Реальный противник (Пока молчат оракулы)
Шрифт:
Через несколько минут мы неслись по шоссе. Лейтенант сидел в кабине рядом с юнцом, и ствол его автомата упирался под ребра водителю. Наготове свой СМГ держал и Канцевич, чтобы подстраховать командира. Ну, а мы проделали ножами в брезенте дырки, чтобы вести наблюдение за дорогой.
Пост военно-дорожной полиции мы увидели, выскочив с разгона на крутой подъем.
Полицейские знали свое дело: шоссе перегораживал внушительный шлагбаум, метрах в десяти от дороги были отрыты окопчики, из которых торчали стволы крупнокалиберных пулеметов и противотанковых ружей типа «Жало змеи». У блиндажа
Но нам повезло: на шоссе были не мы одни. Навстречу нам ехал санитарный фургон с большим красным крестом на кузове — наверное, за ранеными на передовую.
Лейтенант что-то сказал водителю, и «Урал» прибавил скорость. Видно, Бык хотел проскочить шлагбаум одновременно с «санитаркой».
Однако полицейский поднял руку с полосатым жезлом, показывая нам на обочину.
Наш грузовик затормозил так резко, что машину занесло юзом. Дальше все смешалось. В кабине раздался выстрел, тело водителя вылетело через дверцу, а лейтенант уже сидел за рулем и лихорадочно вращал руль, будто запускал волчок.
Прямо через тент мы открыли огонь по окопчикам и по блиндажу. Кто-то из ребят одним рывком разорвал исполосованный очередями брезент и швырнул в образовавшуюся дыру сразу несколько вакуумных гранат. Ахнуло не слабо!..
Так как прицельно стрелять с машины, прыгавшей по кювету, было невозможно, то мы старались наделать как можно больше шума.
Наконец, «Урал» обогнул шлагбаум и опять выскочил на асфальт. Я успел увидеть сквозь дырки в тенте последствия того переполоха, который мы наделали: несколько полицейских лежали друг поперек друга возле блиндажа, мордами в землю — то ли мертвые, то ли перепуганные. Санитарный фургон валялся в противоположном кювете вверх колесами, продолжавшими крутиться в воздухе. По пыльной обочине судорожно, как жук с оторванной ногой, полз потерявший щеголеватость полис-офицер с «магнумом» в руке, по его лицу струилась кровь…
Тут над нами засвистели пули, что-то забарабанило по бортам машины, мы рухнули плашмя на стальной пол, и каждый из нас, наверное, впервые в жизни молил Бога, чтобы у полицейских пули не оказались с головками самонаведения…
Прекратилась эта катавасия довольно быстро.
Стало тихо — если тишиной можно назвать бешено ревущий на предельных оборотах турбодвигатель «Урала». На этот раз нам повезло…
— Пронесло! — словно прочитав мои мысли, воскликнул Плетка.
— Сколько раз? — грубовато пошутил неутомимый Канцевич, и мы дружно заржали над не понявшим юмора португальцем.
Бык недоуменно обернулся к нам и покрутил пальцем у виска.
— Смех-то, как говорится, — к слезам, — вдруг сказал Корреспондент. — Теперь нам далеко не уйти… Дурак же ваш лейтенант, я вам скажу!
— Чего-о? — протянул Ромпало (в кутерьме очухался и он). — Да кто ты такой?
— Не горячись, Вася, — сказал Гаркавка и повернулся к Рамирову. — Вы лучше не трогайте Быка, господин Рамиров: мы за него — в огонь и в воду!..
— Это мы уже проходили, — с иронией сказал журналист. — Двадцать лет назад в Пандухе полсотни балбесов-рядовых тоже не чаяли души в своем ротном. А тот, глазом не моргнув, положил
— К нашему лейтенанту это не имеет никакого отношения! — упрямо сказал Белорус.
А я… Я не помню, как вскочил.
— Если ты, бумагомарак вонючий, еще хоть раз что-нибудь вякнешь против лейтенанта, я удушу тебя! — воскликнул я и добавил самую заветную клятву: — Матерью клянусь!
— Брэк, брэк, Эсаул, — глядя себе под ноги, сказал Олег.
Побледневший Рамиров молчал.
МИЛИТАР-СТАЖЕР АНТОН ФЛАЖЕЛУ, ОН ЖЕ — «ПЛЕТКА»
Мы не долго наслаждались гладким асфальтом шоссе: Бикофф вскоре свернул на ухабистую грунтовую дорогу, уводившую в лес.
Поднимая тучи пыли, мы тряслись по кочкам и рытвинам. Поистине, помимо дураков, плохие дороги — национальное бедствие для русских. Когда я первый раз приехал домой в отпуск и рассказал отцу про русские дороги, он сказал, что сейчас по ним еще ездить можно, вот лет пятьдесят назад попробовал бы я проехать на своем «вольво» хотя бы пятьсот километров по русским провинциям — подвеска не выдержала бы такой пытки. Наверное, именно поэтому пятьдесят лет назад русские еще ездили на лошадях, добавил он тогда…
И сейчас езда превратилась в немыслимое ралли, а скорее — багги. Мы ворвались в лес и мчались, уворачиваясь от летевших навстречу деревьев. Все-таки Бикофф отлично водил машину. Мастер на все руки, как говорят сами русские, хотя я всегда удивлялся: почему на «все руки»? Ведь их только две, так не разумнее ли говорить: «Мастер на две руки»? О, этот русский язык, столь же загадочный, как и люди, которые на нем говорят!..
Внезапно над головой что-то загудело, и я увидел через порванный тент два боевых геликоптера, которые явно заходили в атаку — и не на кого-нибудь, а на нас.
Я ударил изо всех сил по кабине прикладом и показал вверх обернувшемуся лейтенанту: «Воздух!».
Поздно. Вертолеты уже произвели залп ракетами.
Нас спасло лишь то, что в свое время мы много тренировались в прыжках с грузовика на большой скорости… Уже оказавшись на земле, я увидел, как из кабины «Урала» в придорожную траву боком падает лейтенант и как прыгают из кузова остальные наши. Некоторое время неуправляемая машина неслась, подпрыгивая и раскачиваясь на кочках, словно резвящийся жеребенок, а потом ее накрыл ракетный залп, и, объятая пламенем, она врезалась в деревья, а потом грянул оглушительный взрыв.
Вертолеты развернулись и тщательно прочесали дорогу, а потом и лес пулеметными очередями, но мы уже успели убраться с места вынужденного спешивания.
На смену вертолетам пришел рев двигателей блиндеров и тяжелых грузовиков, и мы поняли, что теперь нас в покое не оставят: прав все-таки оказался Рамиров.
Лейтенант глянул в комп-планшет и сообщил нам, что до объекта остается около пятнадцати километров. Время — восемь вечера, так что еще максимум три часа на выполнение задания.
Бикофф опять посмотрел в компьютерную карту-развертку и сказал: