Реаниматор
Шрифт:
– Так это ж совсем другое, – отмахнулся Тихий. – Ты хрен с яйцами не путай!
– А я вот, помнится, когда на УЗИ, за месяц до Светкиных родов, узнал, что пацан будет, так чуть крышей не тронулся. Я же казак, последний мужик в нашем роду. Раньше, при царе, таким на ухо серьгу вешали, чтобы в армию не брали и в пьяной драке до смерти не покалечили. Берегли фамилию.
Бульдог извлек из кобуры пистолет и, проверив обойму, спрятал назад. К его привычке – в моменты сильного нервного напряжения беспрестанно проверять готовность оружия –
– Род, фами-илия! У моего брательника младшого, Генки, если хошь знать, аж трое сыновей. И что?! – скривился Тихий. – Одного еще по пацанке на перо посадили за длинный язык, другие всю жизнь по тюрьмам, аки папаня наш, царствие ему небесное… Так пусть хотя бы в авторитете ходили, засранцы! Мужичье одно, терпилы… Одно слово – дурная кровь. Так что не нужно мне такого продолжения рода. Какая разница, какую фамилию будут носить мои внуки? Лишь бы толк вышел. А у Аленки моей золотой дураков да на рожу кривых просто быть не может. Вот подрастет чуток, подберу ей нормального парня, пока то да се – глядишь, уже дама!
От взгляда Клычкова не ускользнула вдруг залегшая под глазами Тихого тень.
– Это без оговорок, Степаныч, – быстро кивнул Бульдог. – Девушка она – высший класс! Не только глаза, но и сердце радуется. – И, помолчав, добавил: – Да уж, устроила она шороху. А с другой стороны, грешно говорить, но если бы не эти уроды, не Реаниматор, не взорванные тачки – заговорила бы она когда-нибудь? Вряд ли… Сами ведь говорили, лепилы только руками разводили. Шок им, понимаете ли, нужен. Вот и выходит, что…
– Заткнись, Паша! – прорычал, впрочем не злобно, Тихий. – Не твово ума дело, ясно?! Тоже мне, Склифосовский выискался! Твой номер девятый, следи за клиентом. Скоренько созреет, парашник…
– Извините, шеф, – фальшиво стушевался Бульдог и потянулся к пачке «Парламента». – Это я от радости. Вчера бакланов мальцевских покрошили, Алена, которую мы уже заложницей считали, нашлась, целая и невредимая, да еще заговорила снова. Сегодня Сашку, сучару, к ногтю прижали. Сплошные хлопоты, но и отдача какая! Прет.
– Не торопись, – сухо осадил начальника гвардии старик. – Не говори «гоп» раньше времени – слыхал такую поговорку?!
– Ваша правда. – Бульдог ощерился и поднял обе руки. – Сдаюсь. Погорячился.
– То-то, – не меняя сурового выражения на морщинистом, почти безгубом лице, пробурчал старик. – Я, конечно, тоже в успех верю. Иначе бы давно на кладбище червей кормил… А касаемо Алены, – голос Тихого зазвучал вдруг угрожающе, – это мы еще проверим, Пашенька. Сегодня же! И если я узнаю, что она и этот… Реабилитатор…
– Реаниматор, – поправил Клычков, стряхивая пепел и не спуская глаз с хозяина. – Погоняло не случайное. Он, как мне в ФСБ сказали, в свое время мединститут почти закончил, как раз по этой специальности. Уже на последнем курсе на «скорой помощи» практиковался. Оттуда в «Кресты» и влетел. По дурости.
– Мне плевать, хоть Терминатор! – глухо проговорил старый уголовник. – Спас девку – спасибо, век не забуду, но если выяснится, что он ее… – Тихого аж передернуло от приступа злобы и отвращения. – Даже если узнаю, что по обоюдному согласию, все равно удавлю его, кобеля! Вот этими самыми руками кастрирую, а потом удавлю, Паша!
– О чем это вы говорите, Олег Степаныч? – нахмурился бывший опер. – Даже чисто логически не до того им было. Ну, сами посудите. До Красного Села их Верзила с Лобастым сопровождали, а здесь, в лесополосе, уже мы пошумели… Через час я забрал Алену. К тому же она сама говорила, что пырнула Леху заточкой. Нет, не может такого быть, уверяю вас, – твердо закончил Клычков. – Не в центре же города, ей-богу, они уединились! Чушь, туфта.
– Заточка… – мечтательно оскалился старик, прищурив глаза. – Вот тебе, Паша, и родная кровь, будь она неладна, проявилась! Во всей своей красе!
– Ловко, куда уж там, серьезное дело! – без толики ерничества согласился Бульдог. Взглянул на часы. С момента выстрела прошло двенадцать минут.
– Только знаю я их бабскую натуру, насмотрелся! – покачал головой Тихий, нервно теребя бороду.
Сегодня же вызову Аленке лепилу и заставлю проверить!..
– Степаныч, – после затянувшегося молчания покачал головой Клычков. – Конечно, вы – мой босс и вправе поступать так, как считаете нужным… Только… зря вы так с дочерью. Особенно теперь, когда Алена вновь обрела способность разговаривать. И, если положить руку на сердце, большего унижения, чем принудительная проверка у гинеколога, просто трудно представить. Боюсь, если вы так поступите, шеф… В ее возрасте психика очень восприимчива. Полоснет по венам бритвой – поздно будет.
– Вот же блядь! – размахнувшись, Тихий что есть силы врезал старческим, в синих прожилках под полупрозрачной кожей, слабосильным кулаком по столу. Чашка с остатками кофе звонко подпрыгнула на блюдце и перевернулась. Пепельница сползла на край стола и угрожающе зависла. Пал Палыч в последнее мгновение успел поймать ее и двинуть обратно. – Неужели ты считаешь меня идиотом?! Да просто… устал я, Пашенька, за те часы, что заложницей ее считал! Изнервничался… Вот и выпускаю пар! Неужто я, дурень старый, уже ничего не догоняю?!
– Я этого не говорил, Степаныч, – спокойно ответил Бульдог. – Вы – уважаемый и дальновидный человек, перед мудростью которого я искренне преклоняюсь. Просто…
– Да замолчи ты! Не выводи меня из себя! – оскалился Тихий. – Я ее даже пальцем не трону… Но, как отец, я хочу знать, трахал он ее, бычара позорный, или у Аленки хватило ума послать его к лешему!
– Если вас интересует мое мнение, – дерзко вставил начальник гвардии, – то самое лучшее – это просто деликатно спросить. Я уверен, что Алена не станет врать. Не тот случай.