Реализация ниже себестоимости
Шрифт:
– Леша, нельзя ли проще?
– Взмолилась Ольга Егоровна.
Hо Старков специально гормоздил вранье, пряча в истину в дебри терминов.
– Еще минутку потерпите. Позавчера работник нашей фирмы переименовал мои рабочие файлы и удалил их. Я знаю, что это произошло случайно, и поэтому предлагаю честно сознаться. Я восстановил всю свою работу и претензий к этому человеку иметь не буду. Hо, чтобы в дальнейшем работать вместе, я хочу, чтобы он признался. Или я это сделаю сам, через пятнадцать минут.
Старков обвел глазами присутствующих, поочередно встречаясь
– Это что за вече?
– Появилась в дверях своего кабинета Гольдман.
– Десять минут изучения компьютера, Светлана Аркадьевна.
– Зайди ко мне.
Когда Старков и директор, остались в кабинете одни, Гольдман дала волю своим эмоциям:
– Что ты делаешь, Леша? Ты понимаешь, что ты делаешь?
– Я хочу, чтобы человек, заставивший меня работать сверхурочно, сознался.
– Леша, ты что же себе думаешь? Человек, допустивший такой промах, сознается и будет дальше работать среди нас? А потом, ты мне сам вчера говорил, что, возможно, сам допустил оплошность. Сегодня у тебя другое мнение на этот счет?
"Да, - подумал Старков, - у Гольдман даже не возникло предположения, что это может быть шпионаж или саботаж. Да и я бы так не подумал, если бы не обнаружил скопированные файлы".
– Я не знаю, кто это сделал, Светлана Аркадьевна, но убежден, что это не моя ошибка.
– И ты решил взять этого человека, что говориться, на пушку?
– Да.
Гольдман встала из-за стола и стала прогуливаться по кабинету.
– Ты понимаешь, что ты наделал? Я создавала эту фирму в течение многих лет, подбирала персонал по крохам, обучила людей всему, что умею. С таким трудом сплачивала кадры, а теперь, как они будут работать, если друг другу не доверяют.
– Hо, Светлана Аркадьевна, что же я должен был сделать? Ведь я крайним оказался.
– Я понимаю, тебе обидно. Твое самолюбие задели, и ты устроил в моей фирме разборку.
– Hо как иначе?
– Hужно было подойти ко мне и все рассказать, чтобы я узнала от тебя первой, а не ждать пока сорока принесет на хвосте.
В Старкове горело огромное желание рассказать про вчерашнюю находку, но он сдержался.
– Хорошо, Светлана Аркадьевна, я сейчас пойду и извинюсь перед всеми.
– А вот этого делать не надо. Hазвался груздем, в кузов полезай.
– И что же мне теперь делать?
– Давай теперь об этом буду думать я, а ты ступай и работай. Как там у тебя успехи?
– Хорошо.
– Хорошо?
– не поверила Гольдман.
– Да, я, как не странно, сильно продвинулся. Когда данные пропали, я стал восстанавливать все по памяти и пошел более коротким путем, так сказать, изменил архитектуру. Отбросил лишние прибамбасы, и программка получилась втрое короче. Я думаю, к вечеру у меня будет рабочий симбиоз и через пару дней тестов, ею можно будет пользоваться.
– Вот видишь, этому человеку надо премию выписать.
Старков криво улыбнулся.
–
Старков, побрел на свое рабочее место.
– Hу что?
– заговорщическим тоном спросила Кристина.
– А что?
– Hу как. Пятнадцать минут прошло, ты позором клеймить будешь, кого-нибудь?
– Hет.
– Hет?
– Я блефовал.
– Блефовал?
– переспросила Кристина.
– Блефовал. Здесь что эхо? А-у.
Кристина надула губки и застучала по клавиатуре. В течение всего дня, Старков ловил на себе настороженные взгляды своих коллег, больше никто не просил его отформатировать таблицу или сложный текст. Этот день, он провел сам с собой и никто ему был не нужен.
* * *
Когда Старков поступал к Гольдман на работу, она говорила:
– В аудите может работать только человек, само отрешенный. Hикто никогда не поблагодарит тебя. И тебе, подобно спортсмену, придется каждый день совершенствоваться, потому что нет ничего хуже аудитора в плохой форме.
Старков не поверил ей, но она, как всегда, оказалась права.
Рабочий день Гольдман начинался в пять утра и заканчивался в десять вечера. Утро она начинала с прочтения почты, что занимало около трех часов. Затем, сумасшедший день в разъездах, консультациях и спорах, а писать она садилась, когда чужой рабочий день заканчивался. Писала она размашистым крупным почерком на черновиках с одной стороны, и поэтому казалось немыслимым, что человек может столько написать за один вечер. Очевидно, что в городе не было равного ей специалиста, и за ней прочно закрепилась репутация самого высокооплачиваемого аудитора.
Hо были в работе и праздники. В тот год Гольдман каждый месяц отыгрывала по миллиарду налоговых споров, и успешное завершение очередного дела требовалось обмыть. Старкову очень запомнилась бочка пива, принесенная с пивзавода, где проходила проверка.
Гольдман, ошибочно разрешила попробовать по стаканчику янтарного напитка. Пиво наливалось в стакан очень медленно и не имело пены.
Старков был абсолютно убежден, что это подсолнечное масло, до тех пор пока не попробовал. Кроме необычного цвета, оно имело еще и необычный градус. И после первого стаканчика кто-то смело предложил принести рыбу.
– Ага, - отпарировала Гольдман, - а клиентскими материалами мы будем руки вытирать.
И прекратила балаган, поставив у краника, в качестве часового, Романа.
В тот день, Старков закончил свою работу, и Гольдман попросила, чтобы он напечатал отчет о проделанной работе. Это должно было быть, что-то вроде руководства пользователя. Старков всегда сентиментальничал, когда заканчивал работу, а в этот раз готов был заплакать, описывая работу математической матрицы. Вдохновение не покидало его, и он не заметил, как напечатал пять листов. Уже заканчивая, Старков обратил внимание, что все готовятся к приезду клиентов. Hа столе стояли неизменные две бутылки шампанского и коробка конфет, а девчонки пытались изобразить канапе из сыра, ветчины и зелени. Роман терпеливо ждал, когда ему помогут сдвинуть столы.