Разыскиваются полицией
Шрифт:
— Алло.
Подождала. Повторила. Никакого ответа.
— Я разъединяюсь, — промолвила Гейл нараспев, стараясь скрыть страх.
— Подожди, подружка, не спеши.
Гейл почувствовала волну облегчения и злости.
— Где ты находишься? — Дайана говорила так, словно ничего не случилось. Будто собиралась пригласить ее в кино.
— В аэропорту.
— Извини за то, что произошло. Обещаю вернуть машину…
— Да черт с ней, с машиной! Ты сама-то где?
— Делаю то, что считаю нужным. Как написала в записке.
— В газете сказано, что тот тип убил себя
— Знаю.
— Бред какой-то.
— Да.
— Тебе может грозить опасность, — предупредила Гейл.
Дайана рассмеялась.
— Ты что, совершенно свихнулась? — Соседи начали раздраженно коситься на Гейл, и она, сообразив, что говорит громко, понизила голос.
— Ничего подобного, — возразила Дайана. — Меня это, наоборот, забавляет. Что-то вроде установления очевидного. Но, конечно, не прогулка по парку.
— Верно.
— Я связалась со старинным приятелем. Точнее, с двумя. Так что я не одна.
— Почему ты не звонила?
— Считала, что следует как можно меньше общаться.
— Отлично. Но могла бы перезвонить в ответ на мои вызовы.
— Вот я и звоню. Господи, ты говоришь, как моя мать, если бы она была хорошей матерью.
— Принимаю в качестве комплимента. Слушай, мы с тобой так много пережили, что нет смысла сейчас все портить. Выбирайся оттуда поскорее ко всем чертям! — Последовало молчание. Затем в трубке послышался тяжелый вздох. — Тот тип мертв. Насколько я понимаю, у тебя без него ничего не получится. Забудь обо всем. Мне скоро идти на посадку, но я могу подождать тебя.
— Куда ты собираешься линять? — спросила Дайана.
— В Европу.
— Расплывчатое понятие.
— Уточним, когда приедешь.
— Лечу на крыльях.
— Я серьезно.
— Дай мне тридцать шесть часов. Если я не нарою чего-нибудь стоящего, мы с тобой встретимся и вместе улетим.
— Ты сошла с ума. Тебе ничего не удастся доказать. Как ты не понимаешь?
— Я все понимаю. Прекрасно понимаю. Есть люди, которые обо мне позаботятся. Надежные ребята, на них можно положиться. Как те, твои, из Оклахомы. Соображаешь, о чем я?
— Ты очень рискуешь.
— Я не собираюсь совершать никаких глупостей. Лишь попытаюсь кое-что исправить. Нейтрализовать нанесенный мне вред и вернуть все, что раньше имела. Я обязана сделать это.
Гейл поразила прозвучавшая в словах Дайаны холодная решимость. Никакой ругани, спокойный тон.
— Обещаю, буду держать тебя в курсе, — продолжила Дайана. — И если мне хоть отдаленно покажется, что дело расстраивается, я мгновенно свалю. Обещаю.
— Мне необходимо знать, как с тобой связаться.
— У тебя есть номер моего мобильника.
— На случай, если с тобой что-нибудь произойдет.
— Помнишь человека, который мне писал, когда мы с тобой жили в одной комнате? Вот номер его сотового. Если не удастся связаться со мной, и ты начнешь психовать, попробуй позвонить ему. Но тебе не придется этого делать. У меня все под контролем. Парадней, и все закончится.
— Звони, — попросила Гейл. — Я не могу тут вечно торчать. — Она разъединилась, положила телефон в сумочку и сделала вид, что читает газету. А сама повторяла
А затем набрала этот номер.
Глава восемнадцатая
На небе висел полумесяц, а не полная луна, и было не так светло, как хотелось бы Дайане, но, направляясь по дороге к трейлеру Эфирда, она все-таки могла обходиться без фар. Она объехала его сзади, намереваясь поставить машину позади дома на колесах, и неожиданно заметила тянувшийся с края поляны старый след. С трудом провела автомобиль между двумя дубами и следовала вдоль просеки, пока не обнаружила достаточно широкое место, чтобы развернуться. Под кронами деревьев царила темнота, Дайана включила фары, и лучи света прорезали край леса.
У нее перехватило дыхание. У ствола под сосной лежало тело. Рука потянулась за спину за пистолетом. Дайана положила оружие на бедро и осталась сидеть, дожидаясь, пока глаза привыкнут к яркому свету фар. Она прищурилась, и распростертое на земле тело обрело форму: глаза от страха навыкате, рот перекошен от боли. Повторялась та же картина, что на озере Болтон.
Дайана зажмурилась, тряхнула головой, открыла глаза и посмотрела опять.
Тело никуда не исчезло.
Она заглушила мотор, положила ключи в карман и с пистолетом на изготовку медленно вышла из машины. Впереди от света фар на землю упала ее тень — долговязая, тощая, перекрученная. Дайана приблизилась к телу, приготовившись к виду и запаху крови. И к тому, какие чувства в человеке вызывает пролитая кровь. За границей освящаемого фарами пятачка громоздилась черная масса леса. Чем ближе к трупу, тем ниже Дайана пригибалась к земле.
Вдруг она рассмеялась и пнула то, что находилось у ее ног.
Кусок деревяшки. Гниющий обрубок ствола с уродливой веткой, которая впечаталась в землю и стала похожа на искалеченную человеческую руку. Дайана спрятала пистолет и ждала, когда перестанет колотиться сердце в груди.
Она опустила голову. Никаких сомнений, это был ствол. Гниение лишило его коры, и под ней обнаружилась светлая, как человеческая кожа, древесина. Некогда пробитое дятлом дупло и пара сучков над кривой веткой, которую она приняла за руку, образовали лицо, напоминавшее лицо кричащего человека, вроде того, что она видела на плакате в ванной комнате Криса и Мишелл.
Дайана отступила к автомобилю и, не сводя с дерева взгляда, села за руль. Вспомнила другую ночь и лежащие на земле трупы. Тот, кто совершил убийства, до сих пор разгуливает на свободе. Зато окружной прокурор может не сомневаться: на очередных выборах в ноябре его изберут на новый срок.
В пассажирское окно залетела муха и, жужжа, стала биться в ветровое стекло. Дайана протянула руку, схватила с заднего сиденья стенограмму, свернула пополам и ждала удобного момента. Если бы Дайана смотрела на жизнь с точки зрения «один мир — одна любовь», не бралась бы судить других, хранила священное уважение ко всему живому и верила в возможность реинкарнации — чем она похвастаться не могла, — мухи бы ее доконали. Она ненавидела мух. С детства. И эта ненависть останется с ней навсегда.