Развращение
Шрифт:
Лето в Париже стояло насмерть. Жаркое, липкое, неотвязное, оно не собиралось сдавать ни пяди зноя, пыли и духоты.
Варлека шла по аллейке, засаженной неправдоподобно аккуратными деревьями с гладкой блестящей корой — кажется, какая-то новая мутация, выведенная нагами. Вдоль посыпанной белым песком дорожки — сквозь тонкую сетку лицевого платка песок казался бледно-серым, как табачный пепел — стояли стандартные железные скамейки, выкрашенные зелёным. Краска на сиденьях коробилась, шла пузырями.
Две немолодые женщины, замотанные платками
Других людей не было.
Как всегда в таких случаях, ужасно хотелось откинуть паранджу, хотя бы на минуточку. Госпожа Бурлеска с трудом подавила это желание. Может быть, в ближайших кустах сидит псих и рассматривает её в инфракрасный бинокль. Сейчас в парках психов просто навалом.
Ну ничего. Очень скоро она прикончит Гора Стояновского и получит за это сто пятьдесят дней свободы. Она сможет всласть гулять по этим аллеям без платка, с открытыми руками и грудью. Пить в маленьких забегаловках панаше и «танго» — смесь пива с гренадином, модную в этом сезоне — ничего не боясь. Ходить одна, не нуждаясь в бдительном спутнике.
Тем более в таком, как сейчас.
— Не беспокойтесь, никого поблизости нет, — прошуршало у её ног. — Можете снять эту штуку.
— С чего вы взяли, будто я беспокоюсь? — неприязненно спросила госпожа Бурлеска, в очередной раз подумав, что напрасно связалась со старым гадом. Он оказался полезен, да. Но слишком проницателен.
— Простите за неделикатность, но я чувствую запах страха, — серьёзно ответил наг, подняв переднюю часть тела. Теперь серебряная голова гада плавно покачивалась возле её бедра, в такт шагам. В этом соседстве тел было что-то непристойное. Не как у Райсы с Оффью, а… Варлека задумалась, но не нашла подходящих слов.
Рэв и в самом деле был стар. Когда Оффь, слегка смущаясь, представляла его Варлеке и Райсе, госпожа Бурлеска была поражена размерами этого существа. Наги росли всю жизнь. Рэв был огромен: судя по длине тела, ему было никак не меньше семидесяти земных лет.
Как ни странно, но беседовать с нагом оказалось интересно. У него, в отличие от присвистывающей змейки, была чистая речь и несомненный талант рассказчика. Кроме того, змей был по-змеиному галантен, предупредителен и к умел брать на себя инициативу.
Знакомство состоялось в аэропорту. Через пятнадцать минут после того, как Оффь церемонно представила их друг другу, Варлека с лёгким удивлением осознала, что они, оказывается, сидят всей компанией в закрытом кабинете какого-то дорогого ресторана — судя по ряду бутиков за окном, на рю де Монтень. Как они сюда добрались, она решительно не помнила, увлечённая каким-то разговором.
Перед госпожой Бурлеска стояло блюдо с охлаждённой ежевикой и бокал шампанского. Непочатая бутылка «Вёв Клико» дожидалась своей очереди в серебряном ведёрке со льдом. Кажется, сообразила Варлека, это уже третья.
Лица женщин были свободны: любезный Рэв заказал гарантии безопасности по высшему разряду. Бурлеска
Маленькая компания людей и нагов вовсю благодушествовала. Простодушная Оффь зарылась мордочкой в крабовый салат, издавая что-то вроде восторженного похрюкивания. Разрумянившаяся от жары и шампанского Райса, отчаянно кокетничая, кормила Рэва с серебряной ложечки мороженым с горячей начинкой внутри. Разнежившийся наг свернулся под столиком, обвивши кончик хвоста вокруг единственной ножки, и блаженно щурился, глотая холодные комочки крема, тающие в горле и обдающие его жаром.
— Благодарю вас, очаровательная госпожа Ваку, — любезничал гад, облизывая ложку длинным раздвоенным языком, — вы познакомили меня с изумительным сочетанием вкусовых и температурных ощущений. Вы бывали когда-нибудь в сауне?
— О да, приходилось, — лукаво склонила голову аспирантка, явно намекая на то, что она там бывала не раз, и отнюдь не одна.
— На Шссунхе есть развлечение, несколько напоминающее вашу сауну: свернуться где-нибудь в глубокой тени, как следует замёрзнуть, а потом перекатиться на горячие камни. Так любят играть маленькие змеёныши. Эти холодные шарики мне чем-то напомнили детство. Ох, я так надеюсь, у моего потомства будет детство получше. У меня есть что завещать своей кладке. Поэтому они вырастут на Земле, а не среди этих вонючих песков…
— А вам хотелось бы увидеть своё потомство? — ляпнула Райса.
Змей тихо зашипел, как проколотая шина, и немного отстранился от аспирантки.
— Вряд ли, — наконец, сказал он. — Даже если бы это было возможно. Мне бы не хотелось… разочаровываться, — подобрал он нужное слово. — Видите ли, мы все мечтаем о том, что наши дети будут чем-то большим, чем мы сами. Большим и лучшим. Это помогает нам жить… и умирать.
— И всё-таки это ужасный обычай, — вздохнула Ваку. — Я всё понимаю насчёт вашего брачного ритуала, у вас такая биология… Но зачем же умирать самому?
Госпожа Бурлеска почувствовала кожей, как тонкая нить беседы с неслышимым звоном лопнула.
Глупая аспирантка с опозданием сообразила, что перешла грань допустимого, и от испуга выронила ложечку с мороженым. Вещица тихо звякнула на полу.
Змей обвёл взглядом всех присутствующих. Все промолчали.
— Я не думаю, что это хорошая тема для застольной болтовни, — наконец, заговорил Рэв ко всеобщему облегчению. — Тем более, при нагине, готовящейся стать моей жертвой… то есть, говоря по-вашему, моей невестой, — он бережно склонился над юной змейкой и нежно коснулся рыльцем её блестящего лба.
Оффь что-то тихо и печально просвистела на шссунхском, после чего доверчиво подставила Рэву свою измазанную в салате мордочку. Тот несколькими быстрыми движениями языка очистил её от соуса и на секунду выпустил длинные клыки, как бы приобнимая ими рыльце своей будущей жертвы.
Женщины молча смотрели на эти странные нежности.
— Я боюсь только одного, — признал змей, — что могу погубить Оффь во время гона. Я слишком стар и слишком силён, а она так молода… Но я хотел потомство именно от неё. Придётся рискнуть.