы иметь элементарное воспитание, совсем не обязательно расти в барских хоромах и пить чай из золотых чашек. Можно быть нищим и даже очень воспитанным.
– Каждому свое, и вообще давай не будем о высоких материях. А то, не ровен час, и мы заговорим с тобой о высокой духовности. А я как-то не настроен на подобную тематику. Спать хочется.
– Я устала, я больше не могу, у меня опускаются руки. Я не знаю, что ждет меня завтра, – снова заговорила я о том, что так беспокоило меня. – Смогу ли я увидеть брата, своих ребят, любимого человека…
При упоминании о любимом человеке дровосек зло перебил меня:
– Про любимого человека могла бы и не говорить!
– Как не говорить, если я очень за него переживаю. За него и за наши с ним отношения.
– Да хорош врать! Нет у тебя никакого любимого человека, – самоуверенно заявил дровосек.