Реабилитация

Виктория

– Да – да! Что мы будем делать, он, как обезумел, хоккей, хоккей! А я же видела лица врачей, все намного серьезнее, чем то, что он не сможет встать на коньки?

Заплаканные глаза женщины смотрели на меня с надеждой. Я представила на ее месте свою мать, которая тоже растила меня без отца и вкладывала в меня все, душу, сердце, жизнь.

– Ваше имя отчество?

– Елена Константиновна.

Запинаясь сквозь рыдания, выдала женщина.

– Елена Константиновна. Чтобы я больше никогда, ни в присутствии Егора, нигде бы то ни было еще, не слышала, что у вашего

сына все плохо. Я лично сделаю все возможное, чтобы для начала он сам в это поверил и помог мне научить его ходить заново. А там глядишь, и на коньки встанем.

Я видела недоверие в ее глазах. Конечно, это и так стресс для всей семьи, а тут еще и врач – молоденькая девочка, которая не производит никакого впечатления касаемо жизненного опыта.

– Вы Вика? Ой, простите! Виктория Юрьевна? Та самая, про которую рассказывал Коля?

Ее монолог вызвал у меня улыбку. Николай Константинович любил меня как дочь, и хвалиться моими достижениями очень любил.

– Да. Егор еще спит?

Женщина кивнула.

– Послушайте, - взяла ее за плечо и ободряюще сжала его, - у нас на втором этаже есть буфет. Побудьте там, выпейте чаю, попытайтесь успокоиться. А я пока зайду к Егору. Хорошо?

– Хорошо.

Женщина еще долю секунды смотрела в мои глаза, что - то для себя решая, а потом медленно побрела в сторону лифтов. Материнская любовь, самая крепкая. Сейчас ей больнее, чем израненному сыну.

Щукин спал, положив ладонь под щеку, и во сне из его глаз катились слезы. Ему или больно, или у парня болит душа, что куда хуже. Проверила лист назначений, обезболивающее ему вводили.

Что ж ….

От посторонних звуков в палате, молодой человек начал просыпаться и тут же растерянно озираться по сторонам. Видимо хотел убедиться, что кошмар ему приснился. И сейчас он проснется дома в своей кровати, подхватит сумку с формой и помчится на тренировку. Но нет, парень, гадости встречаются не только во снах.

– Егор?

Перевел на меня взгляд, и в них я прочла ненависть. Это типично винить врачей, ведь для него наше появление связано с болью.

– Болит?

Указала на его ногу, пока облаченную в гипсовую лангету, но операция неизбежна.

– Нет.

Пытается встать, и пересев на край его кровати, приходится силой удерживать парня в горизонтальном положении на кровати. Если он встанет с опорой на раненую ногу, осколки поврежденной кости сместятся и порвут связки и мышцы.

Да, парень. Тренажерный зал трижды в неделю, это только с виду я хрупкая, а профессия мне такого не позволяет.

– Пустите!

Попытался оттолкнуть меня от себя, больно впиваясь пальцами в предплечья. Быть синякам! Ну что ж, мне не привыкать, это часть моих профессиональных вредностей.

– Тебе нельзя вставать.

– Я сам в состоянии решить, что мне можно!

Боль в местах касания его рук моих усилилась, он делает это неосознанно, но сохранить беспристрастное выражение лица не удается и он замечает, как болезненно я морщусь.

– Простите.

Руки убирает, предварительно, словно растерев мою кожу. Добрый мальчик, как же я хочу

помочь тебе.

– Послушай. Я твой врач, ты можешь отталкивать меня сколько тебе угодно, но положение твоей травмы ухудшается. И чем больше ты будешь мучиться недоверием ко мне, и сопротивляться, тем больше сокращаешь мое время на помощь тебе. Ты не маленький Егор, все будет только хуже, если ты будешь сопротивляться.

Удар попал точно в цель.

– Вы сможете мне помочь?

– А ты всегда точно узнаешь, сможешь ли выиграть матч?

Впервые вижу его улыбку, и она прекрасна. Это удивительная редкость, встретить молодого парня, способного так искренне улыбаться.

– Попробуем?

Его вопрос, скорее ответ на мои сомнения.

– Конечно, Егор. А теперь попробуй поспать.

Поднимаюсь, но у самой двери добавляю.

– И не волнуй мать, она очень любит тебя.

Глава 2.

– Операция прошла успешно, насколько это вообще возможно в данной ситуации.

Молодой, но талантливый хирург – травматолог, выдавал мне отчет о проделанной работе, при этом старательно флиртуя со мной.

– И все же не понимаю твоего стремления помочь этому парню. Ладно, Николай Константинович, друг семьи. Но ты, то куда, посмотри правде в глаза, он безнадежен.

Вот такой, я и боялась стать - черствой, равнодушной к чужому горю.

– Ему восемнадцать, Степ. Всего восемнадцать. Как можно сказать молодому парню, что он инвалид, и с этим ничего поделать нельзя?

– Но не ехать же с ним в Москву, теперь.

Николай Константинович выбил квоту в городском бюджете, помог еще и тренер Егора, и теперь мы едем в частный подмосковный центр реабилитации. Там я на современных тренажерах и свежем лесном воздухе, буду заниматься Щукиным.

– Степ, делай выписку и не суй свой нос в это дело, - с минуту смотрела за его реакцией, - и еще, не дай Бог, я узнаю, что ты настраивал парня на плохие прогнозы! Понял?

Из – за юного возраста, и женского пола, давно пришлось воспитать в себе менторский тон. И надо заметить, люди слушали меня.

У палаты парня толпилась целая хоккейная команда, и с разрешения Николая Константиновича, они могли проститься с Егором. Я наблюдала за ними из окна ординаторской и была несказанно поражена, как столько разных парней, могли так сдружиться.

– Они еще такие дети.

Елена Константиновна, мама Егора, пила со мной чай.

– Да, вы и сама еще девочка. Простите, конечно.

Эта женщина мне нравилась, своей безграничной любовью к сыну, заботой, терпением. Она не могла с нами поехать из-за младшего Щукина, и очень переживала по этому поводу.

– Не извиняйтесь, я завидую им. Они выглядят такими счастливыми и влюбленными в свое дело. В их возрасте, меня ломали как личность. Показывали только темные стороны жизни. То как люди страдают, болеют, умирают. А эти парни живут, как в сказке.

– Хороша сказка, в которой калечат детей.

Разумеется, женщина с недавних пор не поощряла занятия своих сыновей. Хоккей сделал одного из них инвалидом.