Развод. Цена нелюбви

Максимовская Инга

А теперь я не хочу. Не хочу быть идеальной. Хочу быть счастливой. А это возможно только рядом с таким же неидеальным Северцевым.

– Тебе сделали хороший нос, мама,– выдыхаю я, вместе с облачком пара.– В клинике были неплохие спецы, да? Почти не видно вмешательства.

– Риша, бывает ложь во спасение. Ты должна мне сказать спасибо, что я устроила твою судьбу. Хорошо устроила. Думаешь лучше было остаться в той дыре, в которой мы с тобой влачили существование? И сейчас все ради твоего будущего и будущего твоего ребенка. Надеюсь внук там, детка.

– В той дыре я была собой, а не Ришей.

И я просила не называть меня так,– морщусь, скорее от приступа утренней тошноты, которая стала моей постоянной спутницей, нежели от дурацкой клички, той что наградил меня муж. Любимый муж. Смешно, я ведь какой-то месяц назад думала, что не переживу его измену. А теперь…

– У тебя будут морщины, если не прекратишь гримасничать. Отошли шофера, я сяду за руль,– мама говорит ровным тоном, уверенной в себе женщины.– Давненько я не лихачила. Знаешь, дочь, жить надо вовремя и с удовольствием. Запомни. Надо вкусно есть, одеваться красиво, водить шикарные машины и позволять себе безумства, пока есть возможность. И не упускать ее, эту самую возможность. Держать крепко, не гонясь за чертовой синицей. Не будь дурой, Половцевы твой билет в шикарное будущее, в котором будет все, включая власть.

Будет все, кроме счастья и любви. Все кроме самоуважения и обычной жизни.

– Да, мама, – киваю я, садясь в шикарную машину, похожую на катафалк.-Радио включи. И следи за дорогой, мама. Водишь ты даже хуже, чем устраиваешь чужую жизнь.

– Я тебя родила, так что твоя жизнь мне отнюдь не чужая. И не позволю гробить эту жизнь на нищего мента.

– Я люблю его, мама.

– Любовь – это не роскошь, а глупость. Она очень быстро превращается в рутину и ненависть. Этого твоего… За что его любить?

– Любят не за что-то,– я ее совсем не знаю, эту женщину, крутящую руль. Абсолютно. И это откровение, свалившееся мне сейчас на голову, просто придавливает меня к роскошному кожаному сиденью.

– Нет, детка. Не бывает безусловной любви. Всегда есть условия,– я вижу улыбку матери в зеркале заднего вида. Она циничная и недобрая.

– А меня ты за что любила, мама?

– Я тебя и сейчас люблю, глупышка. Поэтому и не даю тебе провалиться в пропасть.

– Ты не ответила на вопрос.

– Я не отвечаю на глупые вопросы.

– Помнишь. Давно, ты читала мне книгу про то, как исчезли все родители и дети устроили праздник непослушания?

– Да, ты болела тогда,– тон мамы теплеет.

– Я очень боялась, что ты тоже исчезнешь. Что как отец просто уйдешь навсегда. А теперь, я боюсь, что…

Замолкаю на полуслове, ухватившись за то, что вещает бубнящее радио. В голове рвутся разрывные снаряды.

«Пожар в центре. В квартире бывшего сотрудника полиции.... Причина – неосторожное обращение с огнем. Скорее всего недавно уволенный сотрудник просто заснул с сигаретой… Жертва пожара, бывший капитан полиции… Ведется следствие… Пострадавший личность неоднозначная. Он уже не впервой был участником громких скандалов. Злоупотреблял спиртным в последнее время. Недавно был задержан по обвинению в коррупции, но отпущен за недостаточностью доказательств»

– Мама, прибавь звук,– хриплю я. Фамилию не называет диктор, но я точно знаю, о ком идет речь. И мне кажется, что я сгораю изнутри.

«Тело

жертвы пока не найдено. Но… Квартира выгорела почти полностью. Скорее всего…»

– Риша, ты как там? Ты в порядке? Доченька, да что с тобой? Ты чего испугалась? Радио дурацкое, я переключу волну… Вот твари.

– Не надо. Я хочу дослушать. Может имя скажут. Не трогай чертов приемник,– почти кричу, выплескивая свой страх.

Я умерла сейчас, наверное. Все выжжено внутри, кроме маленькой жизни, его продолжения. Продолжения моего Северцева.

– Слушай, да мало ли таких нерадивых ментов? На тебе лица нет. Скорее всего жив твой любовничек. С чего ты взяла, что это твой Северянин герой дурацкого репортажа? Сидит, пиво хлещет поди. А тебе нельзя нервничать. Имен не называли…– точно, мама права. Я дура. Нужно просто взять себя в руки и…– Идиоты, средь бела дня такие ужасы? А если дети услышат? Черти рваные,– рычит мама, крутя руль. И меня ее бубнеж немного приводит в себя. Надо действовать, что-то делать, чтобы не рехнуться.

– Высади меня здесь. А сама поезжай в клинику,– проглотив колючий ком, хриплю я. Мне срочно нужно в отдел, где работал Северцев. Конечно он жив. Иначе и быть не может.

Глава 27

Говорят, если хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах.

Сегодня небесный босс веселился от души, я так думаю. Сидел в своем троне и хохотал, сотрясая громом и молниями созданный им же мирок. Он выстроил его быстро и явно от скуки. Населил живыми игрушками, и теперь просто переставляет судьбы своих творений, словно фигурки на шахматной доске. Четко, размеренно, но…

– Где я? – сиплю я, пытаясь разлепить глаза. Пахнет хлоркой и еще какой-то дрянью. Во рту даже не пустыня. Вакуум.

– В отделении скорой помощи,– врывается в мой мозг прокуренный мужской голос.– Вам стало плохо на улице. А так как документов при вас нет, мы привезли вас сюда.

Я наконец вижу говорящего. Фельдшер в униформе, уставший и весь какой-то потрепанный. И пахнет от него табаком так, что у меня снова начинает темнеть в глазах.

– Что со мной?

– Ну, судя по анализам вы беременны. Это не угрожающее жизни состояние, – хмыкает дядька, склонившись к моему лицу. В глаз мне ударяет луч света из фонарика, зажатого в руке медика.– Дамочка, какого черта вы шляетесь по улицам одна в таком состоянии? Судя по прикиду, вы не из бедных. Как только вас муж отпустил… Провалялись полдня тут. Мы уж думали в полицию заявлять. Мало ли, вдруг вас разыскивают.

У меня замирает сердце. Полдня? Черт, это катастрофа.

– Сумка. У меня была сумка, в ней телефон. Мне нужно срочно позвонить.

– Точно, сумка, а в сумке кошелек полный денег, и телефон, поди стоит как железный мост. Девушка. Ну что вы в самом деле, как с луны, ей-богу. Сумка ваша тю-тю. Нам позвонили. Сообщили, что вы лежите на улице. Никаких сумок при вас не было. Радуйтесь, что вообще нашелся неравнодушный прохожий. Другие перешагнули и дальше пошли. Эх, бабы… Позвонить, может, хотите родным?