Развлечения для птиц с подрезанными крыльями

Ханов Булат

– Кажется, я догадываюсь, какой будет следующая заметка, – сказала Ира. – В ней ты напишешь о лагерных издевательствах и сборе стланика.

– Придется напрячь фантазию, чтобы тебя удивить, – сказал Елисей.

Они чокнулись.

– Напоминает красное вино с избытком танинов. Что-то вроде молодого каберне, где дубовая бочка подавляет остальные оттенки, – произнесла Ира и заслонила рот рукой. – Ой, прости, я же не должна делиться ощущениями.

– Все в порядке. Расскажи лучше, почему у тебя пунктик против сладкого пива. Я понимаю, когда многие парни, которые мнят себя суровыми

мужланами, презрительно отзываются о сидре и о фруктовых ламбиках. Мачисты полагают себя выше всего этого баловства. Но в чем твой резон?

– Это принципиальный вопрос.

– Почему?

Ира задумалась.

– Причина, разумеется, не в том, что один вкус более солидный и благородный, чем другой. И уж тем более не в моей зависти к гендерно привилегированной половине человечества. Я считаю, что сладкое пиво – это такое же лукавство, как очки виртуальной реальности или детский шампунь без слез. Тот, кто пьянеет, злоупотребляет свободой и добровольно отдает себя во власть рефлексов и инстинктов. Иначе говоря, это совсем не весело и ничуть не сладко. Опьянение – это процесс, пусть и обратимый, интеллектуального и нравственного падения на дно колодца, из которого ты будешь выбираться без посторонней помощи, карабкаясь по шершавым стенкам и стачивая ногти. Я за то, чтобы падение было жестким, как аварийная посадка в тайге, и горьким, как действительность в классовом обществе. Поэтому я предпочту индийский пейл-эль клубничному сидру.

– Убедительно, – согласился Елисей.

– Кстати, я гуглила твои публикации. Прочла прошлогодний цикл статей о культуре питья на «Ноже».

– О да, веселое время! Тогда в анкетах я называл себя писателем, пил в три горла первосортный крафт и думал, что фарингит – это не про меня.

– По-прежнему никаких подвижек со здоровьем?

– Абсолютно никаких. Глотка раздражена, будто кошка исцарапала изнутри. Вдобавок стоит набрать воздуха в легкие, как их тут же рвет на части кашель.

Чтобы подтвердить, Елисей глубоко вдохнул и затрясся от приступа кашля.

– Я не специалист, но проблемы с горлом могут возникнуть из-за рефлюкса, – предположила Ира. – Это заброс желчи из пищевода.

– Мне лор уже советовал обратиться к гастроэнтерологу, – сказал Елисей.

– Прости, что лезу с рекомендациями.

– Да ерунда.

– Правда. Сама не выношу советов, до которых легко догадаться.

– Все в порядке. Ты много извиняешься, и меня это смущает. Что до рефлюкса, то спасибо за напоминание. Мне давно пора сделать ФГДС и провести биопсию желудочных тканей. Эта неделя выдалась суматошной, а вот со следующей я начинаю обследовать свое бедовое тело. Слово блогера.

Ира улыбнулась и кивнула. Елисей залюбовался ею. Ее тонкие брови, безусловно, что-то сообщали о ее характере, равно как и прелестный вздернутый нос, и аккуратный вертикальный подбородок без ямочки, и изящная щербинка между передними верхними зубами, однако Елисею вовсе не хотелось наделять это геометрическое совершенство тайными смыслами. Гладкость Ириной кожи оценили бы по достоинству и фэшн-фотографы, перевидавшие на пленочно-цифровом веку тысячи моделей, а приглушенно-розовая помада подчеркивала мягкость черт лица.

Оно выражало отрешенность, но не твердокаменную отрешенность на физии отчужденного индивида, которому в крохотное окошко суют бумажку на печать, а ту лучистую меланхоличную отрешенность, что родственна одухотворенным натурам и предшествует озарениям мысли.

Когда в баре заиграли «Franz Ferdinand», оливковые глаза Иры потеплели.

– «The Fallen»! – воскликнула она. – Вариация на тему «Что, если бы Иисус сегодня вернулся в наш мир?». Ничего оригинального, но задорно.

– Up now and get them, boy, – повторил Елисей вслед за вокалистом. – Задорно, ты права.

– Ты и текст знаешь?

– Не целиком. Вот у «Wonderwall» текст полностью знаю.

– «Wonderwall» все знают. Это как «Районы-кварталы» или гимн России.

– Выпьем за этот потрясающий ассоциативный ряд.

Они снова чокнулись.

– Давай я научу тебя одному трюку, – сказал Елисей.

Он бережно взял у Иры бокал, пытаясь во избежание неловкости не коснуться ее подушечек пальцев, и хорошенько звякнул по нему своим стаканом с соком. Со дна пивного бокала наверх ринулась стайка пузырьков.

– Эффектней всего такой фокус проворачивать с лагером, – прокомментировал Елисей. – Ну и, само собой, рассчитывать силу, чтобы не разбить посуду.

– Здорово!

– Не экскурс в теорию феминизма, но я старался.

– Не скромничай. Это выглядело так, словно пивной гуру посвятил неофитку в один из секретов.

– Тогда раскрою еще парочку. – Елисей покрутил круглую картонную подставку под пиво, гадая, чем бы удивить Иру. – Ты когда-нибудь делала пивные коктейли?

– Ни разу.

– Обязательно попробуй. Это полигон для испытаний. Можно, например, заполнить треть бокала соком черной или красной смородины, а сверху залить крепким темным элем. Получится кислая и тягучая смесь, что-то вроде творческого союза между русской дачной культурой и вековыми традициями бельгийских пивоваров.

– Кажется, с такого ракурса бабушкин урожай я еще не рассматривала!

– Или вот еще рецепт, называется «Ирландская бомба». Ингредиенты сугубо ирландские: стаут «Гиннесс», виски «Бушмилс» и ликер «Бейлис». Классическую стопку наполняем ликером и виски в пропорции пятьдесят на пятьдесят и опускаем этот термитный заряд в «Гиннесс». Пить надо быстро, огромными глотками. Во-первых, важен бомбический эффект, а во-вторых, сливки из «Бейлиса», смешавшись с пивом, моментально сворачиваются в комочки наподобие катышков на пальто, и напиток теряет примерно восемьдесят процентов от своей эстетической привлекательности.

– Звучит славно, но, увы, не мой вариант. Я веган и не пью молоко. Плюс ликер сладкий.

– Точно, прости. Вылетело из головы.

Ира прищурилась.

– Теперь мой черед отучать тебя от извинений, – сказала она.

– Хм, вот и я пал жертвой вредной привычки, – произнес Елисей. – Надо нам составить договор, по которому мы обязуемся не досаждать друг другу необоснованными извинениями.

– И заверить его у нотариуса.

– Непременно.

Ира сделала глоток. Елисей с неохотой констатировал про себя, что пиво в ее бокале убывает.