Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009
Шрифт:
Он нацарапал какие-то каракули. «Как неловко получилось, я прервала их беседу», – подумала девушка. «Она презирает меня за такой ужасный почерк», – подумал Густав и помрачнел, и зашевелил кустистыми, сросши-мися у переносицы бровями.
– Сколько вы уже расписываетесь – никак не разберу ваше имя, – с улыб-кой заметила девушка. На самом деле имя Густава ее совсем не интересовало. Она желала завязать беседу и задержаться в магазине, надеясь, что садовник покажется снова. Признаться, она питала к нему весьма нежные чувства.
– Густав, – пробормотал
Лиза! она протянула ему руку. Густав так понял, что надо еще где-то расписаться, но ручки не увидел. Девушка ждала рукопожатия. Он взял ее пальчики, подержал немного в своей лапе, отстраненно заметив, какие же они крошечные, – и отпустил.
– Жаль, я сегодня последний раз к вам пришла, – сообщила Лиза груст-но. Не дождавшись от Густава вопроса – почему? – она продолжила:
– На почте говорят, мои услуги им больше не нужны. Слишком медлен-но хожу. К тому же всем почтальонам купили велосипеды, а я не могу им пользоваться.
– Гм, – произнес Густав, чтобы не молчать так долго подряд.
Тут в дверях появился садовник, Лиза сразу расцвела, а он споткнулся о пустую картонную коробку от удобрений и раздраженно заметил:
– Магазин скоро потонет в мусоре! Когда ты собираешься наконец на-нять уборщицу!? Когда расцветут черные розы?!
Лиза вспыхнула и с надеждой взглянула на Густава. Он перехватил ее взгляд – и тоже почему-то расцвел.
– Так вот! – указал он на девушку.
– А разве это не почтальон? – удивился Валентин. – Что же, пускай сей-час же приступает к уборке. А вещи оставит в мансарде, и он вышел в сад.
– Я только почту разнесу, – радостно прошептала Лиза. Оглянулась, не видит ли садовник, скрипнула дверью – и захромала прочь.
Первое, что сделала Лиза, став уборщицей, – отмыла вывеску. По облез-лой лакированной доске, с остатками золотой краски, вилась полустертая фраза: «Цветок от Валентина». От этого названия веяло стариной и благо-образностью. Сразу чувствовалось, что магазин здесь приличный, и недель-ной давности розы с оборванными лепестками или сломанную герберу с иголкой в стебле покупателям не подсунут. Вот только надпись требова-лось срочно обновить. Поэтому Густав держал лестницу, а Лиза, поддернув рукава, тщательно вырисовывала букву за буквой. Садовник в реставрации не участвовал, сославшись на то, что едкому запаху краски он предпочита-ет свежий аромат цветов.
За обедом Лиза проговорила задумчиво:
– Этой вывеске пора справлять столетний юбилей…
– А двухсотлетний – не хочешь? – отозвался Валентин. – Она такая же древняя, как земля в нашем саду.
Одного я не понимаю, продолжала девушка, как на ней оказалось твое имя?
– В нашей семье из поколения в поколение старшего сына называли Ва-лентином. В честь именитого предка-садовника. Ну и чтоб вывеску не менять.
Старшего сына? А я думала, Густав старший.
– Густав не из нашей семьи, – помолчав, ответил Валентин. – Он прос-то…
– Угу, – подтвердил Густав, и больше к этому разговору не возвращались. Да оно оказалось и некогда, во время той грандиозной чистки, что была устро-ена старенькому заплесневелому магазинчику. Сверкал побеленный потолок. Сияли окна, вымытые водой с уксусом и протертые газетной бумагой. Трещи-ны в деревянном прилавке исчезли, замазанные растертым пчелиным воском. Пропала вековечная куча мусора из камина, и дверь перестала скрипеть, по-лучив порцию масла. Снаружи над дверью Лиза повесила позолоченный ко-локольчик, чтобы радостным звоном он возвещал о появлении покупателей.
Преобразились и жилые комнаты. Обеденный стол обзавелся скатертью, на стульях появились чехлы, а с низкой лампы уже не свисали клочья пау-тины. Впрочем, по углам комнаты паутину помиловали. Пауки не причиня-ют вреда, заявила Лиза, – наоборот, они ловят мух. Так что пауки стали частью ее странноватого уюта – вместе с лоскутными половиками, распис-ными фарфоровыми тарелками и плетеной хлебницей посреди стола. Ис-чез табачный дым, теперь в магазине старались не курить. И не перекусы-вали на скорую руку, а, как положено, завтракали и ужинали, собираясь втроем за круглым обеденным столом. И мусор бросали в корзину, огарки и обрывки как-то сами собой перестали появляться на полу: когда пол каж-дый день кто-то моет, то сорить становится как-то неудобно.
Окна, отмытые от пыли и дождевых потеков, снова превратились в вит-рины, и Лиза расставила в них букеты. Но покупатели не приходили, и цве-ты грустили в стеклянных усыпальницах. Розы повесили головки, ржавели гвоздики, с пионов медленно облетали перышки. И даже если оживить их, подлив в воду спирта или капнув в середину цветка немного парафина,- это лишь продлевало увядание на несколько дней.
Жалко бедняжек, сказала как-то Лиза, подметая ворох лепестков и листьев с пола.
– Кого? – рассеянно спросил садовник. Он просматривал каталог и не желал отвлекаться на беседу с уборщицей.
– Цветы. Мы губим их зря.
– Это жизнь, – философски изрек Валентин.
– Это глупость, – возразила Лиза. – Больше я не срежу ни одного цвет-ка. Вот так!
Садовник пожал плечами. Сейчас его волновало только одно: какие выпи-сать гладиолусы, гофрированные лососево-розовые или складчатые кашта-новые. Луковицы стоили очень дорого, а магазин совсем не приносил дохода.
Лиза исполнила обещание. Она выбросила увядшие цветы, а новые не срезала. Магазин стоял чистый и задумчивый, без единого бутончика. Садовник наверху, в кабинете, мечтательно рисовал на полях каталога мече-видные листья гладиолусов. Густав бродил по саду, раскладывая отравлен-ные приманки для медведок. А Лиза читала за прилавком кулинарную кни-гу, придумывая ужин. И вдруг, впервые за неделю, тренькнул колокольчик, и в магазин вошла старушка. Она взглянула на пустые вазы, на Лизу с книжкой, поправила очки.