Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
Шрифт:
В молодости я любил лыжный спорт. Одно время я пользовался возможностью участвовать в принятых в армии тренировочных занятиях. Тогда лыжники довольно быстро скользили на лыжах за бегущей впереди их лошадью, оснащенной довольно длинными своеобразными вожжами, за которые нужно было крепко держаться. И вот я решил немного покататься в Гстате. Конечно, я не хотел рисковать и спускаться на лыжах со специально оборудованных возвышенностей типа высоких трамплинов. Рисковать мне было нельзя, я не имел права забывать, кем я являюсь на самом деле.
Прогуливаясь на лыжах, я присоединился к небольшой компании молодых людей. Раскрасневшиеся лица очень симпатичных юношей и девушек привлекли мое внимание.
Вечер мы провели вместе. Наутро мои знакомые собирались принять участие в спуске с трамплинов. Я извинился, признавшись, что не смогу принять участия в этом виде спорта, объяснив, что у себя «на родине» никогда не имел возможности заниматься лыжным спортом. Правда, на самом деле я даже не знал, практикуется ли в «моей стране», Уругвае, лыжный спорт.
Перед обедом молодые люди встретились вновь, прежде чем сесть за наш стол. В холле у бара они выпили аперитив. Одна из девушек, смеясь, сказала, что Винсенте умница, что не пошел с ними спускаться с гор, так как очень многие падали, а кто-то даже повредил себе ногу и руку. Тут же мне пояснили, что в Гстате это не страшно. Здесь есть квалифицированные врачи. Тут же подчеркнули, что по непонятным причинам к врачам мало кто обращается в подобных случаях, а предпочитают обращаться к «костоправам», знахарям.
Эти дни промелькнули быстро, и надо было возвращаться в Монтре, а затем в Лозанну, где была назначена встреча с Дора. Уезжая из Гстата, я попрощался с моими новыми знакомыми, выразив надежду, что мы еще увидимся.
Вернувшись к себе в гостиницу, общаясь с дежурным администратором, беседуя с ним о моей поездке в Гстат, я убедился в том, что и она имела большое значение в подкреплении моей легализации.
По совершенно понятным причинам, убежденные в том, что Дора еще и тогда не должен был знать ни паспортной фамилии Кента, ни названия той гостиницы, в которой он остановился не в Лозанне, а в Монтре, мы встретились в обусловленном месте в Лозанне. Мы долго прогуливались по городу, пообедали в ресторане, я проводил Дора на вокзал к поезду, отправление которого в Женеву уточнил заранее по расписанию. Убедившись, что Дора сел в поезд и уехал, я решил немного еще походить по городу, чтобы на вокзале появиться незадолго до отхода поезда в направлении Монтре.
Эти часы были проведены не напрасно. Дора, предвидя, как он мне в этом признался, что прямую линию связи он установит по рации еще через некоторое время, просил меня передать в «Центр» все, что он мне расскажет. Действительно, он передал для «Центра» очень много интересной информации. Правда, не уточнял ни должностей, ни фамилий своих источников, по указывал на то, что у него имеются надежные связи в кругах работников Лиги Наций, имеются и другие, очень важные источники, в том числе среди весьма «значимых» немцев, которые поддерживают связь со своими друзьями, видными офицерами немецкой армии, вплоть до генерального штаба и военного министерства. Он указывал и на то, что его связи распространяются на некоторых англичан, французов, швейцарцев.
Возможно, только показалось, а быть может, это было вполне обоснованно, что Дора стал относиться ко мне с большим доверием.
Знакомясь по рассказам Шандора Радо с его резидентурой, я ощущал, что уже первая моя оценка была совершенно правильной. Я убеждался в несравнимости нашей резидентуры со швейцарской, а также в том, что уже накопившаяся у Дора информация и та, которая поступит к
Тот факт, что Дора не называл мне фамилии и точные места работы его источников, меня не смущал. Я считал, что он и в этом отношении поступает абсолютно правильно. Этот пример я широко использовал в своей работе в дальнейшем. Признаюсь, даже Отто и Андре я старался не раскрывать точные данные о моих источниках. Я считал возможным сообщать их в зашифрованном виде только в «Центр». Не исключена возможность и того, что это вызывало у Отто плохое отношение ко мне, хотя он старался его скрывать.
Между прочим, Дора мне доверительно рассказал о своем пребывании в Советском Союзе и о том, как совершенно неожиданно он принял предложение начать помимо работы по основной специальности, которую очень любил, разведывательную работу. Конечно, он не сообщал мне, с какой целью побывал там, с кем встречался, кто и при каких обстоятельствах приобщил его к совершенно для него новой деятельности. Уже почти перед завершением нашей встречи Шандор Радо поинтересовался, когда я был последний раз в Москве, какова там обстановка, ждут ли возможности немецкой агрессии. Вдруг, совершенно неожиданно, он поинтересовался, знаком ли я лично с Урицким. Постоянно настороженный, я сделал вид, что даже впервые слышу эту фамилию.
В то же время с Семеном Петровичем Урицким я был знаком еще в то время, когда не знал, что он имеет отношение к Главному разведывательному управлению. Он производил на меня очень хорошее впечатление. Я уже через много лет после окончания войны, встретившись с его дочерью на квартире моего двоюродного брата в Москве, часто разговаривая об ее отце и вместе с ней переживая его ничем не оправданную смерть, всегда вспоминал те его качества, которые на меня особо подействовали при нашем знакомстве. Конечно, при встречах с Дора я не знал того, что сам С.П. Урицкий пал жертвой репрессий, а его жена и дочь тоже были репрессированы. Реабилитация пришла поздно, они вновь получили разрешение на проживание в Москве. Вскоре мать, то есть жена Семена Петровича, была помещена в дом престарелых ветеранов партии, где и скончалась. У дочери жизнь сложилась нелегко, и она умерла еще довольно молодой. Не знаю, сейчас жива ли единственная представительница рода Урицкого, его внучка.
Из разговоров с Шандором Радо я узнал, что в Швейцарии он живет и работает по своей специальности сравнительно недавно, а до этого долгое время жил в Париже, где у него было картографическое агентство «Инпресс». Он интересовался и тем, как идет сейчас жизнь в Бельгии. Меня этот вопрос несколько удивил, ибо я не знал, что ему известно, что я прибыл из Брюсселя к нему. Повторяю, ни до встречи с Дора, ни во время встречи с ним я ничего не знал о якобы существовавшей связи его с некоей Соней и о том, что через нее он узнал о моем приезде, и именно из Брюсселя. Признаюсь, эти факты меня невольно волновали, и мое состояние становилось более и более напряженным. Уже много лет спустя, когда я прочитал о наличии связи между Дора и Соней в книге Шандора Радо (с. 61–63) и о том, что именно через нее он был предупрежден о моем приезде к нему, у меня возникло много вопросов.
Во-первых, почему перед поездкой Кента в Швейцарию, «Центр» не счел нужным предупредить об этом? Неужели работники «Центра» не понимали, что без этого предупреждения у меня возникает тревога, вызванная предположением о возможном провале в резидентуре, с которой уже давно потеряна связь?
Во-вторых, почему в даваемом мне задании повторялись вопросы, которые уже были разрешены ранее и о которых по поручению Дора Соня докладывала в «Центр»? Я имею, в частности, в виду вопрос о возможности живой связи с «Центром» через Италию (с. 62).