Разыскиваются

Триз Джефри

Томми выскочил из-за стола и побежал в школу, когда другие еще не кончили завтракать. Вскоре после него отбыл мистер Моррис. Публичная библиотека открывалась не раньше десяти, но утро было чудесное, и он решил немного прогуляться в парке.

В течение вот уже трех лет мистер Моррис каждое утро ходил в библиотеку и медленно водил своим длинным пальцем по столбцам "Объявлений о найме рабочей силы". В душе у него все еще теплилась надежда. Даже если никому не нужны такие, как он, пятидесяти-пятилетние старики - а, проработав всю жизнь на заводах и пройдя через войну, он чувствовал

себя именно стариком, - то, может быть, понадобится кому-нибудь молодой парень, его Арт, умница, умеющий хорошо считать, у которого только один недостаток - он хромой. Самому Арту ходить в библиотеку было слишком далеко, и, окончив школу пять лет назад, он нигде еще не работал.

Тщательно просмотрев одно за другим все объявления, мистер Моррис смиренно вздыхал, пересаживался за столик с журналами и листал "Тэтлер", "Панч" и "Иллюстрейтед Лондон ньюз". Картинки в журналах служили отдыхом для его уставших от мелкого газетного шрифта глаз. На иллюстрациях были изображены женщины в костюмах для верховой езды, мужчины, прогуливающие под уздцы скакунов, победивших на бегах в Ньюмаркете, и парочки обрученных, с чистокровными псами у ног, снятые на фоне роскошных старинных особняков.

– Да-а, - вздыхал мистер Моррис, - имей я хоть одну сотую долю их золотишка, я был бы счастливым человеком. Что-то неладное творится на земле, нет справедливости.

Арт проковылял, хромая, на другую сторону улицы, где его поджидали друзья.

Дик и миссис Моррис толковали о делах.

– Нет, парень, если б я взяла с вас деньги, ох и задали бы мне в этом самом Комитете вспомоществования! Ты не представляешь, на какие вопросики приходится отвечать, прежде чем получишь у них хоть один медяк: "Сколько зарабатывает ваша дочка у Хопли? Не имеете ли картин или пианино, которые можно бы продать? Ну, конечно же, миссис Моррис, мы понимаем, вам приходится сдавать комнаты - сколько же вам платят?" А потом все это сдерут из пенсии.

– А может быть, все-таки договоримся как-нибудь?

– Да ну тебя! Живи просто как друг нашей семьи, а плати - ну разве что за стол, вот и все.
– Миссис Моррис замялась на секунду, видимо борясь с соблазном, и добавила: - Ну, если хочешь, плати за яйца и ветчину, не откажусь, это для мужа и детей. Не время теперь быть гордой.

– Ну, вот и прекрасно, миссис Моррис! Внезапно дверь распахнулась, и в кухню вошел Арт.

Его обычно бледное лицо горело от волнения.

– Слыхали? У Хопли приостановили работу!

– Как?..
– Миссис Моррис схватилась за сердце, и глаза ее вспыхнули тревогой.
– Неужели будет забастовка?

– Уже! Они бастуют. Наша Уин у заводских ворот произносит речь, и ее слушают сотни рабочих!

Глава тринадцатая

Штрейкбрехеры

– Добилась-таки своего!
– простонала миссис Моррис. Заметив вопрошающий взгляд Дика, она пояснила: - Хлебнем горюшка с этой забастовкой, особенно если ее не признает тред-юнион [*] и не будет пособия бастующим. А у нашей Уин только и на уме быть зачинщицей! Хопли ни за что не примет ее обратно.

Тред-юнионы

английские

профсоюзы.

– Обязательно примет, если победят забастовщики, - сказал Арт, ободрившись.
– Ну-ка, Дик, айда поглядим, что там творится! Пошли?

– Пошли!
– закричала Энн, услышав их разговор. И они отправились втроем. Арт, если принять во внимание его больную ногу, шествовал довольно быстро.

– Стачка назревала уже давно, - объяснял он по дороге.
– Наверное, произошло что-то такое, что привело к взрыву.

– Я в этом ничего не смыслю, - чистосердечно призналась Энн.
– Тред-юнионы, например, - что это за штука? Человек, повстречавшийся нам около Ноттингема, сказал, что это что-то вроде работного дома.

Они торопливо шли вниз по узенькой, идущей наклонено улочке, выложенной гранитной брусчаткой. Откуда-то издали доносились выкрики.

– Нет, это совсем не то. Тред-юнион - это в двух словах вот что: боссы хотят заставить людей работать как можно больше за самую низкую плату, так чтоб только с голоду не померли, а тех, кто недоволен, выгоняют вон, рассчитывают. Но, если все парни и девушки вступят в тред-юнион и объявят забастовку, им, может быть, и удастся что-нибудь добиться.

– Понимаю. Всех рассчитать не могут.

– Забастовка - штука всем давно известная, - осторожно заметил Арт, - только не скажешь, что она всегда кончается победой.

Арту пришлось прервать свои объяснения, потому что они уже подошли к закрытым воротам авиационного завода.

Вся улица перед входом была запружена людьми. Большей частью это были мужчины и женщины в спецовках, а вокруг, все увеличиваясь, теснилась толпа безработных. Были тут и полицейские, одни с пустыми, равнодушными лицами, другие - добродушно подтрунивающие над соседями из толпы. Был и один полицейский инспектор с тщательно напомаженными усами, который свирепо поглядывал на всех вокруг себя.

Когда они подошли, выступал Билл. Его рыжая Шевелюра возвышалась над морем темноволосых голов и простеньких кепок. Протиснувшись сквозь толпу, ребята увидели, что он стоит на табурете, очевидно притащенном из ближайшего дома.

Слушая его речь, они позабыли о табурете. Можно было подумать, что он читает с соборной кафедры или с балкона королевского дворца и что на нем не промасленная спецовка, а роскошная мантия или увешанный знаками боевого отличия военный мундир. Ведь что-что, а говорить Билл умел.

Голос его гудел, как набатный колокол. А когда он воодушевленно подымал руку и грозил пальцем или крепко сжимал кулак, чтобы выделить какое-нибудь слово в своей речи, было похоже, что он укоряет самих богов и дерзко грозит им.

– Получается вот что, друзья: либо мы боремся, либо полностью капитулируем. Условия стали невыносимы. Хопли хотят заставить нас работать за гроши, кошке на молоко; они воображают, что могут добиться своего только тем, что у них одних во всем Аркли заводы работают на полную мощность. А на самом деле своего добились не они, а мы с вами.