Развод. Я календарь переверну
Шрифт:
– Это всё танго.
У него шикарный «Майбах», ого! Вот это уровень! В таком я еще не ездила. И водитель.
Дворжецкий, значит, ресторатор? Надо загуглить.
Доезжаем быстро, потому что мой зал совсем рядом с домом. Только бы этот Дворжецкий не оказался моим соседом!
Нет, помогает выйти из машины. Провожает до подъезда. А там...
– Аделаида...
– Ада?
– Ида?
– Аделаида...
– Ада?
– Ида?
Каре. Или квартет. Собрались
29.
«Такая корова нужна самому».
Это написано на лбу моего мужа алым пером. Кровью, блин.
Поздно, Игнатов, ох, поздно!
– Вечер добрый, мальчики. — наглею, окидываю их взглядом. Поворачиваюсь к Дворжецкому. — Спасибо вам за прекрасный танец, и спасибо, что проводили.
– Спасибо вам, прекрасная Аделаида, танго в вашем исполнении — просто восторг. —наклоняется, чтобы поцеловать мне руку.
Разумеется, такой мужчина знает, как делать это правильно. Не поднимает ладонь ‘дамы к губам, а сам опускается к ладони.
Поднимает голову. Серьёзен. Конкурентов пропускает мимо кассы. Не оценивает.
Ему плевать.
Мне это нравится.
– Я заеду завтра.
– Я буду ждать.
– Всего хорошего.
– Доброй ночи.
Он не уходит. Потому что тут еще три самца.
Филипп недоуменно хлопает глазами. Макар в растерянности и бешенстве. И хладнокровный Герман, сжимающий челюсти. Хладнокровный только в своих фантазиях. Я-то вижу, что там внутри огонь.
Что ты думал, так легко тебе достанется эта разведёнка с прицепом?
Больно богатый прицеп. И я не только о детях сейчас.
Обвожу их взглядом, киваю еще раз Дворжецкому, которую наклоняет голову в ответ, и иду к подъезду.
Одна.
Нет, уже не одна. Макар идёт за мной.
Молча.
Ах-ах!
Пользуется положением пока еще мужа?
«Такая корова нужна самому» — это точно.
Вот только нужен ли ты этой корове?
Или - «вы самое слабое звено»?
– Аделаида...
В лифте выставляет руку, прижимая меня к стене.
– Что? — я спокойна, я совершенно спокойна.
– Это я у тебя хочу спросить, что! Этот мужик!
– Мужик, и что?
– Который был у Крестовского в конторе.
– Да был, и что? — повторяю вопрос поднимая бровь.
– И ты с ним! — сквозь зубы зло цедит Макар.
– И я с ним.
– Ты... Смелая сильно, да?
– Смелая.
– ТЫ...
– Ударишь — сядешь, и я сейчас не шучу. — холодок по телу и сжимается внутри.
– Ты что, с ума сошла? Я не собирался.
– Пусти, мне душно.
– Почему ты была с ним?
– Я не обязана отчитываться.
–
Мы это уже слышали. Было, Макар, было. Повторяешься, увы.
Я могла бы заорать так же, как сегодня днём - ты же сам, первый забыл об этом?
Ты меня, любимую женщину, обманул, унизил, в унитаз слил! Ты во мне всё женское убить пытался своей изменой, леваками этими своими!
Но я не ору. Мне уже не хочется.
Я это уже переросла.
Не знаю в какой момент.
Еще вчера я бы орала.
Еще сегодня днём орала. Еще как орала!
А сейчас...
Хочется пожать плечиком и улыбнуться.
«Твоя жена? Ах-ах, как бы не так»
Я танцевала танго.
Я пообщалась с интересным мужчиной.
Меня привезли домой на шикарной машине.
И у дома меня ждали еще три кавалера.
Атас-ракета, как сказала бы моя подружка Надежда.
Да, что-то во мне определённо изменилось.
И самооценка стала еще выше. Так-то она никогда не страдала, а сейчас...
Красиво мы танцевали танго. И вообще.
А какое лицо было у Германа!
Нет, я и Фила заметила, и Макара. Но Герман!
Этот точно считал, что я у него уже в кармане, да? Ну, по крайней мере был уверен, что уложить меня будет не трудно.
Извините, господин адвокат. Сначала дела. Бизнес и ничего личного — так говорят?
Вот и займёмся с вами бизнесом.
– Ада…
– Макар, давай договоримся, при детях никаких ссор и скандалов, им это не надо.
– Я... я разве... я не скандалю!
– Неужели? Ладно, и не начинай. Господи, хорошо всё-таки, что они уже почти взрослые.
– В смысле?
– Макар, ну не надо строить из себя дурака. Всё ты понимаешь.
– Ада...
Мы вышли из лифта, стоим у двери квартиры переминаясь с ноги на ногу, Макар —потому что нервничает явно, я — потому что ноги устали.
– Ада, нам нужно поговорить.
– Давай поговорим.
– Здесь?
– Давай дома поговорим. Не в присутствии детей, разумеется.
– Хорошо. Да, ты права. Только... я не хочу тебя терять, Аделаида. Я хочу...
«Такая корова нужна самому», ага, это я уже поняла.
– Поговорим позже, Макар. Позже.
Ужин у нас семейным не получается, дети уже поели — смели всё, что осталось после юбилея. На столе крошки, посуда в посудомойке, коробка от торта в мусорном ведре. Почти идеально.
– Ада, а что у нас...
Макар заходит и видит меня. Я ем бутерброд с красной рыбой. То, единственное, что не любят наши дети.
– А... ужина нет?
Пожимаю плечами.
– Хлеб есть, масло на столе, в холодильнике еще осетрина.