Разводить(ся) надо уметь
Шрифт:
Пытаюсь взять себя в руки, и мне это дается с большим трудом. Два дня… прошло два долгих дня с тех пор, как я сделал Снежане предложение. Маринуюсь в полнейшей неизвестности, а мой мозг поджаривает единственная мысль: что, если откажет? Пошлет подальше, чего я, собственно, и заслуживаю, и укатит в свою Москву…
Не знаю, почему я мгновенно поверил, что она спит с качком. Не потрудился проверить или хотя бы поговорить с ней лично. Был слишком занят баюканьем раненой гордости, за что теперь и получаю.
А
Я сделал ей больно, ужасно ранил свою любимую, беременную девушку… Такое на голову не натянешь и никакими бриллиантами с сапфирами не исправишь.
Долго тру лицо, пытаясь хоть немного успокоиться. Нажимаю кнопку внутренней связи на стационарном телефоне, прошу секретаря:
— Кристина, кофе!
Но вместо нее в комнату заходит Снежана, и я застываю, как истукан, завороженный ее появлением. Даже встать с дурацкого кресла не догадываюсь.
Она мнется у двери, потом проходит.
«Нет, я ее не люблю… Я ее обожаю! Всю — от макушки до пят!»
Снежок невероятно красива, хотя одета в простые джинсы и белую майку. Всё в этой женщине кажется мне невероятно милым, радует глаз.
— Привет! — хриплю, когда она проходит к моему столу. — Присаживайся, пожалуйста…
— Я поговорить… — заявляет она.
«Ты подумала над моим предложением?» — хочу выкрикнуть, но не решаюсь, ведь если сейчас скажет, что собралась в Москву, я прямо на этом кресле сдохну от сердечного приступа. Говорят, что инфаркт — болезнь разбитого сердца, вот от него-то и скопычусь. Неважно, сколько мне лет и в какой я физической форме.
Однако Снежана выдает нечто неожиданное:
— Игорь, ты был серьезен?
— В каком плане?
— Ты правда хочешь быть отцом моему ребенку? Я имею в виду настоящим отцом, а не для галочки! Таким, что не только алименты заплатит, но захочет с ребенком погулять, провести выходные, научить кататься на велосипеде, отведет в поликлинику… — начинает перечислять она.
Слово «алименты» мгновенно меня напрягает, но я стараюсь не подавать вида. Отвечаю максимально искренне:
— Всё это и даже больше, Снежана! Я давно созрел, чтобы быть отцом.
— Хорошо, — кивает она и продолжает допрос: — Но ты же не передумаешь? Потому что если через год-другой ты решишь, что этот ребенок тебе не нужен, и самоустранишься из его жизни…
Не понимаю, к чему она клонит, невольно хмурюсь и спрашиваю:
— Как можно самоустраниться из жизни собственного ребенка?
— Очень даже можно… — хмыкает она. — У моего биологического отца этот фокус прекрасно получился. И я хочу тебе сказать —
Теперь понятнее, откуда дует ветер ее сомнений.
— Я не собираюсь никуда устраняться, Снежана! Можешь быть спокойна!
Она долго смотрит на меня, сканирует взглядом, потом вдруг кивает.
— Хорошо, тогда давай попробуем…
— Что попробуем? — спрашиваю с опаской.
«Неужели она согласится замуж?»
Слишком боюсь поверить своему счастью… И, оказывается, не зря.
— Растить ребенка, Игорь! Учитывая наши с тобой проблемы по этой части, другого ребенка может и не быть… Замуж за тебя не пойду, извини, но и в Москву не уеду. Не хочу быть сволочью, которая забрала у тебя желанного малыша. Кроме того, ты ведь тоже нужен будешь этой крохе. Давай разделим время, обязанности…
Некоторое время пытаюсь переварить сказанное ею.
— Снежан, а не проще ли пожениться? Мы жили бы вместе…
— Я ради ребенка замуж не пойду! — отрезает она.
— А ради меня? Или я сам по себе тебе совсем не нужен? — спрашиваю с хрипом.
— Еще до позавчерашнего утра это я тебе была не нужна! — фырчит она.
— Но я же объяснил, Снежок…
— Не называй меня Снежком! — резко перебивает. — И… прости меня за то, что сделала с тобой в девятом классе… Мне очень неприятно об этом вспоминать, думаю, не мне одной. Надеюсь, тебе станет легче, если я скажу, что годами жалела о своем поступке. Он был гадким…
Она замирает на несколько мгновений, словно решает, стоит ли говорить дальше. Продолжает, качая головой:
— Мне не оправдаться, даже пытаться не буду… Но я прошу прощения, как и ты. Давай оставим обиды в прошлом и просто будем воспитывать нашего ребенка…
Мне уже глубоко плевать на события четырнадцатилетней давности. Настолько плевать, что дальше некуда. За эти дни я точно понял — есть вещи важнее юношеских обид. Важнее и больнее…
— Но как ты видишь такое раздельное воспитание? — спрашиваю, нахмурив лоб.
— После развода с Мальцевым я куплю небольшую квартирку где-нибудь неподалеку. Сделаю там детскую и буду готовиться к родам. Когда рожу, мы с тобой договоримся, как и что будем делать. Кстати, до времени ухода в декрет я бы хотела поработать у тебя в ресторане, если ты не против… В моем положении будет сложно найти другую работу…
— Если дело в деньгах, я готов спонсировать! — тут же предлагаю.
Но Снежану мои слова не радуют, наоборот, кажется, бесят.
— Не надо меня спонсировать! Я не инвалид, вполне могу себя содержать, и не проститутка, с которой нужно расплачиваться, ясно тебе?!