Разведывательно-диверсионная группа. Кэт
Шрифт:
– Ты чего выскочил?
Его немного колотило.
– Танюш... Я чего-то про тебя не знаю?
– Ну, не надо так...
– Кто такой Дима? Вы планируете семью? Что я здесь сегодня делаю?!
– Андрюша!..
– Я спросил! Я же тебе не муж! Ты мне не изменяешь! Я просто хочу понять, что я здесь сегодня делаю! Ты хоть понимаешь, что я выгляжу полным придурком в этой компании? Тебе было достаточно поговорить со мной еще в «Пассаже» и все! Ведь ты мне ничем не обязана! Я могу понять... Молоденькая девочка, не дура... Два года ты не могла быть монахиней – пацанов вокруг просто море! Да и жизнь личную пора уже устраивать...
– Я так захотела!
– Зачем?!! Мне нужно кому-то что-то доказать?! Зачем, Синица?
– Я так решила... Я вышла бы за него замуж через месяц... Но... Я его не люблю... И приехал ты...
– Ты многого не знаешь, Танюш! Мне надо вернуться туда...
– Мне все равно... И это теперь не важно!
– А что тогда важно?
– А то, что ты помнишь, что есть Синичкин день, и ты приехал! Ко мне приехал!
– Но... Ведь ты с ним спишь... И, как я понимаю, не в первый день... И даже не месяц... Вы уже давно семья, хоть и живете без «официального разрешения».
– Тебя беспокоит чужая сперма, мною впитанная за эти два года? Но я же действительно не монашка, в конце концов!
– Не говори глупости – мы взрослые люди!
– Тогда что?
– Неопределенность!.. Я думал... Ты же сама хотела, чтобы я развелся с Анной! А теперь... Дима... Чувствую, что тебя надо было забыть и не теребить свое либидо... Ошибка!
– Дурак! Дурак! Я тебя хотела все это время! Хо-те-ла!!! А Димочка...
– «Димочка»!
– Боже! Вразуми его!.. Какой же ты дурак!!!
– Наверное... Слушай, Синица! Я сегодня уйду...
– Не уходи, пожалуйста!!!
– Не перебивай! Я уйду. Телефон родителей ты знаешь. Позвонишь, если решишь, что я тебе все же нужен... Или не позвонишь... А теперь иди к своим гостям, а то некрасиво получается. Добро?
– А ты?
– А я уйду тихонечко. По-английски... Иди, Танюш, иди...
Она позвонила Андрею на следующий день, вечером, и сообщила, что отправила Диму восвояси. Навсегда!..
Тот июль...
Теплое, бархатное одесское лето. Теплое, бархатное одесское море. Теплая, бархатная и страстная Синичка... И мчащееся со скоростью курьерского поезда время. Как быстро оно закончилось тогда!!!
3 августа Филин с дочерью возвращался обратно. В Израиль.
«Ладно! Еще один год. Только один! А может, и меньше, если меня все же не станут терпеть в армии. Полковник Леви, конечно же, умен и хитер аки змей, но и я не баран! Устрою пацанятам настоящий „курс молодого бойца“, они и скиснут! И все будет по-честному! Пусть они от меня избавятся!.. А там и с Анной решу вопрос... И домой! Один только год всего-то и остался!..»
Эх, знать бы тогда Филину, что именно в этот день и начался по-настоящему его «полет за моря» и что в следующий раз ему доведется ступить на асфальт родной Одессы ровно через семь (!) лет, 6 июля в 2004 году. Знать бы!.. Может, и рискнул бы он тогда не возвращаться... Да только... Нам не суждено предвидеть своего будущего...
Филин летел за моря с надеждой и верой...
...Первый двухмесячный курс «Горно-альпийской подготовки» его «мальчики» все же вытащили. Хотя... Филин, надо отдать ему должное, выжал из них все соки, преследуя единственную цель – его должны были выбросить из армии. И хотя он и продолжал во всем, что касалось его курсантов, жить
За эти два месяца его группа курсантов уменьшилась ровно вдвое, и к октябрю их осталось шестнадцать. А Филин продолжал «естественный» отбор. И когда кто-то из его подопечных заявлял, что этого, мол, он сделать не может, потому что это вообще невозможно, Андрей отвечал всегда одно и то же:
– Но ведь я могу! И делаю! Значит, возможно! Надо только захотеть по-настоящему!..
В середине октября его группу решили проверить в боевых действиях.
Тогда Израиль еще не вывел свои войска из Ливана, и курсантов Андрея временно приписали к десантной бригаде «Голани», стоявшей на печально знаменитых Голанских высотах.
Будущие инструктора израильского спецназа должны были показать высокому начальству, чему их учит русский пенсионер-инвалид и чему они сумели научиться сами. Группа ходила на боевые задания, устраивая снайперские засады...
Две недели прошли достаточно спокойно.
...30 октября. Ночь. 2.30
...Группа лежала в засаде уже больше четырех часов, и Андрей дал разрешение на отдых – по оперативным данным, их «клиенты» должны были появиться только к утру.
На снайперских точках остались бдить четверо курсантов, еще столько же расползлись по сторонам в боевое охранение, остальные улеглись тут же, на небольшой полянке. А Филин, нацепив на голову наушники рации, стал медленно вращать ручку настройки, пытаясь не столько прослушать эфир, сколько убить какую-то непонятную дрожь во всем теле. Он пытался обмануть себя, уговаривая тем, что устал, мол, но... Он точно знал, что с ним происходит. Это было и раньше... Еще тогда, в отряде. Предчувствие! Он всегда предчувствовал то, что должно было произойти. И готовился к этому... Их, разведчиков-диверсантов, учили верить в свои предчувствия, потому что они не просто плод напряженно работающего мозга, а продолжение опыта. И никто и никогда не спрашивал и уж тем более не смеялся, если командир вдруг менял маршрут и уводил группу в другую сторону. Или поднимал людей из засады... Иногда он и сам толком не мог объяснить этого, но всегда оказывался прав в конце концов. Почему? Да потому, что на войне особенно обостряются все чувства и восприятие, а если ты еще и многоопытный профессионал... Что-то увидели твои глаза, что-то услышали уши – твое сознание еще и не сообразило, в чем дело, а мозг, работающий на рефлексах, уже выдал команду «Опасность!»... И настоящие профи никогда не игнорировали свои предчувствия – они очень внимательно к ним прислушивались и пытались понять, если было время...
Сегодня это время было. И какая-то глухая, необъяснимая тревога...
Радиостанция была нового поколения. Цифровая. Дуплексная, позволявшая вести сеанс связи в режиме обычного разговора, не дергаясь с тангетой микрофона.
Андрей медленно вращал ручку настройки, а на небольшом светящемся табло вспыхивали красные циферки, показывавшие длину волны. Эфир был достаточно пуст – понятное дело, ночь. И вдруг...
– ...Вышел на позицию, Четвертый! – прошептал наушник на арабском языке, но с жутким русским акцентом.