Развод. Ошибку не прощают
Шрифт:
С удовольствием вдыхаю запах, зарываюсь рукой в волнистые волосы и наслаждаюсь счастьем. До конца жизни мне благодарить Бога за нее. Ирочка лучшая моя, самая нежная, самая страстная.
– Любишь меня? – лукаво прищуривается.
– Сама знаешь, – целую в очаровательный носик.
–
– Может домой? – толкаю ее бедром.
– Обалдел? – прыскает она, оценив пожар в моих брюках. – Немедленно прекрати.
Мучительно высвистываю поражение. Хорошо, что дети далеко от нас, иначе со стыда хоть с площадки беги. Но сделать что-то и изменить не в силах. Такая реакция на жену перманентна. Ничего не мешает хотеть свою женщину до колик в паху. С сожалением отпускаю, когда рвется к детям бежать. Смотрю в след голодной псиной. Аномальную реакцию глушу перекуром.
Выхожу за пределы детского пристанища, сажусь на лавку и закуриваю. Так и не избавился от дурной привычки. Наблюдаю за своими издалека, пресыщаюсь довольством.
Как же долго шли к счастью, переживали свои ошибки, платили и страдали, пока не поняли зачем это было и для чего. Стараюсь гнать свои косяки из памяти, но не выйдет, что и ежу понятно. Пусть служат напоминаем того, как в одночасье можно превратиться в осла. Теперь же крепко стою на ногах, подстраховался со всех сторон, залатал дыры везде, где можно. На всю жизнь своим тыл закрыл.
Горластый Сашка орет
Минус в том, что где бы не шел с ней, собирает такое количество восхищенный взглядов, что слюнявых самцов поубивать охота. Скриплю зубами, но опять терплю. А она хохочет, говорит, что зря ревную. А как не ревновать? Ну как? От двадцати до шестидесяти в поклонниках ходят!
– Па, – шумит Варя. С тревогой всматриваюсь не случилось ли чего, такая моя первая реакция на любой зов. С облегчением замечаю, что все хорошо. – Воды-ы-ы!
Фу-х, слава Богу.
– Терпит? – показываю на недокуренную сигарету.
– Да!
Киваю и затягиваюсь поглубже. Нужно быстрее и к ним. Опять расплывается зрение, глазею на семью беспрестанно. Очередной раз благодарю судьбу, что позволила нам быть счастливыми. Что Ирина нашла силы простить и поверить. Я же несу свою клятву, данную ей, как волк-однолюб. Одна Ира на всю жизнь и другой никогда не будет.
Никогда!
Конец