Реальность

МаксВ

Однажды вечером в его калитку кто-то громко постучал…»

На этих словах чтец закрыл свой блокнот, и замолчал. Тишину кабинета рассёк громкий голос Иосифа Соломоновича:

– Ну ты чего умолк, Филипп? Что там дальше-то произошло? Кто к нему пришёл?

Сочинитель заулыбался:

– А-а, интересно стало? А ты читать не хотел! Теперь вот и не скажу!

– Давай читай, не издевайся!

– Ося, ты тут посиди, а я сейчас до помоста сбегаю, поглядеть нужно, что там ребята сладили. Извини. А блокнотик я тебе оставлю.

И

с торжествующей улыбкой на губах, Филипп выскочил из кабинета. Декоратор сокрушённо покачал головой: «Вот же шельмец!», – и тоже поднялся – дела не ждали. На Филиппа он совсем даже не сердился – они знали друг друга всю свою жизнь, ещё со школьной скамьи, многое пережили вместе, и если требовалось, то по мере сил помогали друг другу в этом окружающем их беспокойном пространстве, называемом жизнь. А в эти дни поддержка была необходима – в театре началась горячая фаза подготовки к премьере бессмертного «Короля Лира». На сцене и в гримёрках царило нервное возбуждение – как обычно, не хватало всего – плотнику досок для щитов, электрику полсотни метров провода для удлинителя, режиссёру другой актрисы на роль Корделии, а Иосифу Соломоновичу постоянно требовался Филипп собственной персоной. Ну у кого ещё можно было спросить о причине отсутствия на рабочем месте этих двух разгильдяев, что ещё вчера должны были закончить монтаж кустарников и стены готического замка? Комплект для сборки так и стоял не распакованным возле задней стены сцены. Увидев это яркое проявление вопиющей безответственности, главный декоратор взревел, как дикий марал:

– Филипп!!! Немедленно сюда!

Откуда-то сбоку к нему подошёл пожилой человек с измождённым лицом, одетый в потрёпанное, рваное рубище, и вежливо спросил:

– Зачем так громко кричать? Здесь, знаете ли – процесс происходит.

Иосиф недоумённо взглянул на него:

– Вы кто такой? Что тут делаете? Милостыню вон, за перекрёстком, у церкви подают. Уйди отсюда! – и продолжил, – Филипп! Оглох, что ли? Где ты?

Подошедший спокойно поправил на груди штопаную рванину, и с достоинством ответил:

– Я – король. И не нужно так громко орать, здесь репетиция идёт.

А на сцену, из зрительного зала, уже взобрался режиссёр спектакля, Павел Борисович, который тут же обрушился надрывным голосом на раскрасневшегося от гнева декоратора:

– Иосиф Соломонович, вы что себе позволяете? У нас осталось шесть дней, а вы нам ещё и репетицию будете срывать? Это совершенно возмутительно! Я буду директору жаловаться! Освободите площадку!

Иосиф, не обращая внимания на возмущённый крик, вопросительно взглянул ему в лицо:

– Я Сёчина ищу, вы не видели, где он? И не надо меня жалобами пугать, вы тут все от меня зависимые, как наркоманы от героина. Будешь жаловаться, у тебя король так и будет выглядеть бомжом, как сейчас. Чего он тут в домашний халат, что ли, вырядился?

Наверное, от такого дикого предположения, прозвучавшего из уст гневного декоратора, у нищего оборванца, представившегося королём, перехватило дыхание, и он закашлялся, объясняя:

– Я король Лир, и я почти все время облачён в это рубище, потому

что оказался предан собственными детьми и окружением! Оказался выброшенным на улицу без гроша! В этом весь смысл пьесы. Вы хоть саму трагедию читали?

Иосиф Соломонович развёл руками:

– Не люблю я читать. Да где же Филипп?

В этот момент с края сцены раздался бодрый голос:

– Я тут! Кто потерял? Ося, ты?

В боковой проход, идущий на сцену, двое рабочих заносили перемотанную металлической лентой стопу фанерных щитов.

– Иосиф, ты чего такой расстроенный? – Сёчин обратился ко взмокшему от пота декоратору?

– Филипп, ты что думаешь, это шутки? Ещё вчера лировские декорации должна были тут стоять, а вы только сейчас их привезли? Ты что творишь?

Окружившие их пёстрой толпой актёры, облачённые уже в окончательные сценические костюмы, с интересом наблюдали за развивающейся на их глазах реалистической мизансценой. Филипп, разведя в стороны руки, ответил:

– Ося, да я тут причём? Вчера с утра принялись распаковывать, и оказалось, что в мастерской перепутали, ну и отправили нам декор к детскому спектаклю. «Незнайка и его друзья» называется. Полдня вчера занимался этими выяснениями. Сейчас вот только на «Лира» подвезли. Выгружаем. До ночи всё соберём. Ну, я же не могу из Незнайки английского короля сделать, верно? Накладка вышла, бывает. Сейчас гениально всё исправим!

Тут он заметил собравшихся вокруг них актёров, и шутливо поклонился:

– Господа, я вас приветствую! Торжественно клянусь, что завтра с утра тут будет лондонский пейзаж! – и поклонившись, обратился уже персонально, – Ваше высочество, добрый день! О, герцог Корнуэльский, нижайший поклон и вам! Граф Глостер, как здоровье? Ваше сиятельство, после вчерашнего голова не болит? Принцесса Корделия, заходите попозже ко мне в кондей, я вас чаем напою, – «дочь короля» при этих словах зарделась щёчками, и сжала их тыльными сторонами ладоней, склонив при этом голову набок.

«Король», кивнув в сторону расшаркивающегося мастера, ворчливо высказал Мейзелю:

– Ну вот, сразу видно служащего Мельпомены. Классику знает, даже по именам. А вам, Иосиф, стыдно должно быть. Шекспира не читали. А ещё в театре работаете!

Стоявшая рядом с ним «Корделия» поддерживающе фыркнула:

– Да он и не актёр вовсе! Так, обслуга.

Тут Иосиф Соломонович не выдержал:

– Что? Да вы без меня бы только в чистом поле капустники могли устраивать! Тут всё на мне держится! И вообще, у меня друг писатель есть!

«Король» ехидно улыбнулся:

– Да не может быть. Какой писатель будет дружить с анти-читателем? Ты тут в нас лапшу не кидай!

Но декоратора было уже не остановить:

– Что я вам, врать буду? Он, правда, из начинающих, ещё не публиковался, но рассказы пишет – оторваться невозможно!

Корделия махнула рукой:

– Хватит гнать, Иосиф:

Но декоратора уже «понесло» – мало того, что он на ровном месте скандал устроил, так ещё вдобавок репетицию сорвал, а тут ещё и во вранье обвиняют! Иосиф Соломонович развернулся в сторону Филиппа, и в запале громко заявил: