Реальный мир
Шрифт:
– Не разбрасывайте повсюду окурки, – неожиданно для себя сказала я.
Женщина обернулась и уставилась на меня. Она была крупного телосложения, ростом что-то около 170 сантиметров, на веках – зеленые тени, широкие плечи едва покрывал голубой блейзер. Она была похожа на несчастную, не пользующуюся популярностью трансвеститку. У меня перехватило дыхание, когда я внезапно вспомнила, как меня в прошлом году в Синдзюку избила вот такая же…
– Не фиг меня поучать, стерва! – бросила женщина пронзительным голосом и быстро пошла дальше.
Я остановилась как вкопанная под уличным фонарем, и на меня нахлынули воспоминания о той летней ночи в Синдзюку.
В одной из узких улочек 2-го квартала Синдзюку есть несколько небольших баров, куда пускают только женщин. Я слышала, что наиболее продвинутым из них считается «Беттина»,
Как я и предполагала, это оказался маленький, дешевый бар, человек на десять, не больше. Хозяйкой оказалась женщина средних лет, одетая как суши-мастер из ресторана суши – в белую рубашку с поднятым воротником, ее короткие жесткие с проседью волосы были тщательно уложены. Большинство посетителей были ничем не примечательные пожилые женщины, пришедшие сюда с определенной целью: подцепить молодую девушку. Было еще несколько подобных мне школьниц, которые с интересом поглядывали по сторонам. Все они были одеты, как типичные мальчишки-школьники: с короткими прическами, в футболках, коротких шортах и в теннисных тапочках. Как и я, они узнали о баре из Интернета и пришли сюда поразвлечься. Хозяйка бара понимала, что с наступлением летних каникул число школьниц увеличится, и позволяла им сидеть там до утра всего лишь за одну банку пива.
Я познакомилась там с двумя девчонками. Одна из них, Боку-тян, приехала в Токио из префектуры Коти и хотела здесь остаться как можно дольше. Вторая, по имени Дамер, была из префектуры Сайтама, где училась в какой-то элитной школе. Конечно, это были их псевдонимы, и мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать настоящие и выяснить, откуда они родом.
Боку-тян прилагала все силы, чтобы выглядеть настоящим мужчиной. Она, дурочка, была уверена, что если вести себя грубо, угрожающе расправлять плечи, то можно сойти за парня. Она мечтала зарабатывать себе на жизнь, устроившись хостес где-нибудь в баре квартала Кабуки в Синдзюку, и не скрывала, что хотела бы подцепить богатую женщину. Ей было все равно, будет ли та старой, или средних лет, или даже свихнутой молодухой. Боку-тян была примитивно убеждена в том, что коль скоро она любит женщин, то должна выглядеть мужчиной, а для этого надо вести себя, как мужчина. Для нее это означало – сидеть, насупив брови, курить, зажав сигарету между большим и указательным пальцами, обнимать женщину за плечи или держать ее за подбородок, говорить низким угрожающим голосом и демонстрировать жесты и выражения первых любовников из спектаклей и кинофильмов. Она была высокого роста, знала карате, и у нее были все внешние данные для того, чтобы вести себя так, но в действительности ее поведение выглядело скорее комичным. К тому же она не отличалась большим умом. Мы с Дамер как-то говорили о ней и пришли к выводу, что если она и станет хостес в баре для трансвеститов, то не сможет поддерживать беседу, и клиентки будут считать ее скучной и неинтересной.
У Боку-тян не было денег, поэтому она спала где-нибудь под открытым небом либо в доме у Дамер, но большую часть ночи проводила в баре в Синдзюку. Мой отец не разрешил, чтобы она останавливалась у нас, но это ее не обидело, и я до сих пор получаю от нее письма примерно такого содержания: «Купила себе фиолетовый пиджак, у них были только двубортные, но мне больше идет однобортный».
Дамер же обладала сложным характером и была в чем-то похожа на меня. Свой псевдоним она заимствовала у американского серийного убийцы и испытывала интерес к зверским убийствам и мертвым телам, а еще страдала от навязчивой идеи смерти. Я же после смерти матери откровенно ненавижу подобные мысли. Однажды я сказала Дамер, что навязчивой идеей смерти, как правило, озабочены те, кто еще далеко отстоит от нее, но она на это только пожала плечами. Думаю, что при этом Дамер испытала ко мне такое же чувство отчуждения, как Тоси, когда я ей рассказала, что помогла Червяку.
