Реальный Gameррой
Шрифт:
– Согласен, Юрий. Погорячились оба. Лучше уж худой мир, чем добрая война.
– Пошли-ка, Борис, отсюда подальше. Ну, их на хрен с колдунами и зверями.
Я киваю в ответ и собираю разбросанные по поляне палки, лыжи. Уже и лес не кажется таким уж сказочным и деревья хмуро взирают на нас. Ветки лезут в глаза, пытаются уколоть, зацепить, оставить на память кусочек ткани. Теперь уже я лечу впереди, слышу дыхание Юрия за спиной. Боюсь ли я выстрела? Нет, в этот момент я уже не боюсь ничего. Наступает буддийский фатализм, с каким гонщики «Формулы-1» летят в завертевшейся машине,
Я уже ничего не боюсь.
Осознание + 12 %
Самоконтроль + 5 %
Бодрость + 10 %
Уверенность + 12 %
Психологическая энергия + 9 %
Социальный интеллект + 6 %
Плюшки сыплются одна за другой, и плюшки не хилые, но я не обращаю на них внимания. Мне важно другое – я уже ничего не боюсь. Ни Юрия, ни безработицы, ни, мать его, кризиса. Я будто заново рождаюсь. С каждым взмахом палок из меня выметывается прошлый Борис – нытик и тряпка. С каждым движением ног слетают чешуйки слабака и рохли. С каждым выдохом исчезает лодырь и раздолбай.
Я встретил «лиходейство» и не отступил. Хотя немного гложет чувство раскаяния – я выстрелил в человека. Каким бы Юрий не был уродом, но я не должен был стрелять. Или должен? В качестве самозащиты…
Прежняя лыжня вскоре выводит нас к джипу Оскари. Оксаны с финном пока не видать, но редкие выстрелы слышны неподалеку. Я снимаю лыжи, втыкаю в снег палки и кладу возле них ружье. Краем глаза слежу, как те же самые движения совершает Юрий. Разговаривать совсем не хочется. Да и не о чем – всё что могли, мы выяснили там, на поляне.
Сумерки опускаются мягко, словно в фотошопе кто-то затеняет огромной кистью с прозрачностью в два процента. Задолго до темноты из леса выскакивают Оскари и Оксана. Её щеки раскраснелись, в глазах светятся огоньки радости и веселия, на губах играет довольная улыбка. Сейчас, после всего пережитого, она кажется мне воплощением любви и красоты. За такую женщину не жалко и жизнь отдать.
– Боря, Юра! Что с вами произошло? – она всматривается в наши помятые и «красивые» лица.
Хотя кровь и остановилась, но синяки и ссадины не могут волшебным образом испариться. Мы переглядываемся с Юрием. Он пожимает плечами. Приходится взять инициативу в свои руки.
– Оксана, мы сорвались с обрыва. Там снега намело много, вот и не углядели. Как только лыжи не поломали – ума не приложу. Пока выбрались да очистились, да пока нашли лыжи Юрия…
– Слушайте, а может… Скажите честно – вы подрались?
– Нет, конечно! Мы же не настолько дикие, чтобы драться в лесу. Ну, за кого ты нас принимаешь? Навернулись и здорово грохнулись, это да, а драться… Нет уж, увольте.
Да уж, думаю, что не стоит ей рассказывать о происшедшем. Что она может подумать? Что мы дикари и не можем договориться между собой?
Оскари
– Та, это моя вина, я запыл сказать вам, чтопы вы поостереклись опрыва. В трукое время ево хорошо витно, а сейчас засыпало снеком.
– Мальчики, с вами точно все в порядке?
– Точно, всё хорошо, не надо беспокоиться. С кем не бывает? – пытаюсь успокоить её.
Успокоить ту, ради которой пожертвовал материальными благами, переступил через себя и заново родился. Всё для неё.
– Вы стреляли, мы слышали выстрелы…
– Да, было дело. Но нам повезло меньше, чем Оскари. Вот у него вижу, что охота удалась, – через силу улыбается Юрий.
Я чувствую его фальшь, но сам вряд ли смог бы улыбнуться естественнее. Оскари же снял с пояса птицу и положил её в машину.
– Это не моя топыча, такоко красавца сняла Оксана. Вы пы вители её… Левая нока отставлена, клаз сощурен, рука на цевье – валькирия, покиня войны! С отноко выстрела в цель.
– Просто повезло. Новичкам всегда везет, – краснеет от похвалы Оксана.
– Я думаю, что за вечерним чаем Оксана сама расскажет о своих ощущениях? – вставляет Юрий.
– Ах та, мне ше пришла смска, нас тома штет чутесный ушин. Мартшаана постаралась, так что хорошо, что вы раньше вышли. Поехали?
– Ужин, это хорошо. А от Марджааны тем более. Конечно же едем. А шашлык мы можем и возле коттеджа сделать, – киваю я в ответ.
– Юрий, сятешь возле меня? А то…
– Да-да, знаю. Тебе одному некомфортно. Так и быть, что же с тобой поделать?
Оскари крепит лыжи с палками на крыше. Оказывается, зря я вытаптывал площадку под мангал – сейчас она сереет впадиной на снежном покрывале. Словно простыню повесили на крючок, сняли и расправили, а круглый след остался. След на холодной поверхности. На широком поле. В Карелии.
Ружья складываются и отправляются вслед за глухарем. Я смотрю на мертвую птицу – каким же жалким выглядит недавний лесной красавец. Неужели я выглядел бы также? Как сказал Юрий Никулин в одном из любимых фильмов: «Ребята, на его месте должен быть я!» Но я не на его месте, и рядом находится женщина, ради которой готов рискнуть чем угодно. И я счастлив.
На сей раз я сам накрываю руку Оксаны и мне не важно – видит нас Юрий или нет. Мне сейчас так спокойно, так хорошо, как будто я снова вернулся в детство, в любимую кровать, и меня будит не звонкий стрекот будильника, а аромат плюшек, которые готовит приехавшая в гости бабушка. Глаза Оксаны в полумраке салона словно светятся неземным огнем. Она не убирает руку, а иногда смотрит в ответ и словно заглядывает в душу.
Но не только она смотрит. Я изредка ловлю хитрый прищур Оскари. Так мог бы смотреть Ходжа Нассредин, когда задумывал очередную пакость для злого эмира. Недовольные взгляды Юрия я просто игнорирую. Он уже пройденный этап. Он не может сделать ничего хуже того, что сделал.