Реально смешное фэнтези
Шрифт:
Наклонившись, Фрэйли пошарил в куче всякого барахла, сваленной у стола, и извлек шахматные часы с двумя циферблатами, из тех, которыми пользуются на турнирах. Он поставил часы в середину пентаграммы, отступил назад и направил на них странный прибор.
Часы дрогнули.
Я не могу подобрать другого слова, чтобы описать это, — часы дрогнули. По воздуху вокруг них побежали сверкающие разноцветные волны, а затем часы исчезли. На их месте появилась кучка банкнот, обычных зеленых купюр, на верху кучки блестело
Доктор ухмыльнулся и жестом пригласил меня осмотреть деньги.
Банкноты были новыми. Хрустящими и чистенькими.
Фрэйли сказал:
— Это вам не салонная магия. Это первоклассная вещь. Простое применение принципа эквивалентности потенциалов. Эти часы, — он указал на деньги, которые я держал в руке, — стоили чуть меньше двадцати баксов. Я лишь заставил их превратиться в свой абсолютный эквивалент, тогда как раньше они были лишь потенциально эквивалентны этим деньгам. Просто, если знаете принцип. Возможно, я смог бы научить вас этому за пару часов.
Внезапно он нахмурился:
— Но бывает, я получаю казначейские сертификаты, выпущенные до тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, или серебряные монеты; я еще многого здесь не понимаю.
Я наклонился и постучал по центральной плитке. Звук был глухой. Хотя вряд ли это был обман зрения. Свет горел очень ярко.
— Сомневаюсь, что это просто, — ответил я. — Иначе кто-нибудь уже давно придумал бы, как это делать.
Серебристые брови Фрэйли изогнулись, придав ему смешное выражение невинного младенца.
— Но кто-то все же придумал. «Если я видел дальше остальных, то лишь потому, что я стоял на плечах гигантов…»
По-прежнему цитирует Ньютона. Он всегда боготворил этого человека.
— Вы хотите сказать, что Исаак Ньютон изобрел… — начал я.
— Конечно нет! — фыркнул он. — Если бы Ньютон это обнаружил, он бы продолжил исследования и вывел бы законы, количественно описывающие магию, так же точно, как для физики и математики. Нет, я напал на след, читая рукопись одного незначительного алхимика, который работал под покровительством Фредерика из Вюрцбурга.
— Знаменитого Фредерика? Того, который вешал каждого алхимика, который высовывал нос? — спросил я.
Он одобрительно кивнул:
— Того самого. Видимо, после общения с тем, первым, у него появилась аллергия на алхимиков. Думаю, что этот человек случайно наткнулся на эффект, не подозревая о принципе эквивалентности потенциалов. Каждый раз, когда он превращал кусок свинца стоимостью десять баксов в золото для своего патрона, он получал лишь кусочек золота стоимостью десять баксов. Выгоду из этого извлечь нелегко.
Доктор Фрэйли протянул мне блестящую штуковину, чтобы я мог рассмотреть ее поближе, и заметил:
— Моя первая рабочая модель. Без пентаграммы не действует и наделена только в определенные фазы луны. Я
Я осторожно взял прибор, боясь, как бы он неожиданно не заработал. В нем не было никаких подвижных деталей, это было просто беспорядочное нагромождение каких-то серебристых металлических штук, соединенных под странными углами.
— Не обязательно так уж бережно с ним обращаться, — сказал Фрэйли. — Заклинание произносится мысленно, к тому же прибор не действует вне пентаграммы.
— Понятно, почему вы заявляете, что выиграли эти деньги в карты. Не хотите рассказать мне, что именно вы конвертируете в такие бабки?
Внезапно на его лице появилось выражение неуверенности. Затем он улыбнулся, как застенчивый ребенок:
— «Кадиллаки».
Я разразился хохотом:
— Вы знаете, сколько копов в этом районе охотится за бандой похитителей «кадиллаков»? Этот город невелик, а за последний год было угнано по меньшей мере пятьдесят штук. Ваша работа?
— Моя, — признался он. — Мне эта машина не нравится. Неповоротливая, вычурная и слишком дорогая. На те деньги, в которые обходится сборка одного «кадиллака», можно собрать три «фольксвагена», а в наши дни мы не можем позволить себе такую роскошь. Вы знаете, — оправдательный тон сменился гневным, — что путем превращения «кадиллака» в среднем нельзя получить и трех сотен? Это показывает, сколько они на самом деле стоят.
— А как же страховые компании, которым пришлось раскошеливаться? Не очень-то этично с вашей стороны.
Профессор больше не оправдывался, всякая неуверенность исчезла.
— Глупости. Страховые компании купят всех политиков, каких надо, и те узаконят обязательное страхование автомобилей по таким ценам, которые им угодно будет назначить. Даже если предположить, что я отнял у них какие-то деньги, они просто поднимут страховой взнос на полцента в год. А я всего лишь повышаю свою зарплату за счет общества. Ведь большинство из застрахованных — те самые идиоты, которые голосовали против повышения окладов преподавателям последние тридцать лет. Я мог бы заработать больше в качестве промышленного консультанта, утруждая себя гораздо меньше.
Видимо, на моем лице явно читалось сомнение относительно этого утверждения, потому что он продолжал:
— Мне нужно было оплатить обучение моих дочерей, расплатиться за дом. Это по средствам любому стоящему автомеханику или водопроводчику, но никак не честному профессору! Если бы Карла не ухитрилась закончить школу с отличием и выбить стипендию на обучение, мне, наверное, пришлось бы начать гоняться за «крайслерами».
Пожатием плеч отделавшись от его объяснений, я сказал:
— Значит, у вас есть портативная версия этой штуковины.