Развод. Жизнь с чистого листа
Шрифт:
В сотый раз задаю себе вопрос: «Зачем я это делаю?». Она ясно дала мне понять, что не желает продолжения. Что там за отношения такие? Большая половина жизни позади, а я так и не понял женщин. А может, просто не пытался их понять?
Принимать судьбоносные решения за операционным столом в тысячу раз легче, чем понять женскую сущность. Когда ты видишь, что конечность уже не спасти, что необратимые последствия уже наступили и ампутация неизбежна. Ты просто делаешь это и тем самым спасаешь человеческую жизнь. Почему в повседневной жизни, женщины так стремятся сохранить то, что умерло. То, что сожрала
Оля тоже пыталась сохранить то, что уже не вернуть. И не важно, кто стал причиной твоей личной драмы. Даже если этот человек произвел тебя на свет, но потом отнял жизнь твоего ребенка. Его нужно вычеркнуть из жизни, как бы тяжело это не было. Я так считал… Но она думала иначе. Почему в данном случае ампутация не помогла? А наоборот, отняла эту жизнь, за которую каждый врач так отчаянно борется.
Вот и Нина готова терпеть насилие со стороны человека, которого когда-то сама выбрала себе в мужья. Сама… А ведь Оля себе мать не выбирала.
Неужели такая любовь? Разве можно любить морального урода? А с другой стороны, чем я лучше? Ведь я даже хуже. Я никогда не поднял бы на женщину руку, зато методично бил женщину иначе. Так что на вопрос, кто из нас моральный урод, ответить не сложно. Мы оба…
Мне тяжело было смотреть на метания Оли, и я решил поступить самым простым способом. Решил не смотреть. Тем более, что ненависть к ее матери сожрала во мне почти все чувства.
И никто, кроме меня, не виноват. Это я, как твердолобое, узко мыслящее существо, убедил сам себя, что мне нужна именно такая женщина: хрупкая, домашняя, без лишних амбиций. Та, которая будет ночевать дома, готовить завтраки и ужины. Та, которая будет ждать меня с работы. Та, которая будет воспитывать моих детей, не перекидывая эту обязанность на других.
Все у нас с Олей было: и завтраки, и ужины, и домашний очаг. Только главного не случилось — того, ради кого люди создают семью. Я сам сломал свою женщину, доделал то, что не успел сделать ее самый родной человек. Поместил свою жену между молотом и наковальней, заставляя принять одну сторону. Я так хотел, чтобы эта сторона оказалось моей, но она оказалась ничьей.
Может быть, поэтому мне так тяжело смотреть на то, как ломают Нину. Нина — не Оля. Оля была совершенно другой. А на контрасте с Аленой она и вовсе казалась ненастоящей. Женственной, тонкой, изящной, манящей. Такой, к которой хочется приходить домой.
Приходить домой к Алене спустя несколько месяцев брака мне уже не хотелось. Мое патриархальное мышление не позволяло мне относиться с любовью и трепетом к женщине, которая так хладнокровно проводит по несколько трепанаций в день, а потом засыпает на работе, забыв, что у нее есть дом и семья. Такую не сломаешь, да и не нужно. Просто есть женщины, не созданные для семьи. А я хотел именно жену. И нашел, и сам погубил.
Сейчас я понимаю, что жестче нужно было действовать в самом начале наших отношений. Быть может, тогда жизнь сложилась бы иначе. Нужно было отсечь ее мать, как воспаленный аппендикс. Вытащить ее из этой зависимости, а потом уже строить с ней семью, в которую вход третьим лицам был бы запрещен. Можно сколько угодно обвинять ее мать в том, что сделала ее такой зависимой и беззащитной. Но разве не эта беззащитность стала
— Принимайте работу, — голос рабочего возвращает меня в реальность.
— Уже? А говорили полдня, — усмехаюсь вытаскивая бумажник из кармана.
Открываю и закрываю тяжёлую металлическую дверь, только что установленную в замен старой хиленькой. На стене Нининого дома она смотрится как-то инородно. Может, просто нужно привыкнуть?
— Шесть восемьсот, — бубнит себе под нос недовольный рабочий. И протягивает мне монтажный ключ. — Если накинете сотен пять, заберу мусор. Или сами выносить будите?
— Накину, забирай, — отдаю ему деньги.
Рабочий уехал, прихватив с собой мусор. Оставив меня наедине с последствиями своей самодеятельности. И что теперь? Мне отчаянно не хочется оставлять ее одну здесь, пусть даже за стальной надежной дверью.
— Дядя Паша! Ты здесь? — Дашка забегает во двор. — Иди скорее сюда!! Скорее! — кричит девочка и выбегает обратно за калитку.
Иду на встревоженный крик ребенка. На встречу мне идет Нина и несет перед собой небольшой пластиковый таз. Дашка бегает вокруг нее, заглядывая в таз то с левой, то с правой стороны. Удивительно, как Нина еще не споткнулась и не упала, потому что Даша мельтешит вокруг нее как заведенная.
— Дядя Паша! Посмотри кого мы нашли! Это ведь птенчики ястреба! Они у нас под крышей жили и выпали. Посмотри они запутались! — со слезами произносит ребенок. Нина не поднимая на меня глаз смотрит на птенцов.
— Дашенька, не плачь. Давай мы до дома дойдем. Дядя Паша их посмотрит, — успокаивает девочку Нина. — Ты ведь посмотришь? — наконец смотрит на меня.
Киваю и забираю ее ношу.
Пока пытаюсь распутать птенцов которые запутались в капроновой веревке, Даша не перестает накидывать варианты, как будет их выхаживать. У одного птенца вывихнута лапа и крыло. У второго поломанная лапка висит на коже. Они конечно не жильцы. Жесткое волокно капроновой веревки перерезало тоненькую конечность. Птенцы бились в попытке выбраться из капкана, но тем самым только сильнее затягивали на себе удавки.
Нина вошла в дом через новую дверь и вынесла мне маникюрные ножницы и канцелярский нож.
— Сколько я тебе должна?
— За что?
— За твое активное участие в моей жизни.
— Мы с тобой потом об этом поговорим. Хорошо? — стреляю глазами в Дашку.
Нина вздыхает и отводит взгляд.
— Птенцов ястреба нужно кормить кузнечиками и сверчками. Если нет возможности наловить, нужно купить замороженных насекомых в зоомагазине, — не перестает накидывать информацию из интернета Даша.
— Это стрижи, — говорю я, разрезая маникюрными ножничками предпоследнюю петлю.
— Ты уверен! Я смотрела фотки. На ястребов очень похожи! — продолжает гнуть свою линию Даша.
— Уверен.
— Так! Тогда я сейчас посмотрю, чем можно кормить стрижей.
Даша сосредоточено рыскает в телефоне.
— Как это могло произойти? — наконец подает голос Нина.
— Мать в гнездо принесла нитку в качестве строительного материала. Вот и построила своим детям силки.
— Да, скорее всего… Я как-то не подумала, — тихо говорит Нина. — Не жильцы? — произносит одними губами, когда Даша отвлекается на Луи.