Развод. Без права на ошибку
Шрифт:
— Мне до сих неприятно думать, вспоминать эти моменты. В груди уже не колет так сильно, но все еще ноет. Я… не скоро смогу забыть. И, если честно, не уверена, что получится. Я так сильно тебя любила, Артем.
Мы замираем. Он дышит тяжело, едва слышно, я вытираю тихие слезы.
Слишком много обмана между нами встало. Море недомолвок… И чужие руки, которые поднимали ил со дна, усердно мутили воды.
С благими намерениями.
Я начинаю думать, что нет зверя страшнее благих намерений.
— Ты — отец этого малыша. Я не стану препятствовать,
— Захочу ли я?! Буду! Ань, буду… Даже не сомневайся!
— Но во всем остальном… пусть будет по-прежнему, — говорю через силу.
Поднимаю взгляд, и у Артема такие глаза, будто небо в очередной раз упало ему на голову и разбилось.
— Я понимаю, — выдавливает. — Мне сложно принять, но я понимаю.
Он трет грудную клетку, словно ему больно. Мне тоже было больно, и я отказываюсь вот так с разбегу бросаться снова в отношения с ним не из мести, а просто потому что хочу быть уверенной в своем мужчине. Увы, за прошедший год, от этой уверенности мало чего осталось.
— Но я буду тебя навещать.
— Хорошо.
— И ты не запретишь мне говорить, что я тебя люблю.
Упрямый. Настойчивый…
— Артем.
— Что?
Я отбрасываю в сторону тонкое одеяло и опускаю руку на живот.
— Сын толкается. Ты тоже можешь это почувствовать, если опустишь свою руку.
Глава 42
Глава 42
Он
Немного не веря в происходящее, я опускаю свою ладонь, Аня подталкивает:
— Смелее.
Ее голос звучит необыкновенно нежно и проникновенно, а у меня пальцы дрожат, как у старика или заядлого пьяницы, когда я касаюсь теплой, нежной кожи живота, уже такого объемного, круглого.
Пульс гудит у меня в ушах, словно я нахожусь под линиями электропередач. Поначалу ничего не чувствую, кроме тепла и атласа кожи любимой, но и от этих ощущений сердце сходит с ума. И буквально через мгновение, когда я уже успеваю обозвать себя бесчувственным чурбаном, вдруг ощущаю, как под моей ладонью что-то происходит.
Я надавливаю посильнее и в ответ чувствую яркие, быстрые толчки.
— Аня… — у меня нет слов. Горло перехватывает спазмами. — Он… пинает меня. Пинается в мою ладонь! Ты можешь в это поверить?
Толчки немного смещаются, я следую за ними рукой, пребывая в эйфории приятного шока. Я много раз представлял себя отцом, но то, что происходит в реальности, на порядок выше и глубже. Фантазии меркнут по сравнению с реальностью!
— Это чудо какое-то… — срывается с моих губ. — Настоящее чудо. Можно?
Наклонившись, прижимаюсь к коже живота губами, касаюсь его щекой, закрываю глаза от избытка эмоций. Анина рука медленно опускается на мою голову и перебирает короткие волосы, гладит осторожно. Я поднимаюсь, она убирает руку.
Мне хочется поцеловать ее. Сильно хочется, сердце вырывается из груди.
Но понимаю, рано.
Еще рано.
Как кляну я себя за то, что повелся на рассказы
И сейчас, оглянувшись назад, я понимаю, что сделал безумно много, но не сделал самого важного — не отстоял свою любовь.
— Тебе нужно побыть немного в больнице, Ань, я буду рядом. Приходить и проведывать. Расскажи о себе, как ты жила в это время?
— По сравнению с твоими приключениями, мои новости не такие бурные.
— Брось. Я хочу знать все. Ань, ты… свое дело открыла, будучи в положении.
Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать, а еще мне стыдно становится, что я не видел этого в ней и считал лучшей ролью для Ани быть домохозяйкой, в то время как она так мило и оганично смотрится, работая с клиентами. Я видел ролики: моя любимая светится изнутри, горит этим делом.
— Ума не приложу, где были мои глаза! Смотрел только вглубь себя, на свои амбиции, а жена-то у меня — вон какая. Горжусь, горжусь безумно, так сильно, что распирает!
Аня розовеет от удовольствия и подхватывает слезинки.
— Ты действительно так считаешь?
— Да, — отвечаю от чистого сердца.
Она розовеет и признается едва слышно:
— Ты даже не представляешь, как мне важно было услышать эти слова именно от тебя, — и начинает плакать.
— Ань… Анют, все хорошо.
Наверное, этот тот самый момент, когда она не откажется от объятий, поэтому я бережно обнимаю, успокаивая, тайком целую в волосы.
— Больше никаких секретов. Давай не будем таиться… — прошу.
— Больше никаких секретов. Кроме одного, — добавляет.
— Какой еще секрет?
— Я не скажу, как решила назвать сына. Ты же позволишь мне назвать его так, как хочется мне?
— Разумеется. Уверен, ты выберешь лучшее имя.
Еще долго времени я провожу у постели Ани. Мы разговариваем обо всем, но я уверен, что и завтра нам найдется о чем поговорить. Оказывается, когда между нами нет стены недоверия и обид, говорить легко и приятно, даже о пустяках, они совершенно не раздражают и не кажутся глупыми или неуместными. Когда искренне любишь, без тени тайн, способных испортить отношения, каждая мелочь — самая нужная и важная.
Я бы пробыл у Ани еще долго, но ей нужно отдохнуть. Чувствую по ее взгляду, что Аня тоже не хочет со мной прощаться, и это вселяет надежду.
— Продиктуешь свой новый номер? Я мог бы позвонить тебе вечером, если ты не против.
— Нет, не против, записывай.
***
После того, как побывал у Ани, долгое время не могу прийти в себя. Мне кажется, я не хожу по земле, но лечу под ней. Наверное, со стороны я выгляжу немного чокнутым, рисуя круги по двору больницы, разговаривая сам с собой вполголоса. Только замерзнув хорошенько, решаю, что мне пора заняться своими делами. Но намерения прерывает входящий телефонный звонок… от Дениса.