Развод. Мы больше не твои

Гейбатова Мила

– Колян, ты дебил, нам валить надо, – подбегает второй грабитель, – какие дети, идем!

Он тащит подельника в сторону выхода, но тот не хочет, вырывается и делает рывок к нам. Я визжу, резко отворачиваюсь и прикрываю собой детей, Егор делает рывок к грабителю, кажется, он намерен его остановить, но тут раздается выстрел…

57

57

И снова время в магазине замирает. Вот честное

слово, какое–то проклятое место, я сюда больше не пойду. Найду другую кондитерскую. А лучше продукты на дом буду заказывать, столько служб доставки вокруг, а я все по старинке, чтобы было меньше поводов заходить на детскую площадку, которую я не люблю. Может быть, когда дети подрастут еще хотя бы на полгодика, я стану больше наслаждаться бесконечными качелями и горками, но не сейчас.

Удивительно устроена психика, я стою в магазине, который грабят, в котором только что раздался выстрел, а в голове у меня рассуждения про доставку и детские площадки. Сжалась над детьми и боюсь разжаться.

Но Никита дергает меня за шарф, Соня сдвигает шапку на глаза, и мне приходится выпрямиться и осторожно обернуться. Вернуться в действительность.

Время снова запущено, и оно как будто возвращает себе утраченные секунды промедления. Мой мозг тоже, к счастью, включается. Доли секунды хватает, чтобы оценить обстановку.

Один из грабителей, судя по всему, сбежал, его нет возле кассы. Девушка–продавец, пригибаясь, звонит в полицию и скорую, старушке с хлебом в руках плохо, она опирается на витрину. Но угроза еще не до конца устранена.

Егор борется на полу со вторым, с Коляном. Пуля, к счастью, попала в один из тортов, стоящих за стеклом, а не в кого–то из людей. Мне на глаза попадается банка с горошком, по внутреннему наитию беру ее, прицеливаюсь…

И тут происходит одновременно две вещи: этот недочеловек в черной балаклаве снова выстреливает, а я кидаю свой снаряд и попадаю точно ему по голове. Его вырубает, оружие падает на пол, подбегаю, пинаю его в сторону и не сразу замечаю, что что–то не так.

– Кажется, мы его вдвоем сделали. Девушка, веревка есть? Или полиция уже едет? Я не знаю, какая по крепости у него голова, – обращаюсь к продавцу.

– Слышу мигалки, едут, – отвечает та с облегчением, выбегает из–за прилавка и торопится к старушке. – Потерпите, сейчас вам помогут, давайте присядем, – она осторожно опускает ее на пол. – Выпейте, – девушка берет бутылку воды с прилавка, открывает ее и подает старушке. – Еще помогает умыться, лейте воду на себя, не жалейте, бутылка за мой счет.

– Детки, – оборачиваюсь в сторону двойняшек, но у них все хорошо, они вместе играют снятым с меня шарфом, – умнички. Егор, вставай, давай я тебе помогу, потянул что–то?

После пережитого стресса меня накрывает непонятная эйфория, хочется радостно прыгать, безостановочно улыбаться, а еще двигаться куда–то стремительно, можно даже просто наматывая круги. И я направляю свою жажду деятельности на помощь Егору. Все–таки он герой.

– Давай тихонечко развернемся и обопремся о стену, – произношу, присаживаясь на корточки. – Ой, кровь, – добавляю, заметив красное на ладони, и лишь через полсекунды до меня доходит. – Кровь! У тебя

кровь! Какой кошмар, ужас, ужас, ужас!

– Плечо задел этот идиот, – говорит Егор, тяжело дыша, – едва ли что–то серьезное.

Растерянно осматриваюсь, конечно, бинтами и аптечкой в целом вокруг и не пахнет. Стягиваю с себя шапку и за неимением лучшего, кладу ее на плечо друга и прижимаю, стараясь не акцентировать свои мысли на том, что его одежда уже вся в кровавых подтеках.

– Как удачно, что ты мерзлячка, – со слабой улыбкой на губах произносит Егор, – и до сих пор носишь шапку после захода солнца.

– Да потому что холодно! – чуть визгливо говорю, пытаясь унять дрожь во всем теле. – Я и детей кутаю, ни разу не северянка.

– Оо–л–яя, – растягивает гласные Егор и проводит пальцем здоровой руки по моей щеке, – красивая.

– Только не надо тут устраивать сцену прощания как в фильмах, хватит с нас на сегодня театральности, – произношу сквозь слезы, которые я даже не заметила, как пошли. – Ты мой герой, мой живой герой! – добавляю настойчиво.

– Ладно, тогда, может, просто простишь меня, раз я твой герой? И подаришь надежду на повтор нашего свидания?

58

58

– Ты тут истекаешь кровью, а можешь говорить только о горизонтальном общении со мной?! – возмущаюсь.

– Когда жизнь находится на грани, и перед глазами начинает мелькать тоннель со светом на конце, невольно вспоминаются самые лучшие моменты в жизни. И общение с тобой, несомненно, лидирует в этом списке, в горизонтальной плоскости особенно, – пафосно заряжает Егор.

– Я тебя сейчас стукну, – произношу строго, – если ты мне еще раз про тоннель расскажешь. Во–первых, я суеверная, и шутки на подобные темы для меня неприемлемы. А во–вторых, я не глупая восторженная дурочка, чтобы подобным подкатом меня можно было склеить.

– Зато ты перестала нервно трястись, – довольно парирует Егор, – значит, я все же добился того, чего хотел.

Тут он болезненно кривится, а я с беспокойством замечаю, что его лицо стремительно сереет.

– Ты прав, – ласково провожу рукой по лбу Егора, – ты абсолютно прав. И, конечно, я тебя прощу, уже простила.

«А еще, кажется, полюбила, – договариваю про себя, – но тебя я не буду пугать своими чувствами».

Вскоре к нам приезжает помощь. Лежащего рядом грабителя утаскивает полиция, по второму отправляют ориентировки для розыска. Девушка–продавец дает показания.

Скорых приехало целых два экипажа, в одном увозят бабушку, которая держится молодцом, а во второй забирают моего Егора.

Подкатываю коляску с детьми, занятыми подарками от благодарной девушки–продавца. Вдобавок она вручила мне пакет с тортом, за которым я, собственно, и отправлялась, и добавила фруктовые вкусности для двойняшек. Денег с меня она не взяла, а я слишком спешила, чтобы спорить. Нужно проследить, как погрузят Егора и узнать, где его разместят. В итоге я лишь благодарно кивнула с вымученной улыбкой и поспешила на улицу.