Разводящий еще не пришел

Камбулов Николай Иванович

— Мне кажется, — сказал он, — огневые позиции батарей слишком уплотнены.

— Согласно нормам, предусмотренным уставом, — опередил Громов начальника штаба.

— Уплотнены, — повторил генерал. — Плотные боевые порядки, видимо, опасны в современном бою. Это вам надо учитывать, товарищи. Как бы вы, полковник Сизов, стали планировать наступление в настоящем бою, заранее зная, что противник намерен применить против вас новые средства борьбы? Так же. как сейчас, или по-другому?

— Нет, товарищ генерал, так бы я не планировал... — робко начал Сизов.

Захаров рассмеялся.

— Вот как! Учить так, а воевать этак.

Ну, знаете, это пахнет самообманом и еще чем-то похуже.

— Разрешите внести поправки? — сказал Громов.

— Не следует. Наспех тут ничего не получится. Эти вопросы надо серьезно изучать и решать их с глубоким знанием дела. Ясно одно — смотреть вперед, учитывать новое, и все это лежит на наших плечах, на наших... Сильнее будем — враг не посмеет развязать войну, — заключил Захаров после небольшой паузы.

За окном опускалась ночь, плотная, беспокойная. На разные голоса завывала метель, слышались сильные порывы ветра. Гудело в дымоходе, прерывисто и тяжело.

— Вот что, Громов, вас я не буду задерживать, работайте по своему плану. А начальник штаба пусть останется, мне надо с ним поговорить. Только не здесь, не в штабе. Может быть, вы, Сизов, пригласите меня на квартиру? Как, найдется местечко переспать?

— Найдется, товарищ генерал.

— Ну и отлично.

...Сизов занимал отдельный домик из двух комнат и небольшой кухоньки. В квартире, довольно уютной и хорошо обставленной, царил порядок и уют, который обыкновенно создают трудолюбивые и любящие семью женщины. Сизов провел Захарова в комнату с письменным столом, диваном, двумя книжными шкафами, географической картой и какими-то фотографиями на стенах.

— Садитесь, товарищ генерал. — Сизов немного волновался: первый раз в жизни на квартиру пришел командующий, и полковник старался держать себя как можно более официально. Подыскивая, что же еще сказать генералу, он предложил: — Товарищ генерал, ужинать будете?

— Это уж обязательно, — согласился Захаров. Сизов куда-то ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

Оставшись один, Захаров вновь начал рассматривать комнату. На столе лежал раскрытый военно-теоретический журнал. Захаров, взглянув на страницы, заметил: чья-то рука подчеркнула несколько строк, а на поле, против подчеркнутого места, замечено: «Пуля дура — штык молодец. Старо!»

Пришла хозяйка, маленькая, крепко сложенная женщина с седеющими волосами, но удивительно молодыми глазами, которые придавали ее лицу какую-то особую прелесть. Подавая Захарову руку, она просто и свободно сказала:

— Анна Петровна Сизова.

— Николай Иванович Захаров, — поднялся генерал, из вежливости добавил: — Извините, что побеспокоил. Служба — ничего не попишешь.

— Хорошо, что зашли, — так же просто, как со старым знакомым, продолжала разговаривать Анна Петровна, стоя посреди комнаты. — Я вот иногда Алексею Ивановичу говорю: «Алеша, сколько людей приезжает в полк, и ты никого не пригласишь к себе в гости, все тащишь их в эту холодную и неуютную комнату для приезжих». А он мне: «Не принято у нас это делать». Скажите: «Не принято»! А что же тут такого, если офицер пригласил к себе на квартиру приезжего офицера? Не понимаю! Посидите, чаю попьете и лучше узнаете друг друга, без этого официального: «Слушаюсь», «товарищ полковник», «никак нет», «разрешите доложить».

— Аня, — предупредительно произнес, вернувшись, Сизов и сморщил сухое лицо.

— Вот

полюбуйтесь, Николай Иванович, уже злится. Нарушила субординацию. — Она громко рассмеялась, отчего ее лицо еще больше похорошело.

— Разделяю ваши взгляды, Анна Петровна, — заметил Захаров. — Вы глубоко правы.

Вскоре был подан ужин. Анна Петровна неожиданно поставила на стол бутылку белого вина. Сизов метнул на нее недовольный взгляд. Но Захаров поспешил сказать:

— Вот это хорошо. Я продрог в пути!

— Мужчинам полезно выпить по стопочке. Они после этого становятся мягче с женами и разговаривают куда интереснее, — не обращая внимания на гримасы мужа, говорила Анна Петровна.

— Вот как! — воскликнул Захаров, заметив, что и Сизов несколько повеселел, сбросил с лица выражение официальности и сдержанности, которые иногда делают людей неловкими и смешными.

Когда начали пить чай, Анна Петровна завела разговор о последних новинках художественной литературы.

— Я книголюбка. Да нельзя мне иначе, в школе преподаю литературу.

— А вы, Алексей Иванович, много читаете беллетристики? — поинтересовался Захаров.

— Очень, — ответила жена. — Запоем. Наверстывает упущенное.

— Аня, ну зачем так? — Сизов отодвинул в сторону пустой стакан, о чем-то подумал и сдержанно сказал: — Читаю, как и все. Маловато пишут об армии. Когда шла война, кое-что появилось, раздался последний выстрел, и писатели забыли нас. Военные остались в стороне, как будто уже и не существовала армия. Конечно, я понимаю, тема эта сложная. Сейчас как будто бы пишут об армии больше, но все о первом периоде Отечественной войны. Переживания да страдания описывают, мучеников изображают, лагерников героями делают. Ну что ж, были герои и в плену, и в тюрьмах. Таков уж советский человек, облик свой нигде не потеряет. Только мне хотелось бы прочитать хорошую книгу о сегодняшней жизни наших солдат. Нынешние люди в погонах — очень интересный народ. А какой сложной техникой они управляют, подумать только — инженерные знания для этого требуются! Или я не так говорю? — вдруг спросил Сизов.

— Продолжайте, продолжайте, думаю, что вы правы, — сказал Захаров, боясь, как бы Сизовым вновь не овладела та скованность, которая замечалась в начале разговора. Но полковника будто подменили, весь вечер он не умолкал. Генерал понял, что Сизов знает не только новинки художественной литературы, но и знаком с достижениями науки и техники, начитан и в специальной военной литературе. Слушая начальника штаба, он невольно вспомнил слова Бирюкова: «Сизов? Он идет на пределе, грамотности не хватает». Подумал: «Чепуха, какая чепуха!»

Поблагодарив хозяев за ужин, он прошел в комнату, где уже была приготовлена для него постель. Когда лег, долго не мог уснуть.

Откуда-то из мрака выплыло лицо Ирины: «Вот я сейчас в Заполярье одна... Машенька не приехала на праздник... Часто думаю о нашей прожитой жизни... Ты занят, новая должность, новые хлопоты».

Захаров перевернулся на другой бок.

На улице от ветра тяжело застонали ставни. Но Захаров этого не слышал: он спал, как всегда, здоровым и крепким сном. Когда открыл глаза, в комнате было светло. Со стены смотрел на него портрет капитана в полевой форме. Этот снимок Захаров уже где-то видел. Генерал стал вспоминать и вспомнил: видел он его напечатанным в газете. Захаров поднялся. Теперь портрет был у него на уровне глаз.