Разящий меч
Шрифт:
Ганс снова устремил взгляд вперед.
Авангард мерков остановился на минуту, и он оглядел линию врага. Они теперь двигались не колоннами, а образовали клин, такое построение больше всего подходило для атаки.
Инграо прошел вдоль своих пушек и повернулся к солдатам:
— Картечью заряжай! Прицел восемьсот ярдов! Издалека донеслось протяжное многоголосное завывание. У Ганса по спине побежали мурашки. Мерки раскачивались назад и вперед, ритмично шагая по полю, звук нарастал, становился все громче и пронзительней.
— Батареи,
Рявкнули пушки, линия врага нарушилась. Мерки падали, но воинственный клич не утихал.
— Заряжай!
Вперед выехало несколько всадников, один из врагов приподнялся в стременах и взмахнул мечом. Трое следовавших за ним подняли красные штандарты и затем наклонили их параллельно земле.
Как будто движимые одной рукой, мерки двинулись вперед.
— Батареи, огонь! Враги падали.
— Заряжай!
Гром голосов теперь звучал отчетливее, слышно было, что мерки произносят одно слово:
— Вушка, Вушка!
Ганс почувствовал, что у него пересохло во рту. Карфагеняне говорили о Вушке Хуш — элитной гвардии орды мерков. Неужели это действительно он?
— Батареи, огонь!
Знаменосцы подняли штандарты, взмахнули ими, а потом наклонили назад под углом в сорок пять градусов. Наступающие перешли на медленный бег.
— Заряжай! — Вушка, Вушка!
Ганс яростно жевал табак. Он предложил плитку Чарли, тот отломил кусок и передал половину стоящему рядом сержанту.
— Батареи, огонь!
В линии врага появились бреши, но на место павших быстро вставали новые солдаты.
— Профессионалы, — заметил Чарли, взглянув на Ганса. — Знают, что делать, прямо как пехота мятежников. Это вам не тугары.
Знаменосцы снова взмахнули штандартами и поставили их вертикально.
— Вушка Хуш да гу мерки!
Мерки стали двигаться перебежками. Каждый ряд пробегал примерно пять ярдов и переходил на шаг.
— Батареи, заряжай картечью!
Ганс направил лошадь вдоль линии обороны.
— Спокойно, парни, так держать!
Туча картечи — тысячи чугунных шариков — вылетела из стволов пушек. Раздались ужасные крики.
— Батареи, стрельба картечью без команды!
— Готовьсь!
Две с половиной тысячи винтовок нацелились на врага.
— Вушка, Вушка!
Ганс посмотрел на знаменосца. Он стоял навытяжку рядом со знаменем, широко раскрыв глаза от ужаса и шепча молитву побелевшими губами.
Ганс вытащил карабин.
— Прицел триста ярдов!
Бойцы по всей линии установили прицелы.
— Целься!
Раздалось щелканье затворов.
— Первый ряд!
— Вушка! — Пли!
Грохот, дым, стоны раненых. Линия врага поредела, но оставшиеся без колебаний двигались вперед.
— Второй ряд, пли! Новый залп. Новые крики.
— Прицел двести ярдов.
Ганс молча наблюдал. Казалось, эту лавину не остановить. Он чувствовал, как где-то внутри нарастает противный, липкий страх.
— Первый ряд,
Мерки шли стеной. Батареи на левом фланге продолжали стрелять картечью, выкашивая целые ряды врага. Но на место убитых тотчас становились новые воины. Еще залп. Мерки замедлили движение и пригнулись, потом снова двинулись вперед.
— Цельтесь ниже! — завопил Ганс, не в силах сдержаться. Навыки сержанта давали себя знать. Он углядел парня, который по-прежнему целился на триста ярдов, и хотел было соскочить с коня и отобрать у него винтовку, но сдержался.
— Я же генерал, черт побери, — пробормотал он себе под нос.
Наступление продолжалось.
— Вушка, Вушка!
— Второй ряд, пли!
На этот раз, на расстоянии сто ярдов, винтовочный огонь выкосил целую толпу врагов.
— Огонь!
Как ни странно, командир Вушки и один из его знаменосцев все еще носились на конях перед наступающими мерками. Командующий размахивал мечом.
Мерки остановились, и Ганс увидел, как они подняли луки.
Ружейный огонь стал еще плотнее. Ганс прицелился в командующего Вушкой и нажал на курок. Лошадь командующего попятилась, встала на дыбы и рухнула.
— Глаза ни к черту стали, — проворчал Ганс и перезарядил карабин.
Внезапно небо потемнело, раздался свист летящих стрел. Послышались крики. Люди падали — мерки оказались отличными стрелками. Еще одна туча стрел.«Это уже второй ряд лучников, — понял Ганс. — Их куда больше, чем я думал». Он почувствовал навалившуюся усталость.
В небо поднимался дым орудий, и врага почти не было видно. Канониры обрезали постромки у раненых лошадей — те все равно не смогли бы тащить тяжелые пушки. Раненые солдаты отходили назад.
Смертоносный дождь обрушился на людей снова. Тяжелые стрелы пробивали тела насквозь.
Ганс объезжал линию, глядя на солдат. Это были ветераны Тугарской войны, вооруженные спрингфилдовскими винтовками. Они не собирались отступать, понимая, что отступление означает смерть.
Солдат становилось все меньше. Теперь вместо двух рядов врагам противостоял всего один, да и то сильно поредевший. Офицеры следили, чтобы между ротами не появлялись предательские щели.
Открыли огонь легкие четырехфунтовые пушки; по сравнению с ревом тяжелых «наполеонов» звук их выстрелов был едва слышен.
Огонь врага внезапно затих. Ганс всматривался до боли в глазах, чтобы выяснить, что же случилось. Наконец дым немного рассеялся, и он увидел, как враг отступает, оставляя на поле боя убитых. Мерки не дошли до их позиций всего пятьдесят ярдов.
— Генерал Шудер!
Ганс повернулся к подскакавшему курьеру. Краем глаза он заметил, что его знаменосец исчез. Оглядевшись, он увидел, что парнишка лежит на земле, а в груди у него торчит огромная стрела. Знамя он так и не выпустил из рук. Ганс протянул руку за сообщением, и в эту минуту раздался крик: