Реальная история одного человека

Андрианов Сергей Васильевич

– В реальной жизни человек не может справиться сразу с двумя противниками. Тем более, если у них пистолет, – говорили они.

– Так он и не справился, они смогли нас ограбить, но здоровье он им подпортил все равно, – твердил я своим оппонентам. Но со временем я понял, что ничего никому не нужно доказывать.

Через неделю, после тех событий, мама со Светой не нашли и своего ларька, судя по всему, ему также «приделали ноги». Еще через несколько дней Светлана съехала от нас, забрав с собой своих собачек, и больше я их не видел.

Мне нравилось проводить время во дворе с друзьями. Мы играли в войнушку, прятки, городки, банку, катались на велосипедах, санках, играли в снежки и много, много, много чего еще придумывали. Как принято говорить, у нас было веселое детство и дружный двор. Как-то зимой мы с ребятами во дворе построили снежную крепость. Это была не просто стена из снега, мы даже башенки слепили, окна, жалко было ее ломать потом. Но разрушение – это часть детства, как и созидание. Мы с ребятами поделились на две команды. Одни должны были защищать крепость, другие атаковать. Кидались снежками, если в тебя попали – ты выбывал и так до последнего, команды по очереди защищали и атаковали крепость. И вот, наша команда в очередной раз стояла на защите крепости, противник наступал. Видимо кому-то показалась хорошей идеей взять камень, облепить его снегом и кинуть, как снежок. Этот снаряд прилетел аккурат мне в голову. Перед глазами, как будто внезапно выключили свет, наступила тьма. Я очнулся лежа на спине, а надо мной склонились все и громко обсуждали, звать родителей или лучше не стоит. Я не помню, как это случилось, но ребята мне рассказали. «Ты стоишь, отстреливаешься. Вдруг ты падаешь и не шевелишься. Мы сначала подумали, ты просто притворяешься, а потом поняли, что ты вырубился.». Таким образом я получил черепно-мозговую гипертензию. Ничего серьезного, голосов не слышу, воображаемых друзей у меня нет. Так как меня тошнило и кружилась голова, сказать родителям все-таки пришлось. Мама сразу запаниковала, «Моего ребенка покалечила какая-то сволочь, узнаю – убью!», твердила она по дороге в травму. Но все обошлось, мама никого не убила, я был в норме…ну почти, следующую неделю меня донимала сильная головная боль, но со временем все прошло. Только временами случались такие эпизоды, когда боль была настолько нестерпима, что казалось, череп вот-вот должен лопнуть. Двор у нас был очень красивый, весь засажен различными плодово-ягодными растениями. У нас росли красная и черная смородина, крыжовник, вишня. Была огромная песочница, в которой я очень любил строить замки или лепить куличики, когда был совсем маленьким, всегда на прогулке тянул маму в эту песочницу. В ней я мог провести хоть целый день, давая разгуляться на всю катушку своему творческому мышлению. Как-то раз, построив целый замок, я увидел маленькую собачку, небольшая болонка, со смешным черным носиком-пуговкой на фоне белых кучеряшек бегала, смешно и неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, высунув свой розовый язык. Она гуляла без поводка и без намордника. Хозяйка всем говорила, что собачка добрая и никогда никого не укусит, да и кого могло напугать такое смешное создание. Но хозяйка не учла уровень любопытства своего питомца. Я, значит, строю, весь в творческом настрое, а тут прибегает этот барбос и ломает мне все. Я оттолкнул собаку. Мама сделала замечание хозяйке. Пока они там препирались, собака вернулась, виляя хвостом, видимо подумала, что я заигрываю с ней, но мне было не до шуток…стройка же. Псинка опять разрушила все мои строения, что я успел восстановить. Тут я не выдержал такого нахальства, схватил и укусил собаку посередине спины. Та завизжала и умчалась к своей хозяйке с поджатым, больше не виляющим, хвостом в поисках защиты. «Я вообще не ожидала такого исхода событий.», сказала мама. «Я боялась, что собака укусит тебя, а не наоборот.», смеялась она. А посреди нашего двора росло дерево. Никто и даже я, со своей любовью высоты и к лазанью по деревьям, на него никогда не взбирался. Дело было в том, что его облюбовали вороны, свили на нем гнездо и постоянно кружили над ним, отпугивая всех. Но нашелся у нас во дворе один смельчак, который решил посмотреть, что же там у них в гнезде лежит. Не обращая внимание на наши предупреждения, он стал ползти, взбираясь по веткам все выше и выше. Вороны сначала не обращали на него внимания, потом стали кружить в непосредственной близости, как бы говоря, «Слышишь, парень, шел бы ты отсюда!», а вскоре и вовсе начали пикировать, пытаясь атаковать этого «смельчака». После нескольких попыток одной из ворон удалось, спикировав, попасть своим клювом ему прямо в темечко. «У меня руки сами по себе разжались.», говорил он, почесывая свою рыжую макушку. Мы видели, как он, отпустив дерево, камнем упал вниз. Его счастье, что отделался он только ушибами и испугом. Вороны долго еще не могли успокоиться, продолжая тучей нависать над нами, мы все посчитали, что лучше разойтись от греха подальше. Помимо нашего богатого на ягоды двора за домом, в котором мы жили, рос целый яблоневый сад и кусты барбариса. Когда мы курили, мы натирали руки его листьями, а чтобы изо рта не пахло, и

родители не почувствовали сигаретный запах, жевали их. Однажды мы решили поиграть в средневековых рыцарей. Я долго не мог найти достойный меч для игры, но в итоге нашел в саду…на дереве. Это была сухая ветка, только нужно было забраться туда и отломать ее. Я всегда любил высоту и лазать по деревьям, поэтому не увидел в этом никакой проблемы. Забравшись наверх, я раскачал ветку, она с треском отломалась и полетела вниз, а я, по инерции, полетел вслед за ней. Пролетев пару метров, я ударился грудью об спинку скамейки, которая стояла как раз под деревом. Тогда я не почувствовал боли, так как меня охватил страх, я не мог сделать ни малейшего вдоха. Я не мог ни о чем думать, кроме как о глотке воздуха. Постепенно придя в себя, вздохнул, встал, отряхнулся, грудь при каждом вдохе отзывалась тупой болью. Я пришел домой, было еще рано и дома никого не было. Грудная клетка ныла, не зная куда себя деть, чтобы боль прошла, я просто сидел на диване и смотрел телевизор, больше ничего я не смог придумать, это немного помогло отвлечься. Спустя некоторое время пришел отец и, не замечая меня, быстрым шагом направился в ванную, прикрывая лицо ладонью одной руки, а второй опираясь на стену. Я успел заметить кровь, сочившуюся сквозь его пальцы и его кофту, успевшую пропитаться ею. Я вскочил, но не успел ничего сказать, он заперся в ванной. Умывшись и сняв окровавленную и испачканную одежду, он медленно вышел, еле двигаясь, хватаясь руками за любую опору, попадавшуюся у него на пути. Лицо его начинало заплывать, все в ссадинах, порезах, царапинах. Он подошел к телефону, набрал номер, голос его был сдавлен, как будто бетонная плита лежала у него на груди. Разговаривал он со своим другом-теской, дядей Костей. «Я думал, ты убежал…», «А они меня схватили за руки и за ноги и потащили в другую сторону, в яблоневый сад…», «Еле вырвался…», услышал я обрывки разговора. На меня отец не обращал внимания, словно меня и вовсе не было в квартире. А я стоял рядом, хотел спросить все ли в порядке, нужна ли помощь, но боялся…не знаю, чего, но я боялся. Пытаюсь сейчас, спустя столько времени разобраться, что же это был за страх такой, но так и не смог понять. Поговорив со своим другом, отец все так же очень аккуратно и медленно дошел до дивана, присел на него, потом стал тихонечко заползать, чтобы лечь поудобнее. Устроившись на спине, он громко вздохнул, закрыл глаза и заснул…или просто лежал с закрытыми глазами. Я сидел рядом и смотрел, как его грудь поднималась при вдохе и опускалась при выдохе. Через некоторое время, которое мне показалось вечностью, пришла домой мама. Я ей рассказал о произошедшем, она, слушая меня, начала пристально смотреть на отца, пытаясь понять жив ли он еще. Выслушав мой рассказ, мама пошла к телефону, но потом, видимо испугавшись того, что отец не дышит, подошла и начала трясти его за плечо. Отец открыл глаза, начал озираться по сторонам, не понимая, чего от него хотят. Убедившись в стабильной жизнедеятельности своего мужа, мама пошла вызывать скорую. Вскоре она впустила в квартиру двух врачей, к их приезду отец, не без помощи своей жены, оделся и сидел ожидая их. Он, не вставая с насиженного места, отвечал на вопросы медика-женщины, в то время как мужчина, пришедший с ней, стоял в стороне. Когда женщина сказала, «Можно выдвигаться.», подключился, все это время скучающий, напарник. Он помог отцу встать на ноги, взяв его под руку, так они и продолжили свое шествие, спускаясь по лестнице. К сожалению, наш дом не был оснащен лифтами и ему пришлось преодолевать спуск в три этажа на своих ногах. Провожая отца, я просто шел за ним, так и не смог выдавить из себя ни слова. «Я устал, дайте чуть-чуть передохнуть.», сказал отец и кое как присел на ступеньку после того, как они преодолели всего один этаж. Надо отдать должное врачам, они отнеслись с пониманием и позволили ему перевести дух. «Ну, передохнули?! Пойдем дальше.», сказала врач спустя минуту и шествие продолжилось. Спрашивать, что же там случилось я не стал и по возвращении отца из больницы. Только после случившегося долго еще ходил по яблоневому саду, про который отец говорил по телефону, и искал следы побоища или какие-нибудь улики, но так ничего и не нашел.

Интернат.

В конце второго класса родители меня забрали из нашей районной школы. В третий класс я пошел в школу-интернат, где, до меня, уже год проучилась моя старшая сестра. Изначально, в советское время, это был интернат со спортивным уклоном, но после известных событий, произошедших в нашей стране, его разворовали и учебное учреждение стало называться интернатом для трудных семей с частичным государственным обеспечением. Хоть статус спортивного интерната и «разворовали», в умах воспитателей и учителей, которые работали в нем уже давным-давно, это понятие осталось и у некоторых из них приняло гипертрофированную уродливую форму. Так наша воспитательница заставляла нас зимой бегать босиком по беговым дорожкам, покрытым льдом и снегом, вокруг футбольного поля, которое находилось на территории интерната. Летом на этих дорожках мы сдавали нормативы по физкультуре, а зимой отмораживали ноги. Оправдывала она свое гиперрвение превратить учеников третьего класса в универсальных солдатов тем, что мы вырастим и будем очень здоровыми и закаленными. Никто ее не останавливал и почему-то не запрещал. При беге ноги отмерзали до такой степени, что теряли чувствительность. Сначала было холодно, потом становилось нестерпимо больно, а затем просто бегаешь и не чувствуешь, наступил ли ты на камешек или ледышку. Зато по возвращению в теплое помещение, начинался обратный процесс, и он казался гораздо болезненнее. Хорошо, что делалось все это перед отбоем, мы отогревали ноги сначала под краном с горячей водой и сразу же залезали под одеяло. Естественно, ни о каком сне и речи не шло, детей в третьем классе и так-то не заставишь уснуть, а тут мы, взбудораженные холодом и болью. Так нас гоняли целую зиму, каждый вечер, но в четвертом классе это прекратилось. Не знаю, может быть кто-то из нас не выдержал и рассказал своим родителям, которые приехали и дали по ушам нашей воспитательнице или на нее саму снизошло озарение после чего она образумилась. Возможно ее остановили-таки коллеги или сам директор, которые до того момента были слепы. Я не в курсе, что там произошло, но спустя год у нас не было необходимости задумываться о стоимости ножных протезов. И да, я успел застать то время, когда в интернате был четвертый класс. Самое смешное – директор объявил об упразднении четвертого класса, как только мы перешли в пятый. Таким образом я отучился не десять, а все одиннадцать лет…от звонка до звонка. В этом интернате мы жили все будние дни, а на выходные уезжали домой. Это развязывало руки моим родителям, они стали больше работать. Отец так же ездил по командировкам, мама устроилась на вторую работу. В интернате было два корпуса. Один – учебный, второй – спальный. В спальном находилась столовая, игровые комнаты для младших классов, комнаты для просмотра тв и непосредственно спальные комнаты. За нашей учебой следил классный руководитель, который оставался до вечера, так как надо было контролировать нас на самоподготовке, чтобы мы выполнили все домашние задания, а не носились по подвалам в поисках приключений, как Индиана Джонс. В спальном же корпусе днем за нами смотрели воспитатели (у младших классов только, старшим классам воспитатель не требовался), а ночью дежурили ночные няни. Жить там было весело. Были, конечно, инциденты…и не мало, но в целом мне нравилось там. Мы были одной большой семьей. Чтобы я поступил туда, мама была вынуждена давать взятку местному чиновнику. Настолько много было желающих попасть в это заведение. Коррупция, к сожалению, была, есть и будет везде, разница лишь в объемах…а если вам кто-нибудь говорит, что у них нет коррупции – значит ему выгодно это говорить, либо этому человеку нужно больше времени вникнуть в этот вопрос. Наша семья жила в полутора часах езды от интерната. Так как Рита была старше меня на четыре года и уже год, как училась в этом учебном заведении, она прекрасно знала дорогу и сопровождала меня. Поначалу мама переживала, для нее было непривычно отпускать своих детей на целую неделю к незнакомым людям. Она не забыла Рите дать наказ, чтобы та присматривала за мной, как старшая сестра. Хотя я так и не ощутил протекции со стороны старшей сестры, хотя меня это не удивляло, от нее я никогда не ждал защиты, мы существовали параллельно, только ездили вместе. Я быстро влился в компанию и нашел общий язык с ребятами из своего класса. Когда мы с Ритой приехали домой после нашей первой учебной недели в интернате, родители решили отметить это и устроили небольшой семейный праздник. Хотели компенсировать время, проведенное врозь, наверное. Мы поехали в ЦПКО, катались там на каруселях, поели в кафе, родители немного выпили, день прошел чудесным образом, все казались довольными. Мы вернулись домой поздно вечером, уставшая мама хотела уже лечь спать, но не тут-то было. Отец жаждал продолжения. Родители начали спорить, мама говорила, «Если хочешь, продолжай, но без меня. Детям тоже пора ложиться.». Слово за слово, и они начали ругаться. Мама ушла на кухню со словами, «Не хочу тебя слышать, отстань от меня.». Отец, не терпевший такого к себе отношения от женщины, последовал за ней. Наверное, решил ее наказать за то, что она опустила его авторитет в глазах детей…но на кухне оказалось слишком много вещей, при помощи которых жертва могла дать ему сдачи. Мы с Ритой остались в комнате, предвкушая очередной скандал, поэтому ничего не видели. Со слов мамы, отец не стал разглагольствовать и сразу же решил перейти к невербальному общению, после того как он замахнулся на нее, мама, не дожидаясь, вставила свое слово – взяла сковороду и со всего маха ударила его по голове. Только она не учла тот факт, что сковородка, схваченная впопыхах, оказалась тефлоновой. В общем она была из тонкого металла, что сделало удар еще эпичнее. Либо удар был неведомой силы, либо тефлон и правда способен так легко менять свою форму, сковородка погнулась. Отец оцепенел от внезапных действий жены и от вида сковородки после контакта с его черепом. «Ты чего совсем еб…тая?!», сказал он и сел на табуретку, почесывая ушибленную голову. Мама еще долго приходила в себя, она сама от себя не ожидала такого. «Рядом стояли две сковородки, чугунная и тефлоновая. Хорошо, что мне под руку попалась тефлоновая, иначе меня просто посадили бы за убийство.», сказала мама, довольно улыбаясь.

В интернате было много забавных моментов. Мы с одноклассниками перелезали через забор какого-то производственного предприятия, которое находилось не далеко от интерната, и выносили оттуда карбид, мешали его с водой в пластиковых бутылках из-под лимонада и бросали подальше от себя. В бутылке происходила химическая реакция и сосуд взрывался, оставляя огромное белое пятно на земле. После нескольких дней такого веселья почти вся территория интерната была белой. Но чуть позже наши пытливые умы узнали, что происходит, если смешать магний с некоторыми другими химическими элементами (перечислять не буду…для этого есть интернет), которые легко можно было достать. У нас была целая монтировка из магния, которую мы пустили в расход. Сначала мы делали эксперименты с пропорциями. Когда же все выяснили, мы изготовили две, как нам казалось, вполне обычных петарды. Во всяком случае, по размеру они были похожи на те, что можно было купить перед Новым годом почти на каждом углу. Только состав отличался…и оболочка тоже. Для оболочки мы не нашли ничего лучше, чем взять внешнюю металлическую часть от батареек. Разобрали примерно шесть батареек и соединили их вместе, плотно смотав изолентой. Роль фитиля у нас выполняли спички, соединенные между собой, головка к головке. Первую петарду мы решили испытать в туалете на втором этаже спального корпуса во время уроков, чтобы никто нас не увидел и не услышал. Посередине помещения мы поставили тумбочку, зажгли самодельный фитиль, положили петарду в нее, закрыли дверцу, выбежали и закрыли сам туалет. Это очень хорошо, что мы додумались выбежать из помещения. И по сей день, вспоминая этот случай, я думаю, что бы с нами было, если бы мы остались внутри. Через секунду после того, как захлопнулась дверь в туалет, она с грохотом распахнулась и, ударившись о стену, покосилась. Из распахнутого проема вырвалась огненная вспышка. Клубы дыма поднялись под потолок. После того, как мы заглянули в туалет, тумбочки не было и в помине…также, как и стекол в окне. Раковины умывальников были выбиты из своих держателей взрывной волной и лежали покосившись, куски тумбочки разлетелись во все стороны. Умывальников было штук восемь вдоль стены. Они были железные, а не фаянсовые, но прикреплены к кронштейнам, которые должны были их удерживать…но не удержали. Настолько мощного взрыва мы не ожидали, ведь петарда была относительно небольшой, достигнутый результат привел нас в восторг. Но не на долго. Пока мы ликовали, к нам уже направлялись воспитатели. Естественно, нас отвели на ковер к директору и хотели исключить, но после небольшой дискуссии они решили просто отстранить всех причастных к взрыву от учебы на неделю, вызвать родителей и возместить ущерб. Не знаю, как обстояли дела с родителями у других «нарушителей порядка», у моих была неординарная реакция. Мама, вскинув руки вверх, ахнула, села и заплакала. Отец же с довольной улыбкой смотрел на меня, он, наконец-то, дождался от меня хулиганских поступков…просто он понятия не имел, что не знал и половины моей жизни. Отец попытался успокоить маму, уверяя ее, что на самом деле ничего страшного не произошло. Она была непреклонна, «Мой ребенок станет уголовником!», каждый раз говорила она. Ну что я могу сказать на этот счет…пока, вроде, не стал и планов таких не имею. Всю неделю, пока я был отстранен от учебы, мама брала меня с собой на работу, «чтобы мне жизнь малиной не казалась.».

Проводя большую часть своей жизни в школе, мы пытались зарабатывать, как могли. В интернате кормили четыре раза в день – завтрак, полдник, обед и ужин, но кормили, мягко выражаясь, не очень и нам, подрастающим, активным организмам этого не хватало. Поварихи в столовой специально для нас делали из остатков хлеба сухарики. Ох, какими же они казались вкусными тогда. Либо из-за того, что они были на халяву, либо из-за того, что мы были голодными…а может и то, и другое вместе. В любом случае, таких вкусных сухарей мне больше нигде не довелось отведать. Сухарики – это, конечно, дело хорошее, но хотелось и посущественнее чего-нибудь. У меня была такая схема. Мама давала мне деньги на два жетона, один в начале учебной недели в школу и второй в конце недели – обратно. Я покупал жетоны, чтобы не тратиться на проезд, перепрыгивал через турникет, а жетоны продавал в самом же метро в час пик людям, которые не хотели стоять огромную очередь или просто спешили по своим делам. Цену я заламывал тройную, но никто не жаловался, кому действительно было нужно платили за скорость. На вырученные деньги я покупал еще жетонов и так далее по нарастающей, пока не поднимал нормалью сумму. Но это продлилось не долго, нас отслеживали и выгоняли работники метро. Кстати, самый первый коммерческий опыт у меня был в моей первой школе, во втором классе. В то время у метро начали продавать наборы наклеек с героями из комиксов и мультфильмов, продавали много всякой подобной ерунды, которая сейчас и даром никому не нужна. Но в те времена иметь тетрадку, облепленную различными наклейками, считалось престижно. Я покупал такие наборы, разрезал их и продавал в школе поштучно, по одному герою.

– А я такие наклейки видел у метро, они целыми наборами продаются! – Заявил мне однажды мой одноклассник.

– Ну так иди и купи там! – Ответил я ему и продолжил свой торг.

Часть выручки шла на покупку новых наборов, а другую часть я просто тратил в игровом клубе, где стояли видео приставки. Это был аналог компьютерных клубов только с игровыми приставками «сега» и «денди». К сожалению, долго мое коммерческое предприятие не просуществовало, со временем желающих покупать наклейки становилось все меньше и меньше, пока совсем не сошло на нет. Но, уже чуть позже, в интернате, когда я был в классе пятом, наверное, мы придумали еще один источник дохода. Мы забирались в полуразвалившиеся дома и искали цветной металл – алюминий или медь. Так как это были заброшенные дома, они были обесточены, и мы могли спокойно доставать оттуда провода. В одном из таких домов случилось то, после чего один из нас чуть не остался без руки. Мы залезли в дом, преодолев забор, которым оградили его, дети всегда найдут лазейку. Начали подниматься по бетонной лестнице. Я шел впереди и был очень внимателен, так как иногда эти лестницы были уже с трещинами или даже дырами насквозь, ничего удивительного, ведь весь дом находился в аварийном состоянии. Нужно было аккуратно, как на минном поле, сначала прощупывать пол, слегка наступая, а потом уже идти. За мной шел грузный парнишка, страдающий ожирением, его звали Максим, следом за ним еще два парня. Между нами была дистанция в пару метров. Подходя ко второму этажу, под моими сорока или пятьюдесятью килограммами (я, как и все мужики, не слежу за своим весом) раздался треск, а за ним последовало и шуршание, осыпавшихся бетонных крошек. Я предупредил Максима об опасности и предложил ему остаться внизу, но он побоялся, что мы без него потом и деньги, вырученные от сдачи металла, делить будем и продолжил свой путь. Не успел он наступить на то же место, где я был пару секунд назад, как раздался треск, сопровождаемый гулом, отразившемся эхом по всей лестнице. Максим отскочил назад, в это время я уже был на пролете второго этажа. Максим с испугу, отскакивая, начал пятиться, толкая ребят, которые шли за ним. В этой создавшейся суматохе он поскользнулся или споткнулся, в общем потерял равновесие и начал падать с лестницы в сторону, где должны были быть перила. Конечно, перил уже не было, кто-то об этом позаботился до нас, был только одиноко торчащий из бетона обломок арматуры. Максим, падая, попытался ухватиться за всход, идущий выше, но руки соскользнули, и он провалился в промежуток между лестницами, но до первого этажа он так и не долетел. Первое мое впечатление – это истошный вопль, просто нечеловеческий ор, мне показалось, что этот звук изобрели специально для фильмов-ужасов. Следующее, что я увидел это то, как Максим со своим излишним весом для своего возраста весит на арматуре, торчащей из лестницы, которая воткнулась ему в подмышку и распорола руку почти до локтя с внутренней стороны. Я забыл уже об опасности обрушения лестницы и бросился к нему на помощь. Нам втроем удалось-таки поднять его. От нечеловеческих криков, которые издавал Максим, режущих словно лезвие бритвы, барабанные перепонки грозились истечь кровью. Мы не знали, что делать и побежали наружу искать кого-нибудь из взрослых. Побежало нас двое, один парень придерживал Максима, который еле-еле перешагивал с одной ноги на другую. Надо отдать должное, мы же были еще детьми, а Максим не плакал и не отключился, он шел, шипя, стиснув зубы. Его дыхание было тяжелым, он побледнел, смотрел обезумевшим взглядом в одну точку перед собой. Мы пытались узнать у него о самочувствии, но все было тщетно, он молчал, время от времени издавая гортанный стон. Он держал руку приподнятой и согнутой в локте. Кровь стекала ручейком с его предплечья, образуя непрерывную линию на пыльном полу, на земле, а затем и на асфальте. После того, как я со вторым парнишкой перелезли через забор, подбежали к мужчине, проходившему мимо, и начали наперебой кричать «помогите», он сам нас испугался. Более или менее, с горем пополам перебивая друг друга мы смогли объяснить ему что случилось, и мужчина среагировал очень оперативно. Он с нами прибежал навстречу к Максиму, помог его довести до дороги, вышел и остановился посреди проезжей части. Машина, проезжавшая мимо, была вынуждена остановиться. Сначала водитель хотел было наорать на нашего спасителя, преградившего путь, но, увидев всю картину разом, сказал, «Заскакивайте.». Он нас быстро домчал до ближайшей клиники, где Максиму оказали всю необходимую помощь. Спустя продолжительное время рука зажила и Максим вернулся к естественным радостям детства. Но этот случай нас не очень-то и остановил, мы все равно продолжали свои налеты на заброшенные дома, чтобы разжиться цветным металлом. Жажда наживы и детская глупость – просто ядерная смесь. Мы шли на пустошь за кладбищем, которое находилось рядом с приемным пунктом металла, разводили костер и обжигали провода, чтобы избавиться от изоляции, остужали, сматывали в клубок и несли сдавать. Как раз на этом кладбище я и нашел самодельный свинцовый кастет во время очередного обжига меди. Он лежал аккурат на расстоянии вытянутой руки за оградой кладбища, там-то я его и подобрал, просунув руку между прутьями забора. Со временем мы нашли более безопасный источник цветного металла, мы присмотрели телефонную станцию…во всяком случае, мы так думали. На ее территории находились огромные катушки с проводами, в диаметре они достигали примерно четыре моих роста, такие можно иногда увидеть на стройках. Там нужна была целая команда из шести человек, как минимум. Мы перелезали через забор отматывали провод, сколько могли унести, отрезали его ножовкой по металлу. Смотав провод, мы перебрасывали его через забор, следом за ним перелезали сами. Все это время два человека ждали нас с другой стороны забора. Во-первых, предупредить нас об опасности, если что. Во-вторых, охранять добычу, пока все не вернуться. Но после того, как одну команду задержала милиция, а другую поймал воспитатель прямо в школе, мы перестали рисковать. У тех умников хватило ума притащить провода в спальный корпус и попытаться снять изоляцию вручную прямо в комнате, где они спали. Сложно было их не поймать с поличным, так как ворованные провода были повсюду. Зимой мы решили провернуть еще одно дельце. В бутылки набирали воду из-под крана и поливали ей проезжую часть во дворах, смешивая со снегом. Месиво замерзало и превращалось в каток протяженностью метра два, а иногда еще и с небольшим углублением. Делали мы такие ловушки для машин в нескольких отдаленных друг от друга местах. Чтобы водители не видели лед, маскировали его слегка припорошив снегом. Сами находились неподалеку либо прогуливаясь мимо, либо делая вид, что ждем кого-то, а иногда, если везло и дорога проходила рядом с каким-нибудь домом, грелись в парадной, выглядывая время от времени наружу. Едет машина, начинает буксовать, выходит водитель посмотреть под колеса, мы даем человеку осознать, что самостоятельно ему ну никак не выбраться из сложившейся ситуации, примерно через минуту мы спокойно подходим и предлагаем свою помощь. Некоторые водители на радостях вознаграждали нас денежкой. Но были ребята, которые сами подходили и озвучивали прейскурант. Ходили группами минимум по четыре человека, мы сами-то были маленькие, дети, а тут еще нужно было вытолкнуть машину зимой…скользко же. Правда была пара случаев, когда даже самые дерзкие ребята не осмелились и слова сказать «потерпевшему». Первый раз – в наши силки попалась машина с нарядом милиции, их мы вытолкнули и больше в этот день вообще не промышляли. А во второй раз, вытолкнув полностью тонированную машину мы последовали за ней, ожидая вознаграждения, но машина, проехав пару метров, остановилась неподалеку, а из нее вылезли два крепких кавказца в кожаных куртках, на поясе у одного из них висел нож. Конечно, даже не спросив про вознаграждение, мы ушли подальше. В общем этот источник доходов был сезонным, да и не стабильным, мы забросили его.

Я уже говорил, что в интернате мы были одной большой семьей, но, как известно, в семье не обходится без урода. Был у нас в классе парень, звали его Гоша, которого недолюбливала вся школа, так как Георгий был стукачом и не скрывал этого. «Если со мной что-нибудь сделаете, я все расскажу.», открыто заявлял он. Наблюдал за всеми, где кто и как проводил время, если что-нибудь выходило за рамки правил, он тут же шел рассказывать. Как-то раз этот парнишка наябедничал, что мы выходили за территорию школы ночью, а это было строго на строго запрещено. Нас вызвали на ковер к директору, отчитали, пообещав позвонить родителям. После того, как нас отчитали, я побежал прямиком в спальный корпус. Забежав в нашу комнату, я сразу увидел это тщедушное создание, схватил его за грудки, с силой прижал к стене и слегка приподнял. Видимо от стресса у парня начался эпилептический припадок. Я его отпустил, он упал на бок и начал трястись, изо рта пошла пена. Свидетели всего этого действа побежали звать взрослых, прибежала медсестра и наш воспитатель. После их недолгих манипуляций он начал потихоньку приходить в себя. Позже меня не стали вызывать к директору,

а сразу вызвали моих родителей в школу. Приехала не только моя мама, но и Гошин дядя, которому тот рассказал о случившемся. В то время, когда мама находилась в кабинете директора, я находился в спальне, сидел и ожидал вердикта. Я услышал шаги еще в середине коридора, шли два человека и, судя по частоте шагов, торопились. В нашей спальной стояло кроватей восемь, сама комната была просторная, я сидел на стуле в конце нее лицом к двери. В комнату зашел Гоша и за ним его дядя, мой одноклассник кивнул в мою сторону и сказал, «Это он!». Дядя был худощавый, пожилой, невысокого роста, одет во все черное, на плече у него висела старая черная сумка. Мужчина направился в мою сторону, расстегнул сумку и, пристально смотря на меня, достал ремень. Он принес в сумке ремень специально для того, чтобы выпороть меня! Я, конечно, не ожидал такого исхода событий, но вовремя среагировал. Я вскочил со стула так быстро, что он упал на пол, запрыгнул на кровать и стал ждать, когда этот ненормальный подойдет ближе. Мне приходилось терпеть «воспитательные работы» от отца или мамы, но постороннему человеку я не собирался позволять провести надо мной акт возмездия. Тоже мне, воспитатель нашелся. В тот момент, когда он был в метрах десяти от меня, я начал маневрировать между кроватями и, перепрыгивая их, пытался добраться до выхода. Этот дядя не мог угнаться за мной, я увеличивал дистанцию, между нами, но при входе стоял Георгий. Я понимал, что долго так бегать по кругу комнаты не получиться и этот Раскольников меня высечет, как Сидорову козу, а может быть и съест, непременно поделившись, со своим племянником. «Эх, если бы мне попалась под руку какая-нибудь палка, тогда мы были бы почти на равных и можно было бы потягаться с этим мужиком силушкой. Тогда, если бы я и получил от него люлей, было бы не так обидно. Кто еще получил бы не известно.», думал я, обшаривая комнату взглядом в поиске хоть какого-нибудь подходящего оружия. Ну это я тогда так думал. Совершенно очевидно, что я, малолетний ребенок, моментально схлопотал бы по шее от взрослого мужика. Уличив момент, и, схватив стул, я зашвырнул его в Гошу, но тот увернулся и дверной проем был все еще прегражден. Мужик с армейским ремнем наперевес ходил за мной по комнате, матерясь на все лады и обещая, что убьет меня. Сердце в груди колотилось с бешеной скоростью и грозилось вот-вот выпрыгнуть наружу. Видано ли дело, совершенно незнакомый мужик собирается меня забить до смерти армейским ремнем…почти таким же, как у отца, которым он меня и воспитывал. Преследователь именно ходил или из-за возраста, или просто понимал, что деваться мне некуда и нужна лишь одна моя оплошность. Я начинал думать, перепрыгивая с кровати на кровать, что мне конец, но вскоре понял одну вещь, «Гоша же неженка!». Разорвав дистанцию до максимума между собой и линчевателем, я со всего разбега, не останавливаясь, просто прыгнул на Гошу. Гоша рухнул на пол, завопив от боли…или от понимания, что я ушел от их самосуда, я упал следом за ним, но сразу же вскочил и побежал по коридору, понимая, что на свободе. «Теперь пусть этот дед хоть обмашется своим вшивым ремешком!», радостно думал я, выбежав на улицу. Вечером, войдя в комнату, я увидел стукача, который стоял в середине помещения. Он стоял и смотрел на проем входной двери, явно ожидая моего появления. Я вошел, наши взгляды встретились. Он, видимо, пытался понять по выражению моего лица, стоит ли ему бояться возмездия за проделанное днем. А я просто перестал его замечать, его для меня не существовало. Эпилептический припадок, случившийся у Георгия, не был моей целью, никто из учащихся не был в курсе, что у него есть такая предрасположенность. Если бы я знал, что такое может случиться, я не стал бы применять к нему силу. Последнее дело – обидеть больного, слабого, того, кто не в состоянии дать отпор. А оправдания типа «Они же дети.» говорят такие же моральные уроды, как и те, чьи действия и пытаются таким образом оправдать. Будь на его месте другой, скажем так, более здоровый человек, я бы отомстил, но побить или унизить больного человека я не мог. Я прошел мимо него к своей кровати, чувствуя на себе его пристальный взгляд, он боялся. Со временем в школе все прознали о его недуге. Совсем «отбитые» ребята еще сильнее начали над ним насмехаться, другие, наоборот заступались за него. Не знаю почему, но после этого случая Гоша перестал ябедничать, а на следующий год его забрали из школы. В итоге за то, что я сделал с Гошей, меня хотели отстранить от учебы на две недели, но мама уговорила директора не делать этого. Ведь дома смотреть за мной было некому. Родители работали целыми днями, и мама не горела желанием нянчиться со мной на работе. А отца вообще в городе не было, он снова уехал на очередную стройку. Войдя в положение, директор, так сказать, дал мне условный срок до первого замечания, после которого, по словам мамы, меня могли вообще отчислить. Я, конечно, не проводил никаких исследований на эту тему, но сдается мне, что из таких вот персонажей, как Георгий и вырастают лизоблюды, подлизы, льстецы…в общем нехорошие личности, которые способны предать за предложенный им лакомый кусочек. «Ласковый теленок двух маток сосет.» – это поговорка служит лозунгом для «Георгиев» всей планеты. Если честно, меня тошнит от этой поговорки и от людей, которые придерживаются ее смысла. Само собой, это дело каждого, что думать, как жить, кого и в какое место целовать. Просто я не горю желанием идти на контакт с подобными людьми.

В школе, время от времени, между учащимися, конечно, возникали конфликты. Но то между собой, а вот другим обижать членов нашей семьи мы не позволяли. Однажды вечером ребята из младших классов прибежали в спальный корпус и рассказали, что у метро их остановила какая-то компания гопников. «Из интерната?», спросили они. После того, как наши ребята подтвердили домыслы напавших, их избили и вывернули все карманы. «Чтобы мы вас здесь больше не видели.», сказала компания. Эти подонки думали, раз человек из интерната, значит и заступиться за него некому. Они ошибались. Молва прошла по всему спальному корпусу. Все стали собираться. Было уже поздно, темно, наступало время отбоя, но нас это не остановило. Кто-то взял черенок от швабры, кто-то нашел отрезок железной водопроводной трубы. Лично я отломал ножку от стула, взял молоток и гвозди и смастерил из них самодельную палицу. Кстати, молоток тоже кто-то взял, как оружие. Вооружившись, мы пошли всей толпой к метро. Воспитатели, увидев наше шествие, незамедлительно сообщили директору, который на тот момент уже находился дома. Директор, в свою очередь, сообщил в милицию, что в сторону метро направляется толпа подростков, вооруженных подручными средствами…ну это опять-таки моя догадка, я просто не знаю, откуда милиция узнала про нас. Нас было человек двадцать, наверное. Подходя к метро, мы увидели человек десять милиционеров, которые на удивление оперативно отреагировали и стояли на подступах к станции метро, высматривая кого-то…может и не нас, но рисковать мы не стали. Вся наша ватага решила не иметь дел с людьми в погонах, и мы подумали, что будет лучше вернуться обратно к школе. Подходя ко входу в спальный корпус, мы увидели силуэт человека на фоне дверного проема. Это был сам директор, который лично заносил в список всех, кто возвращался. Спрятавшись в кустах, я с несколькими ребятами решили подождать, пока он уйдет. Прождав какое-то время, мы поняли, что он не собирается сдаваться, пока не изловит всех. Пришлось обойти здание с другой стороны, куда, на первом этаже, выходили окна кухни, которые были защищены решеткой. Наша спальная комната располагалась на втором этаже, сразу над ней, а рядом с комнатой находился балкон. Я залез по решетке, схватился за низ перил балкона, подтянулся и оказался на балконе второго этажа. Дальше я привлек внимание ребят, которые находились внутри здания, они открыли мне окно, и я влез внутрь. Этим путем потом пользовались многие, чтобы без разрешения уходить за территорию школы по ночам. В итоге, в тот вечер мы не смогли отомстить за своих ребят, но это нас только сильнее сплотило. А через пару дней старшеклассники всем рассказывали, как они наказали-таки обидчиков своих младших братьев. Чему я был очень рад. Учебные заведения всегда привлекали всякого рода ненормальных людей и наш интернат не был исключением. Мы об этом узнали, когда на территории школы стал появляться эксгибиционист. Нам рассказали девчонки из параллельного класса, что он стоял в плаще рядом с дорожкой, ведущей к главному входу школы. Когда девочки выходили из здания, он распахнул свой плащ и продемонстрировал все то, чем наградила его природа. Испугавшись, школьницы сорвались с места и побежали в спальный корпус. Интересно то, что они рассказали сначала воспитательнице, но та никак не отреагировала, они решили поделиться впечатлениями с нами. «Фиг знает, что у него там на уме.», сказали они. У меня и еще у некоторых ребят осталось «вооружение» с похода к метро. Взяв «инструменты воспитания», мы прошлись сначала по территории интерната. Конечно, никого мы не нашли, ему много не нужно было – потрясти да убежать…я так думаю. На следующий день случай повторился, но на этот раз, не обнаружив его на территории, мы решили прочесать близлежащие улицы. Мы его нашли. Сначала мы спокойно шли за ним, не привлекая внимания. Ну на столько, на сколько может не привлекать внимание толпа малолеток с агрессивным настроем. Он заметил нас, когда наша компания сократила дистанцию, между нами, до пары метров. Девчонки его признали, но мы не успели отреагировать, реакция у извращенца была хорошая, наверное, не первый раз убегал от наказания, он сорвался с места, как профессиональный спринтер. Мы погнались за ним, этот мистер висюлькин должен был ответить за свои извращенные поступки. Погоня проходила через дворы затем мы выбежали на проспект, после чего пересекли дорогу. Прохожие шарахались в стороны, видя, как на них несется вооруженная палками толпа. Он сумел-таки убежать от нас, но больше на территории интерната не появлялся. Хоть мы и считали интернат большой семьей, но, как я уже говорил, время от времени в ней появлялись нежелательные персонажи. У нас в старших классах учились два брата, им оставалось год или полтора до окончания. Но за плохое поведение их решили исключить, не дав даже закончить учебный год. Они нарушали вообще все правила учебного заведения. Ребята, которые курили, делали это в туалетах или на улице. Эти двое делали это в школьном коридоре, не скрывая пили пиво на уроках, избивали младшие классы, грубили учителям и даже директору. В итоге они получили то, что заслуживали. «Вы пожалеете об этом!», кричали они, уходя из школы. Никто тогда не воспринял их угрозы всерьез, но спустя неделю в спальном корпусе стали происходить странные вещи. Началось все с того, что ночью к нам пришла ночная дежурная, не именно к нашему классу, а просто к тем, кто мог хоть как-то помочь ей. После того, как посреди ночи в закрытые двери кто-то начал ломиться, она решила позвонить в милицию, но, приложив трубку к уху, не услышала гудка. Хотя до того момента аппарат работал исправно. Я это знаю, так как учащиеся могли по вечерам пользоваться этим телефоном, чтобы позвонить родным домой или девушке, или еще по каким делам. Все окна на первых этажах были защищены решетками и это хоть как-то успокаивало нас. Первое окно разбилось на первом этаже в кабинете логопеда, спустя несколько секунд разбилось где-то у входа, следующее – в столовой. Мы решили караулить до утра. Нас много, обороняться есть чем, осталось с предыдущих приключений. Понимая, что нападавшие могут забраться на второй этаж по решеткам, мы разделились на несколько групп. Самая незначительная – человек десять были на первом этаже с дежурной. Там окна были защищены, так что десятка ребят хватало, они были просто на всякий случай, поддержать напуганную женщину. Все сконцентрировались на втором этаже. Мы понимали, что дежурить придется всю ночь, поэтому часть нас пошла спать, а часть осталась в карауле. Включив везде свет, мы ходили из комнаты в комнату по пять человек. К счастью, ночь прошла без нападений. Наступило утро, я так и не ложился. Во-первых, заснуть все равно не смог бы, во-вторых, подумал, что могу пропустить все самое интересное. Дежурная нам потом рассказала, как она утром первым делом пошла в школьный корпус, оттуда позвонила в милицию и директору домой. Когда милиция приехала, директор уже был на месте и осматривал нанесенный ущерб. Блюстители закона начали допрашивать дежурную, но делали это так, как будто это она во всем виновата, как говориться, с пристрастием. Да, может никто нападать на нас и не собирался, но ее перепугали так, что пожилой женщине пришлось обратиться за помощью к детям. А сотрудники милиции просто не хотели браться за это дело, как мне кажется. В общем облили бедную женщину помоями с ног до головы, обвинив ее во всех бедах, можно подумать, это она разбила окна и вывела из строя телефон. Если эти выродки хотели нас просто напугать, то, скажем честно, у них это хорошо получилось. Во всяком случае, они напугали бедную женщину, а она, в свою очередь, нас.

Врозь.

Когда я был в классе шестом-седьмом, наша семья раскололась окончательно. Видимо мама подумала, что мы с Ритой уже довольно взрослые, а значит терпеть выходки отца больше нет нужды. Они развелись. Пока решался вопрос с недвижимостью, отец жил у своих родителей, а мы втроем все там же. Только вот помимо своих вещей, половины мебели, в том числе и гарнитура, подаренного мне отцом «для учебы», он желал забрать еще и нашего кота Клёпу, но мама не хотела отдавать его, мы с Ритой просили, чтобы наша домашняя пантера осталась с нами. Тогда, наверное, на зло всем нам, отец решил отдать кота их общей знакомой тете Ире. Сделал он это в наше отсутствие. Когда мы приехали и обнаружили пропажу, мама спросила у отца, что случилось, на что он ответил, «Клёпа переехал. Так же, как и я скоро съеду от вас. Наслаждайтесь.». Но я рад, что отец отдал его в хорошие руки, не известно, что стало бы с нашим котейкой, останься он с нами. Когда меня и Риту спросили, с кем из родителей мы хотим жить после развода, мы выбрали маму. Отец воспринял это, как предательство и больше не принимал никакого участия в нашей жизни, даже когда нам было очень тяжело. Хотя, правду сказать, мама и не обращалась к нему. С другой стороны, отец своих детей не интересовался их благополучием вообще. В те времена мама работала в финской строительной компании, с которой и отправилась в командировку в Казань на несколько месяцев, за эту поездку ей предложили хорошее денежное вознаграждение. Рита была уже совсем взрослая для того, чтобы присматривать за мной дома, но мама решила перестраховаться и попросила своих знакомых, дабы они взяли меня на время. До этого я видел их всего пару раз, но они мне показались приятными, позитивными людьми. Маме они ответили, что это для них не проблема, несмотря на то что у них был свой маленький ребенок. Я все так же приезжал со школы только на выходных. Когда приезжал, уходил сразу гулять в наш двор и навещал Риту, благо, что мамины доверенные лица жили не очень далеко от нашего дома, к ним я приходил только переночевать. У этой пары была огромная квартира с четырьмя комнатами и большим коридором, но заняты были только две из них, я спал в третьей комнате, а четвертая пустовала. То есть места у них было хоть отбавляй и это хорошо, я никого не стеснял. Поначалу у нас все шло гладко, спокойно, но спустя примерно месяц они начали ругаться между собой, я начинал чувствовать себя виноватым и чувствовал, как будто мешаю им жить нормально. Я боялся, что просто ссоры перерастут в рукоприкладство, как у родителей. А по прошествии еще двух недель им позвонила мама и сообщила, что вынуждена задержаться, так как объект не будет сдан в указанные сроки. Тогда все и началось. Они срывались на мне по любому поводу, как только я переступал порог, даже если изначально ссорились между собой. Я не стал это терпеть и ушел из дома. Я не хотел возвращаться к ним и становиться козлом отпущения, но и к Рите у меня не было желания появляться на глаза. Опасался, что она отправит меня обратно. Так я и бродил по родным местам, не зная, что мне делать, пока не встретил друзей со двора. Была уже ночь, темно. Хорошо, что было теплая погода. Поговорил с друзьями и рассказал о своей ситуации. «Чувак, а чего тебе терять? Иди к Рите, хуже не будет.», сказали они. Рано или поздно, все равно нужно было принимать решение. В итоге часа в три ночи я пришел к сестре домой. Безостановочно жал на кнопку дверного звонка минут двадцать, наверное…хотя не исключено, что мое сознание в тот момент играло со мной в свои игры и для меня время тянулось гораздо медленнее, чем на самом деле. В конце концов дверь открыла Рита, ошарашенная таким появлением. Мы поговорили с ней и на следующий день, прогуляв школу, пошли забирать мои вещи, но «опекуны» отказались нам их отдавать. Сказали, что они меня никуда не отпускают, что они несут ответственность за меня и, если мы хотим забрать вещи, они могут их отдать, но только за определенную плату, которая поможет компенсировать им их моральный ущерб. Я предчувствовал, что-нибудь подобное может произойти, поэтому и уговорил Риту пойти со мной, хотя она и не горела желанием. Денег, которые мама оставила «опекунам» на мое содержание, мы тоже обратно не получили. Конечно, Рите она также оставила денег, но сумма была рассчитана только на нее одну. Нам предстояло растянуть эти деньги на двоих и на более продолжительный срок, благо, что мы жили в интернате, но на выходных тоже не очень хотелось голодать. Тогда я не думал обо всех этих нюансах, я был рад вернуться в родной дом. Моя радость длилась не очень долго. Так как «взрослая» сестра дружила со «взрослыми» ребятами, которые распространяли «взрослые» и не совсем законные препараты. Она всегда была хулиганкой, бунтарем. А в этот раз она могла развернуться на полную катушку, так как почувствовала абсолютную свободу в отсутствии матери, ей это нравилось. Если говорить простым языком, она устроила в нашем доме наркопритон. Я оказался в такой ситуации, что деваться мне было некуда и приходилось это терпеть, держась в стороне, на сколько это было возможно. Я наблюдал, как Рита и ее компания из конопли варили «кашку», они так называли каннабис, перемешанный со сливками и сваренный на огне. Я уже не говорю про то, какими способами они эту коноплю курили. И через кальян, через самодельный бонг, выполненный из трехлитровой банки, наполовину наполненной водой, пластиковой крышки, пары трубок и пластилина, через бутылку и просто как «косяк». Несмотря на все разнообразие перечисленных вариантов, некоторым все же чего-то не хватало. Я хоть и старался сторониться всего происходящего в нашем доме, но меня все равно зацепило, когда одна из их вечеринок достигла своего апогея. Из всей ее компании выделялись два человека. На сколько я знаю, эти парни были друзьями детства. Оба ростом минимум метр девяносто, скулы широкие, плечистые, спортивного телосложения. Крепкие ребята…были. Один из них был в отношениях с Ритой. Его звали Коля. Самый спокойный из них. Второго звали Денис, но все его звали Дольчик. Не знаю почему. Вот этот Дольчик и решил, что будет весело, если взять и распять меня, привязав за руки и за ноги к кровати пока никто не видит. Конечно, пришла ему эта идея после очередной порции «кашки», а может и чего-нибудь позабористей, я не следил, что и кто употреблял, просто «кашка» на тот момент у них была хитом сезона. Не думаю, что человеку в здравом уме пришла бы такая мысль…если это только не ролевые игры. Он ни с того, ни с сего схватил меня, и начал пытаться накинуть петлю из ремня мне на руку. Я пытался вырваться, брыкался, но у меня особо ничего не получалось – весовая категория была не та. А Дольчика это только забавляло, на мои потуги вырваться он отвечал неестественным смехом. Звать на помощь я не хотел, я хотел вырваться самостоятельно, чтобы показать этому торчку, что маленький – не значит слабый. Руки у Дольчика было только две, помогать было некому, да и вряд ли кто-нибудь стал бы это делать. Тогда этот странный тип взял меня за обе руки и раздвинул их в разные стороны. Особых трудов ему это не составило. Раздвинув руки, он навис надо мной и стал пускать слюну мне на лицо, чтобы она медленно тянулась. Я не выдержал и не стал дожидаться пока его слюна коснется моего лица и плюнул ему в ответ. Попал прямо в правый глаз. Он отдернулся, отпустил мои руки. «Наконец-то освободился!», подумал я. Освободив свои руки Дольчик пустил их вход. Я почувствовал, как будто меня ударили кувалдой. Сначала в грудь, а потом в лоб. Я упал на пол, вскрикнув от боли. Прибежали люди с кухни, где они находились все это время, в том числе и Рита. Я долго не лежал на полу, стараясь не показывать свою слабость. Когда Рита вошла в комнату, я уже стоял на ногах, при каждом стуке сердца грудь отзывалась болью, голова гудела и кружилась. Начали разбираться, Дольчик начал свой рассказ с того, что я плюнул ему в лицо, но не стал уточнять при каких обстоятельствах все это произошло. Я попытался возразить, но понял, если еще хоть одно слово скажу, меня вывернет при всех. Рита сразу накинулась на меня, «Ты чего, вообще больной что ли?». Не сказав ни слова, я оделся и вышел на улицу. Было часа два ночи. Я не знал, что мне делать, мне просто хотелось оказаться подальше от этих людей. У меня промелькнула мысль уехать к бабушке с дедушкой, но родители мамы были в деревне, которая находилась во Псковской области, а по отцовской линии – на даче, которая была так же в недосягаемости. Я брел в ночной тишине по улицам, редко освещенным так мною любимым желтым светом. В тишине казалось, что голова гудела еще громче. Не знаю, сколько прошло времени, я не хотел спать, останавливаться тоже не было желания. Я просто брел подальше от дома. Как вдруг увидел два силуэта, приближавшихся ко мне. Этими силуэтами оказались Коля и Рита. По ее словам, они оббегали весь район в поисках меня. Коля проводил нас до дома, не сказав ни слова, а сам пошел к себе, он жил в соседней парадной. Мы зашли в квартиру, и Рита опять начала обвинять меня, только на этот раз что я безответственный, убежал из дома ночью в таком криминальном районе, как наш. В том возрасте мне не пришла в голову мысль о том, что меня уличал в безответственности человек, который организовал в нашей квартире пристанище для всех любителей «кайфануть», проживающих в нашем и соседних дворах. Я рассказал свою версию случившегося, но она не убедила сестру, несмотря ни на что, она осталась на стороне Дольчика. Если верить рассказам ребят со двора, спустя несколько лет этот наркодилер скончался от передозировки. Не скажу, что я был удивлен.

Как можно было уже догадаться, встречаясь с наркобарыгой Николаем, Рита и сама начала употреблять. Видимо у наркоманов все происходит именно так, как говориться в песне «Один на один» Андрея Лысикова, выступающего под псевдонимом, Дельфин: «Вы, вроде бы, вместе и вы, вроде бы, друзья. И ты делишься с ним тем, что есть у тебя. Ты сейчас ему отсыпешь, и он это возьмет, а через месяц или год твой лучший друг умрет!». Я не в курсе по какой причине они залезли в долги, то ли по причине нехватки средств на продукты…ну или на наркотики, утверждать не буду, но факт в том, что они задолжали кругленькую сумму одной знакомой, я ее видел всего один раз, наипримерзкая особа доложу я вам. Как обычно, в пятницу я приехал домой со школы. После того случая я с Ритой старался не разговаривать, жил обособленно. У нее гостей в тот вечер не было, и она легла спать раньше обычного…без увеселительного зелья не было настроения бодрствовать, наверное. Проснулся я посреди ночи от звука разбившегося окна. Мы жили на третьем этаже, и я подумал, что какая-то мразь кинула камень нам в окно, либо отомстить за что-нибудь, либо привлечь к себе наше внимание. Но за звоном стекла последовал шум, как будто кто-то лез в окно. От страха я чуть не испражнился собственным сердцем, вскочил, спросонья не мог сообразить, что происходит. Все ножи хранились на кухне, но и шум, разбудивший меня, доносился оттуда же. Я быстро накинул на себя одежду, в этот момент я услышал Ритин голос. Она знала человека, с которым говорила. Я вышел, свет уже был включен, там стоял какой-то мужчина и с улыбкой разговаривал с сестрой. Хоть и говорил он с улыбкой, но голос не сулил ничего хорошего и звучал угрожающе. «Ты не берешь трубку, не открываешь дверь, пропала куда-то, вот мы и решили, что так будет наверняка.», сказал он, открывая входную дверь. В квартиру вошла та самая знакомая в сопровождении еще одного долговязого мужика. Не ручаюсь за точность, женщину звали Ольга, мне кажется. Она вела себя в нашей квартире, как хозяйка и, как ни в чем небывало, совершенно обыденным тоном, начала разговаривать с Ритой. Как будто только что никто и не залезал в разбитое окно на третьем этаже, взобравшись по водосточной трубе. Меня вообще никто не замечал, как будто меня там и не было. «Пойдем, нальешь нам чайку, попьем.», сказала она сестре. По пути на кухню, заглянула в ванную, нашла там крем для рук, взяла его в одну руку, полотенце, которым мы лицо вытирали, в другую, выдавила тюбик на полотенце и принялась натирать им свою обувь. Закончив процесс, за которым молча все наблюдали, она спросила своих сопровождающих, «Обувь чистая? А то есть хороший крем.». От того, что они все делали и говорили так буднично, рутинно и спокойно мне было как-то не по себе, у меня дрожали руки, сердце колотилось с бешеной скоростью. Во рту пересохло, мне казалось, я забыл, как дышать. Они вошли на кухню и закрыли за собой дверь, я как стоял, так и не смог пошевелиться. Кстати, входную дверь они за собой так и не закрыли, не посчитали нужным, просто вошли и все, а дверь пусть челядь закрывает. Спустя пару минут из кухни вышли трое не званных гостей и удалились в распахнутую входную дверь так же спокойно и чинно. Я смог нормально соображать, когда услышал с улицы звук отъезжающей машины. Закрыл дверь, хотя теперь даже с закрытой дверью я не чувствовал себя в безопасности. Зашел на кухню, Рита сидела на табуретке за столом и молча курила, смотря в одну точку. Она так мне ничего и не рассказала тогда. Позже я узнал, что они приходили за своими деньгами. У Риты, естественно, их не было, но она пообещала, что Коля все вернет, после чего они удалились, заверив, что она останется сиротой, если долг не вернет. У нас денег не было ни на стекла, ни на фанеру, а на улице стройматериалы просто так не валялись. На следующий день, после того как Рита позвонила Коле, он принес лист фанеры, не знаю, где он его взял, но было видно, что она не новая, но это было лучше, чем ничего. Этим листом мы заколотили разбитые окна на кухне. Безопасность была под вопросом, но так хотя бы не дуло с улицы. Теперь наша квартира еще больше походила на притон. Судя по тому, что я до сих пор жив, Коля деньги отдал, а может уже и вовсе некому выбивать долги. Как известно, у бандитов в те времена жизнь была короткая.