Разведенка с прицепом
Шрифт:
Бесконечно долгое время проходит, пока отец Дамира вносит залог. Наконец щелкают замки наручников, Дамир перемахивает через ограждение и бросается ко мне.
— Ясечка!
Мне неловко перед Данияром Аслановичем — все-таки, своим освобождением Дамир обязан именно ему. И бабушке Хасне. Но старший Батманов, видимо, считает иначе. Он спокойно беседует с бабушкой Озден и консулом, не переставая, впрочем, поглядывать в нашу с Дамиром сторону.
— Где она? — спрашивает Дамир хриплым голосом. — Где моя дочь?
— Она с Кемалем, — отвечаю, не переставая гладить его по лицу. — Она все знает, Дамир, я ей рассказала.
— Денизы тоже знали? — спрашивает он ревниво. — Все?
Виновато киваю.
— Выходит, один я не знал?
— Прости, — опускаю голову, — но я так боялась за Лале. Твоя Жанна меня чуть не убила, я не могла допустить, чтобы она узнала о моей беременности.
— Я все пропустил, — голос Дамира звучит глухо и потерянно. — Моя дочь выросла без меня. Но как, Яся? Скажи, почему ты не рассказала мне на утро после того, как… Как мы с тобой… Как я тебя… Как наш брак перестал быть фиктивным.
Вокруг слишком много людей, чтобы я ему рассказала. Потом, когда останемся вдвоем. Когда-то же это случится.
— Ну здравствуй, Ясемин, — слышу низкий голос. Оборачиваюсь.
— Данияр-бей, здравствуйте! — и тут же тушуюсь. — Ой, простите, я хотела сказать, господин Батманов…
Но он меня останавливает.
— Не извиняйся, ты говоришь так, как привыкла. Только судя по тому, что мне известно, ты очень скоро снова станешь моей невесткой, Ясемин. А поскольку у меня есть внучка, о которой я не подозревал, то ты ею быть и не переставала. Я могу надеяться, что пусть не папой, то хотя бы Данияром Аслановичем ты сможешь меня называть?
— Я… постараюсь, — улыбаюсь будущему родственнику.
— Тогда может ты познакомишь меня с внучкой?
Глава 28
Я все еще в состоянии шока. Голова как в тумане, и все происходящее вокруг кажется сном. Как тот мой сон, в котором я любил Ясмину у себя в кабинете.
Но сегодня выяснилось, что это был не сон, и я в полном раздрае пытаюсь хоть немного собраться с мыслями.
У меня есть дочь.
Она есть у меня уже четыре года. Пять, если считать с той ночи в моем кабинете.
Маленькая девочка, которая просила меня стать ее папой.
Как это можно спокойно выдержать и не разнести в щепки минимум зал судебных заседаний? Она родилась, училась ходить, говорить, а я ничего этого не видел. Мой ребенок родился и вырос в чужой стране как цветок, украденный и посаженный в чужом саду.
Ее окружали чужие люди, чужие люди наблюдали как она растет. Все, все кроме меня. Я конечно поступил как последний гондон, но разве я заслужил, чтобы у меня отобрали дочку?
Наверное,
Мне Яську хочется то обнять, то отлупить. Снять ремень и отходить по круглой попке. Чтобы она уворачивалась, извивалась, просила прощения… На коленях…
Так, я, похоже, отвлекся. Что-то не туда меня заводят мои мысли.
Меня в принципе мысли про Яську заводят, но с ремнем я правда погорячился.
Незаметно поправляю ширинку, сам кошусь на отца. Он сидит прямо, смотрит перед собой, и я снова погружаюсь в свои мысли.
Мы с Ясей едем в разных машинах, я с отцом, она с Хасной. Бабка Озден так на меня глянула, когда я хотел Ясмину с собой забрать, как будто я ее внучку уже раздел и собрался отыметь здесь же, в зале суда. У всех на глазах. Прямо на столе, за которым сидит судья. Он такой широкий, длинный. Можно Яську разложить нормально, коленки развести…
Черт. Это воздержание на меня так действует. Особенно когда о Ясе думаю, совсем мозги отшибает.
Сам не знаю, как держусь. Единственный день, когда я не думал о сексе, был когда я собирал алычу. Я тогда мечтал совсем о других вещах. Они касались лично Ибрагима и к сексу не имели ни малейшего отношения.
Но думать про Ибрагима и алычу радости мало, лучше про Тюльпанчик свой буду думать. Теперь, когда Яся все рассказала, события пятилетней давности предстают совсем в другом свете.
Мне до сих пор кажется, что это неправда, что Ясмина все придумала, только чтобы вытащить меня из тюрьмы. Но меня отец и так бы вытащил. Отец и Хасна. Значит, она говорит правду.
— Откуда ты узнал, что я в тюрьме, папа? — спрашиваю отца. Он кривится, бросает мельком взгляд и снова смотрит прямо.
— Госпожа Озден, пусть она живет долго, позвонила мне и все рассказала. Я сразу поехал в аэропорт. Хоть у кого-то здесь мозги работают как часовой механизм, а то вы с ее внучкой как два бестолковых барана, — отец замолкает и отворачивается, с преувеличенным интересом глядя в окно. — Я и не знал, что ты тогда заварил такую кашу с этим браком. Это же надо до такого додуматься!
— Я поступил как говнюк, — покорно киваю, — если бы можно было все отмотать…
— Нам с матерью так девочка понравилась! Тебе, оболтусу, именно такая и нужна, — отец явно не собирался меня щадить. — И когда ты с ней развелся, чтобы жениться на Осадчей, я, честно скажу, поставил на тебе крест.
— В смысле, счел безнадежным? — хмыкаю, не давая понять, как уязвлен. Потому что признаю, все заслуженно.
— Типа того, — кивает отец. — Но ты приятно удивил. Будь ты сейчас женат на Жанке, я бы палец о палец не ударил, чтобы тебя вытащить.