Реально смешное фэнтези
Шрифт:
— А мне всегда представлялось, что я закончу жизнь упитанным джентльменом с гривой седых волос, — отозвался Кевин. — Что ты ищешь?
— Вот. Памятная записка Оскара Гитлера, нового президента нашей компании.
— Вот видишь? Быть названным в честь шоколадки — это еще не самое плохое.
— Девяносто две тысячи шестьсот семь, — произнес Хёрши. — В этой фиговине написано: «На данный момент наша линия по выпуску научной фантастики отключена. Работа над книгами, находящимися в производстве, приостанавливается. Благодарю за помощь. Оскар
Мальруни повалился в единственное свободное кресло в комнате.
— Дерьмо, — прокомментировал он.
— Вот именно, — согласился Хёрши. — Я получил эту записку вчера вечером и забыл сказать тебе об этом.
Мальруни осторожно прислонил макет к картотеке.
— В рубрике «Требуются» очень редко упоминают высоких костлявых художников, тем более лысых. Это единственная причина, почему я до сих пор не уволился.
— Все стало паршиво после того, как нас перекупили.
— Ну, тебе-то, Роберт, беспокоиться не о чем.
— Это почему?
— У нас ведь всем будет верховодить твоя старая любовь. Я только вчера слышал это на одной вечеринке, вполне заслуживающей доверия.
Хёрши очень медленно выпрямился на своем кривобоком стуле.
— Под моей «старой любовью» ты имеешь в виду мою бывшую жену? Вряд ли она собирается верховодить в «Оллендорфе», поскольку занята тем, что без удержу тратит алименты, которые я ей выплачиваю, на всякую чепуху в каком-то тропическом раю.
— Я имею в виду Жанин Уорблер. Ходят слухи, что она оставляет книжное издательство «Майлдмэй», переходит главным редактором к нам, и…
— Великий Боже! — Хёрши схватился за сердце. — Вся моя жизнь начинает прокручиваться у меня перед глазами. Наверное, я умираю.
Мальруни ухмыльнулся:
— Я полагал, что вы с этой Уорблер были когда-то очень близки.
— Четыре года назад Жанин выставила меня из «Майлдмэя». Она перепачкала мне всю репутацию, я год сидел без работы, и если бы здесь не нашлись люди, которые ненавидят ее так же сильно, как я, то мне, наверное, пришлось бы распрощаться с издательским делом.
— Ты хочешь сказать, что у вас с Жанин ничего не было?
— Слушай. Я расскажу тебе. Пять лет назад мы оказались с ней на одной вечеринке в Гринвич-Виллидж. [40] Я немного выпил, но не столько, чтобы потерять голову. В какой-то момент у нас с Жанин состоялся разговор на кухне — о романах Роберта Музиля и Йозефа Рота. Правда, мы были там наедине — от этого никуда не денешься. Потом Жанин утверждала, что я набросился на нее, стал тискать и покрыл с ног до головы страстными поцелуями.
40
Гринвич-Виллидж — район Манхэттена, оккупированный богемой.
— Хм. Она, в общем-то, не дурнушка, так что…
— Я в жизни не притронулся к ней! — клятвенно возопил Хёрши. — Тем не менее она прониклась
— Почему бы тебе не обсудить с ней ситуацию спокойно?
— Она слишком экспансивная женщина, — покачал головой Хёрши. — С ней невозможно обсудить что-либо спокойно.
— И что же ты будешь делать, если она действительно придет сюда и станет твоим боссом?
— Не знаю. Возможно, сотворю что-нибудь ужасное, — ответил Хёрши.
В субботу шел дождь, но Хёрши тем не менее решил пройтись по окрестностям. Он убедился, что одинокие прогулки в Ведьмином лесу, тридцатиакровом заповеднике возле его многократно перезаложенного коттеджа в Бримстоне, штат Коннектикут, способствуют плодотворному размышлению. Засунув руки в карманы, подняв воротник стеганой куртки и низко надвинув на лоб старую шапочку для гольфа, он брел по узкой извилистой тропе, ведущей к Пруду самоубийц.
Сильный и холодный дождь грозил перейти в град. Он бил Хёрши по ушам, стучал по спине. Хёрши прогуливался уже минут двадцать и не встретил за это время ни одного человека. В гуще застывших, почти совсем потерявших листву деревьев перекликались сердитыми голосами какие-то птицы.
Сначала Хёрши думал о том, что его ждет в будущем, но тема была слишком мрачная, и он попытался выкинуть из головы все мысли вообще.
— Прошу прощения, начальник. Нельзя ли обратиться к тебе с просьбой, которая поначалу может показаться необычной и даже странной?
Хёрши вздрогнул от неожиданности, резко остановился посреди размокшей тропы и, нахмурившись, стал вглядываться в лесную чащу сначала слева от себя, затем справа. Ни слева, ни справа он никого не увидел.
— Еще мне хотелось бы попросить, чтобы ты не вопил как тысяча чертей, когда увидишь меня. И, пожалуйста, не убегай, бросив меня на произвол судьбы в сгущающихся сумерках.
— Слушай, приятель, если ты хочешь выкинуть какую-нибудь шутку со мной, — обратился Хёрши к лесу, — то учти, что я только что издал одну книжку про крутого парня, кромсавшего всех подряд топором, и извлек из этой книги кое-что полезное для себя…
— Не мог бы ты подойти чуть ближе к клену, начальник?
— Это который из них клен?
— По-видимому, тебе следует издать какую-нибудь капитальную книжку о лесном хозяйстве. Ты шатаешься по этому окаянному лесу уже почти шесть лет и до сих пор не можешь отличить клена от тополя или вяза. Ну хорошо, я облегчу тебе задачу и сам подойду. Стой на месте.
Кусты около одного из деревьев — очевидно, клена — зашевелились, и из них вышел самый обыкновенный енот, судя по всему, видавший виды.