Это было единственный раз, когда мы говорили о смерти, и я больше никогда не упоминала о своей матери. Я не хотела бередить эту глубокую кровоточащую рану, ибо стремилась продолжать жить, как будто ничего не случилось…
Родители Дамер были в разводе, а она, как и я, была единственным ребенком в семье. Она жила вдвоем с матерью. По ее рассказам, мать была постоянно чем-то занята и редко
В то время Дамер была влюблена в свою школьную математичку. Эта 26-летняя выпускница университета естественных наук, имеющая высокое самомнение, считала недоумками всех, кто не обладал математическим талантом. Дамер нравилось ее высокомерие, и она не раз говорила, что хочет стать лучше, чем эта женщина, чтобы над ней не могли насмехаться, а если не получится – она была готова умереть. Однажды, когда ее средний балл по математике значительно понизился, она от стыда напилась и ножом порезала себе запястье. Я сама видела тонкий шрам на ее руке. Поэтому Дамер всегда носила при себе книги по математике, но постоянно жаловалась, что не может заниматься, так как Боку-тян, как приживалка, все время путалась у нее в ногах. Она давала Боку-тян деньги и даже свои футболку и шорты. Я говорила, что если Боку-тян мешает, то надо ее прогнать, но Дамер не могла ей ни в чем отказать. Похоже, что непролазная глупость Боку-тян ставила ее в тупик и одновременно вызывала восхищение, так как сама она не могла уподобиться ей. Не знаю, была ли эта слабость подобна ее готовности умереть, если над ней будут насмехаться…
У меня есть свои слабости. С Дамер меня объединяет чувство отчаяния, что с нашими слабостями и проблемами мы не сможем вести полноценную жизнь. Я, например, не могу открыться отцу, что я лесбиянка, как и пока не могу наладить хорошие отношения со своими одноклассниками в школе. И уверена, что не смогу это сделать в дальнейшем. Бремя моих слабостей я буду вынуждена нести всю жизнь, и когда я думаю о будущем, то меня охватывает такое беспокойство, от которого можно прямо свихнуться! Мне бы хотелось, чтобы мои одноклассники считали меня просто девчонкой с некоторыми мальчишескими манерами в поведении, а моим подругам, Тоси, Керарин и Тэраути, я никогда не откроюсь, что я лесби. Из-за этой слабости моя жизнь во сто крат усложнилась, и я оказалась в положении, когда приходится постоянно скрывать свое собственное «я».
С Дамер мы понимали друг друга, и я была рада, что встретила ее. Думаю, что она тоже. Как влюбленные, мы переписывались каждый день, и если от нее не приходило письмо, у меня портилось настроение. Но в конце прошлого года она неожиданно замолчала. Я позвонила ее матери, и та ответила до странности пронзительным и радостным голосом:
– Эта особа уехала учиться в Канаду. Думаю, что, когда там устроится, сообщит о себе вам.
Мне показалось странным, что мать и дочь употребляют по отношению друг к другу одно и то же выражение: «эта особа». У меня даже закралась мысль, не покончила ли с собой Дамер после того, как, не сумев набрать достаточно высокий средний балл по математике, скомпрометировала себя в глазах своей математички. Больше я о Дамер ничего не слышала.
Происшествие, о котором я уже упоминала, случилось ночью, за три дня до окончания летних каникул. Стояла такая же душная и влажная ночь, как и сегодня. Боку-тян объявила, что возвращается домой в Коти, и мы втроем устроили в «Беттине» своего рода прощальную вечеринку, но из этого ничего хорошего не получилось. Выпив немного пива, мы сидели молча, избегая смотреть друг на друга, так что даже хозяйка бара не выдержала и пошутила, что наша встреча скорее напоминает поминки.
Боку-тян провела в Токио 25 дней, из которых первую половину жила, как настоящий бродяга, ночуя где попало, под открытым небом. Затем она заявила, что не может больше выносить вонь своего пропахшего потом тела, и вынудила Дамер пустить ее к себе в дом. В результате их отношения окончательно испортились, так как Боку-тян вела себя как неряшливый парень и неблагодарная деревенщина. Она полдня валялась в постели, ела все, что хотела, из холодильника, устроила в комнате настоящий свинарник и без разрешения надевала одежду Дамер. Если включала душ, то забывала его выключить, не клала на место шампунь и мыло. Дамер сама убирала в доме, стирала свои вещи и вещи своей матери, а также закупала продукты для ужина, и такое поведение Боку-тян не могло не вывести ее из себя. Помимо всего этого, как мне кажется, Дамер так же, как и я, испытывала раздражение и грусть из-за смутного предчувствия, что с окончанием этих летних каникул заканчивается и наша юность.