Реализация
Шрифт:
Аэлита, подняв руки к вискам, завизжала.
Зрелище было не для слабонервных. В руках Уринсона еле живой, испачканный мордой в черной копировальной бумаге, склизкий и вонючий из-за плавания в аквариуме, обмотанный межоконной паутиной шевелился щенок. Он шипел, как змея.
– Чего ты орешь! – начал успокаивать свою бывшую любовь Штукин. – Для тебя же старались.
– Что это? – прижимаясь к дверям, еле смогла выговорить Аэлита.
– Щенок это! Редчайшей породы – шпиц, какой-то там, хрен выговоришь! Таможенники знакомые принесли.
– Сколько? – машинально спросила Аэлита.
– Сто баксов! – не выдержал Потемкин.
– Дурак ты! Это у нас сто баксов, а у них вообще!!! – покривился оговоркой Штукин.
– От меня-то что вы хотите?
– Вот ты даешь! Ты ведь хотела себе кого-нибудь… Сама говорила – мужика нет!
– Ну уж лучше с такими мужиками как вы, чем с этим чудовищем!
– Он что, чуть грязноватый-то? Его в трюме, в тайнике хотели с Родины увезти, – объяснил Радин.
У Аэлиты появилось подобие саркастической улыбки.
– Слово офицеров! – упрочил ее сомнения Потемкин.
– Дремучая ты баба! Знаешь какая оперативная обстановка в районе? А мы знаем! Шапки снимают – раз! Развратные действия – сериями – два! – начал объяснять тяжелые перспективы жизни без собаки Уринсон.
– Наконец-то! Хоть бы кто развратил!
– Берешь или нет?! Утро скоро! – не выдержал Радин.
– Сколько?
– Для тебя полтинник! – ухнул Радин и сам не поверил своей наглости.
– Зеленых! – добавил Штукин.
По гримасе Аэлиты стало ясно, что цена ее несколько не устроила.
– Да нам таможенникам полсотни отдать надо! – мотивировал цену Штукин.
– И пограничникам!… – поставил точку в торговле Потемкин. – И, если по правде, мы на должностное нарушение идем.
Тут Потемкин слукавил. Это было самое неприкрытое хищение в организованной группе. Суд усмотрел бы и «неприкрытую цинизму».
Высокая дореволюционная дверь с вздохом захлопнулась.
– Не прокатило.
Оперативники уныло вышли из парадной.
– Куда его теперь девать-то? – брезгливо осведомился Уринсон.
Его рубашка промокла через полотенце. Он ощущал грязь кожей.
– Кинологу отнесем, хоть одна собака на РУВД будет, – решил Радин.
– Угу! Мы ее, как бактериологическое оружие супротив бандитов использовать будем, – хмыкнул Уринсон.
Сокращая путь проходными дворами, сыщики вышли в небольшой сквер. Слышно было, как скрипели качели и чиркали взрослые ноги по земле. Раскачивался мужчина и что-то похмыкивал нескольким сидящим на деревянном парапете песочницы парнем. Сотрудники профессионально остановились, начали принюхиваться.
– Шелкопляс Олег Васильевич по прозвищу Мыло, его централы просили отловить, поручениями завалили… – считал файл из своей памяти Уринсон.
– В чем проблема?!
– Да ни в чем, атакуем!
Излишне шумно, громко переговариваясь о постороннем, оперативники
– Пацаны, стаканом не угостите? – попросил Уринсон и швырнул щенка в лицо Шелкоплясу. Щенок повис на рубашке у жулика. Следующие действия Уринсона были такими: он со всего размаху пнул подошвой злодею в грудь. Качели отъехали. Парень согнулся, но встал на ноги. Щенок хряпнулся на землю. Второй удар – ботинком – пришелся в лицо. Он уткнулся в землю, придавив щенка. Щенок под телом ранее судимого Мыло выглядел, как цыпленок табака, прижатый к сковородке. Щенок закрыл глаза молча. Он думал, что умер.
В это время Радин и Штукин криками: «Лежать суки, уголовный розыск!!» повалили в песочницу всю компанию. Поднимая за волосы головы, прижатые лицами к грунту, оперативники причитали:
– Ребятки, главное не ерепеньтесь. Неохота в вас стрелять.
Стрелять, между тем, было не из чего.
– Подъем! – скомандовал Уринсон Шелкоплясу.
Тот, кряхтя, приподнялся и неожиданно, ухватив за заднюю лапу щенка, шарахнул им по Штукину. Валера отпрянул, что дало возможность щенку улететь в сторону и повиснуть на жестких ветвях кустарника. Шелкопляс отбежал на пару шагов, после чего он кадыком напоролся на бельевую веревку, заботливо растянутую между липами и рухнул на спину. На него прыгнул Потемкин и завернул руку за спину.
Уринсон подобрал шкурку, которая раньше была породистым щенком.
До РУВД опера доплелись спокойно, подпихивая задержанных. За Шелкоплясом приехали мигом, как только свели мосты. Жали руки. Обещали включить в приказ. Как впоследствии выяснилось – забыли. Остальных задержанных сфотографировали, дали по затрещине и выгнали. Сил беседовать уже не было.
Щенка положили на диван и отечески прикрыли милицейской рубашкой. Щенок уже не скулил. От всего пережитого он устал, похрапывая и улыбался во сне. Животик его мерно покачивался.
На утро начальник угрозыска Василеостровского РУВД Ткажевский, бегло похвалив за Шелкопляса, заговорщически начал расспрашивать о щенке:
– Слушайте меня, начальник РУВД сегодня с утра просит разузнать и найти какую-то собаку. Хер какой-то с администрации района или театра какого-то вчера потерял. Пришел к нам заявлять и потерял…
– Мы в курсе! И Шулый интересовался! Мы, как только оперативный сигнал по Шелкоплясу реализовали, так все дворы обошли. Вон он, в кабинете. Упарились!
На совещании в РУВД, посвященном ежеквартальному отчету служб, руководитель управления коснулся и истории со щенком:
– Хочется отметить не только отменные показатели группы по имущественным преступлениям. Недавно они вернули гражданину щенка, потерянного им. Кстати, начальнику блатной группы Мариинского театра! Вроде бы незначительный эпизод!…
Прокатившиеся смешки, вызванные оговорками, шеф не заметил.
– Вот именно – эпизод! – хрюкнул Шулый на втором ряду.