Разводящий еще не пришел
Шрифт:
— Чудику доверили взвод.
Громов поправил ушанку на голове, в сердцах бросил:
— Чудики разные бывают, капитан. Ничего, сдюжат заминку.
Узлов — это видно было хорошо — снял с себя шинель, бросил ее под колеса машины. Тягач, вздрогнув, сорвался с места. Громов передал коробок со спичками Савчуку, сказал:
— Видите, уложились в отведенное время. В бою надо быть спокойным, расчетливым. Главное — рассудок не терять. Терпение, капитан, не каждому дано, но стремиться к этому надо.
Савчуку стало неудобно за свою
...На занятой позиции батарее пришлось находиться около часа. Потом все повторилось сызнова: головная походная застава, используя огонь орудий, сбила «противника» с занимаемой позиции и двинулась вперед. Громов приказал начать выдвижение макетов танков, обозначающих атаку «противника». Батарея с ходу приняла боевой порядок. Тягачи ушли в укрытие.
Шахов готовил данные для ведения огня. Он находился в наскоро отрытом снежном окопе. К нему подошел Узлов.
— Дима, ты что, под машину попал? — спросил Шахов.
— Это я, Игорек, с негодяем боролся.
— С каким?
— Да с тем, что тянул меня на пенсию, — засмеялся Узлов.
— Значит, мосты взрываешь к пенсии?
— Глупости, Игорь! Один умный партиец сказал: не пройдет и двадцати лет, как люди начнут стыдиться слова «пенсионер». А мне только двадцать четвертый пошел... — Он зябко повел плечами и погрозил в сторону, где стояли тягачи: — Уж я этому водителю прочитаю сегодня лекцию, как готовиться к выходу в поле. На ледок наскочили — и тягач забуксовал, а у этого разгильдяя никаких подручных материалов не оказалось, шляпа!
...Ефрейтор Околицын уже несколько раз порывался провести беседу, но обстановка так быстро менялась и люди так заняты каждый своим делом, что все паузы длились не более пяти — десяти минут: разве за это время можно что-нибудь рассказать? Да и мешал Бородин: секретарь не отступал от него ни на шаг и занимал огневиков какими-то случаями, интересными и даже смешными, но, по убеждению Околицына, незначительными.
Волошин, ежась на ветру, глухо буркнул себе под нос:
— Все спешат... А куда? Лейтенант Узлов испортил себе шинель. Кому учения, а кому простуда.
— Вы так думаете? — спросил Бородин и почему-то посмотрел на Цыганка. Тот хихикнул:
— Пашка?.. Он никак не думает, он просто видит.
— Видим мы все, а понять то, что видим, не каждый из нас может, — отозвался Петрищев, следя за местностью, откуда должны появиться танки «противника».
— Верно, — подхватил Бородин, почувствовав, что именно сейчас и нужно рассказать о поведении лейтенанта Узлова, что лучшего материала для агитатора, как этот случай, и не найти.
— Я читал рассказ, который называется «Секунда». Очень мне запомнился. — Бородин сел на лафет, достал из кармана папиросы.
«При чем тут рассказ?» — подумал Околицын, досадуя на секретаря, что он и на этот раз, видно, помешает провести запланированную беседу.
— На фронте было это, — продолжал майор. — Кончились патроны у нашего пулеметчика. Он говорит
Никто не отозвался. Лейтенант Узлов, махая руками, подпрыгивал возле своего окопчика: видимо, ему действительно было холодно. Первым это понял Околицын. Он было рванулся к лейтенанту, чтобы предложить ему свою шинель, но тут Узлов подал команду:
— По ме-ста-ам, приготовиться!
Цыганок хлопнул по плечу Волошина:
— Ну, божья простуда, поднимайся. Сейчас мы с тобой будем мокренькими...
Околицын припал к прицелу. Он увидел, как из рощи, подпрыгивая на неровностях, движутся танки, но подумал о Бородине: «Складно у секретаря получается. Я ту секунду тоже не забуду».
...Бой закончился под вечер. Было еще светло. Тусклое холодное солнце опускалось к горизонту, окрасив горы розовым цветом.
Батарея в походной колонне ожидала сигнала, чтобы тронуться в обратный путь. Командиру полка подали «газик». Подошел Бородин. Громов сказал Савчуку:
— Разбор занятий сделаем завтра. Поехали, секретарь.
Шофер включил печку, и в машине потеплело.
— Ну как, Степан Павлович, подучил агитатора? — Громов отвернул воротник полушубка и повернулся к Бородину, предлагая закурить.
— Кое-что он понял... Подумать только, целую лекцию намеревался прочитать на марше! А виноваты в этом мы, командир: все норовим по каждому случаю речь закатить часика на два, да обязательно, чтобы большая аудитория была. Вот взводные агитаторы и берут с нас пример... Учить надо людей.
— Пробуем, пробуем, секретарь. Не знаю, как со стороны-то получилось?
— Капитан Савчук доволен, да и командирам взводов хорошая зарядка. Узлова надо отметить...
— Подождем. Поступок-то его смахивает на мальчишескую лихость. Согласен?
— А что вы Савчуку говорили об Узлове?
— Он что, рассказал?
— Я же секретарь партийной организации. Передо мной народ — как на исповеди. — Бородин расстегнул полушубок — тепло и до него дошло. — В общем-то я согласен с вами, Сергей Петрович, не надо отмечать, но как-то все же следует поднять у него дух, сказать о нем доброе слово. Рапорт ему еще не вернули?
— Жду, пока сам за ним придет, если не забыл.
— Ну что ж, тоже верно.
Въехали в село. Бородин предложил Громову зайти к нему на квартиру. Он открыл дверцу, спрыгнул на утоптанный снег и показал на ворота: