Реально смешное фэнтези
Шрифт:
— Но ведь для того, чтобы стать действительно невидимым, если это вообще возможно, мне нужно полностью раздеться?
— Да, это было бы целесообразно.
— Если я разденусь в такой холод, то уж точно отморожу себе задницу.
— Лучше отмороженная задница, чем погубленная карьера, — отозвался колдун. — Целуй перстень, Хёрш. Мне кажется, я слышу мычание охранника.
Хёрши бросил взгляд на притаившиеся в полутьме статуи и стеклянные витрины. Глубоко вздохнув, он потянулся к перстню и поцеловал его.
—
— Этого никто не заметит.
Хёрши, обнаженный и невидимый, сидел на холодном сиденье своего «Цитрона 210S».
— Надо отправить машину обратно к механику, чтобы он наладил печку, — сказал он.
Рансибл, сидевший за рулем, протер запотевшее лобовое стекло рукавом.
— Вот местечко, где можно припарковаться.
— Квартира Жанин на Семьдесят второй Восточной улице, а это Семьдесят третья. — Хёрши хотел потереть свои замерзшие руки, но, не видя их, сначала промахнулся. — Мне что, плестись по снегу и слякоти целый квартал?
— Большие дела, Хёрш, требуют больших жертв. К примеру, однажды…
Громкий скрежет прервал его.
— О черт, опять толкать! — воскликнул Хёрши.
Но волшебнику все-таки удалось сдвинуть машину с места и припарковать ее, еще немножко погладив днищем мостовую и постучав бампером о соседние автомобили.
— Ну вот, замечательно устроились.
— Ну да, лучше не бывает — одно колесо на тротуаре, крылом въехал в столб.
— Я буду сопровождать тебя до дверей здания, — сказал Рансибл, — Отвлеку консьержа, а ты тем временем проскакивай мимо него и дуй наверх, в квартиру красотки. — Он открыл дверь, и в салон ворвался колючий ночной ветер. Рансибл вылез из машины и плотно запахнул свое длинное тяжелое пальто.
— Может, ее и дома-то нет. — Хёрши с большой осторожностью ступил босой ногой на заснеженный тротуар. — Ух ты, прямо кусается.
— Дама у себя, одна и сладко спит, — заверил его волшебник. — Об этом меня мои источники уже информировали.
— А квартира ее наверняка на запоре.
— Кристалл показал, что кухонная дверь незаперта. Ты должен проникнуть именно через нее, не спутай.
Хёрши уже трясся от холода, невидимые ноги задеревенели.
— Я оставляю следы в этой слякоти.
— Ничего не поделаешь. Давай перейдем здесь и повернем за угол.
— А если Жанин проснется, пока я буду целовать ее?
— Это не имеет значения.
— Как это?
— Когда ты поцелуешь этого скарабея трижды, то, скорей всего, приобретешь над ней некую власть. Мы об этом уже…
— «Скорей всего»?!
— Некоторые сообщения, как ты помнишь, были не очень внятными, — ответил Рансибл, остановившись. — Поэтому, учитывая, что невидимкой ты будешь всего час…
— Как час?! Ты говорил, три. Ты клялся, что, поцеловав этот проклятый перстень, я буду полностью невидим по крайней мере три часа!
— Понимаешь, шеф, именно этот кусок информации был несколько смазан. Как мне представляется сейчас, они, возможно, сказали, что только один.
— Я целовал эту хреновину двадцать
— Вот-вот, давай не будем тратить время на болтовню, — отозвался Рансибл.
Не успел Хёрши нырнуть в кабину лифта, как вслед за ним туда ворвался небольшой пуделек, шерсть которого отливала розоватым цветом. Присутствие невидимого Хёрши чрезвычайно заинтересовало его.
Усталый седовласый человек, выгуливавший пса, потянул за поводок.
— Прекрати валять дурака, бестолковая псина.
Пудель продолжал с остервенением обнюхивать невидимые большие пальцы ног Хёрши. В его маленькой собачьей груди клокотало недоуменное ворчание.
— Уймись же, паршивец. — Хозяин пса опять дернул поводок.
Хёрши затаил дыхание, раздумывая, дать или не дать любопытному псу невидимый пинок.
Лифт затрясло, он остановился на десятом этаже. Дверь с шорохом раскрылась. Мужчина, схватив взбудораженного пуделя в охапку, покинул лифт.
Хёрши наконец-то с шумом выпустил воздух из легких и заметил, что снег у него на ногах растаял, образовав на ковре небольшую лужицу.
Лифт опять задребезжал и остановился. Это был тринадцатый этаж.
Хёрши выбрался из кабины. Раньше он не отдавал себе отчета, как часто смотрит на свои ноги при ходьбе. Теперь, когда их не было видно, шагать стало гораздо труднее. Ноги спотыкались и заплетались, Хёрши пошатывался.
До квартиры Жанин оставалось футов пятнадцать, когда дверь напротив чуть-чуть приоткрылась. Хёрши показалось, что кто-то выглянул, но дверь тут же тихо затворили.
Перед нужной ему квартирой он помедлил, но затем отбросил колебания и двинулся вперед. Кухонная дверь действительно оказалась незапертой, но, когда он стал осторожно открывать ее, она ужасно заскрипела. Дверь квартиры напротив опять стала открываться. Хёрши юркнул в кухню и, захлопнув дверь за собой, прислонился к ней.
В большой кухне, выкрашенной в белые и желтые цвета, светила единственная лампочка над мойкой. Явственно ощущался запах вкусной пищи. Хёрши остановился возле раковины — ему захотелось пить. Он протянул руку к крану и стал осторожно открывать его, как вдруг заметил свои пальцы — сначала мизинец и соседние пальцы, затем указательный и большой.
— Матерь Божья! — пробормотал он, глядя, как в воздухе появляется вся кисть его правой руки вместе с запястьем.
В отчаянии помотав головой, он опустился на белый табурет. Стрелки стенных часов не успели отсчитать и трех минут, как он снова стал полностью видимым.
— И вот, без шести двенадцать я сижу в чем мать родила посреди кухни Жанин, — произнес он вслух. — Неудивительно, что у Карнабахара в наше время не осталось поклонников.
Разумнее всего, пожалуй, было бы сматываться из квартиры подобру-поздорову. Но он был голым. Преодолеть тринадцать этажей на лифте, пересечь вестибюль и выйти в таком виде на улицу — это была еще та задачка. Он решил поискать в гардеробе Жанин какой-нибудь плащ или накидку.