Ребенок для Зверя
Шрифт:
И мой поцелуй тоже был предложением. Себя.
Мои хорошие, с этой недели я вхожу в привычный для себя график: пон-вт, чт-пт. Среда и сб с вск - выходные.
Спасибо, что вы со мной!
Глава 23
На дне закладывает уши, я не могу дышать из-за отсутствия воздуха, погружаюсь все глубже и глубже… Только крепкие плечи Зверя —
И я цепляюсь, непроизвольно прижимаясь сильнее и вызывая своим тихим откликом в мощной груди глухое возбужденное ворчание. Словно на нити балансирую, тонкой и острой, шаг в сторону — разобьюсь, шаг сильнее — порежусь…
То, что происходит сейчас, вообще не похоже на наши прежние поцелуи, сладкие касания во время первой брачной ночи, нежные ласки в медовый месяц…
Или я просто позабыла, и он всегда такой был? Неукротимый и бешеный?
Наверно, просто забыла.
Вот он мне и напомнил…
Когда Зверь отрывается от моих губ, я уже едва дышу. И не отталкиваю, потому что нет смысла, потому что сопротивление его только сильнее заводит. Помню. Это я очень хорошо помню.
Смотрю в затянутые пеленой вожделения глаза, умираю от жадного и болезненного их выражения. Ты болен, Зверь… И я тебе не помогу… Лишь хуже сделаешь, за собой утащишь. А я только-только выздоравливать начала.
— Поехали, сладкая, — хрипит он и делает шаг к двери. Со мной в руках.
Это тут же отрезвляет.
Отсутствие опоры под ногами, жар сильных ладоней вокруг талии, а, самое главное, ужас, от того, что сейчас он шагнет в коридор, и все, вообще все увидят мое падение. Мой позор!
Ужас холодит кожу, заставляя горячий пот, выступивший на спине от жара дикого Зверя рядом, превратиться в ледяной.
И я беспомощно упираю руки в его плечи.
— Нет! Нет же! Нет!
Он останавливается, смотрит так удивленно, словно мы уже с ним обо всем договорились, и тут я решила пойти на попятную, нарушить наши договоренности!
— Почему нет? Сколько у тебя зарплата? Я дам в десять раз больше…
После этого я перестаю упираться в его плечи и с размаха бью по лицу. Сходя с ума от собственной отчаянной смелости и, что уж говорить, дурости.
Зверь тоже не верит в происходящее. Похоже, его никогда не била по лицу женщина.
Его удивленное лицо, должно быть, провоцирует меня на ухудшение ситуации, потому что я без раздумий бью его по щеке другой рукой.
С отдачей!
С мгновенной болью в отбитой ладони!
Но с каким невероятным удовольствием!
И еще раз! И еще! И еще!
За все!
За свои потерянные мечты! За мою поруганную любовь! За то, что заставил бежать, словно безумную, в другую страну! За то, что чужие люди для меня стали ближе и роднее, чем он, отец моего ребенка! За то, что мой сын уже неделю
За это — отдельно!
В этот момент плевать мне на все, что будет дальше.
Он меня может ударить в ответ, может выкинуть за порог кабинета и сразу — с волчьим билетом из компании, или может, наоборот, запереть кабинет на ключи и сделать со мной все то, что способен сделать сильный жестокий мужчина с беспомощной женщиной…
Все может.
Но я никогда не пожалею о том, что ударила его. Никогда.
Азат, наконец, приходит в себя, перехватывает мои руки одной своей, легко ловя их в полете, а затем спокойно ставит меня на пол, впрочем, не отпуская.
Я молча извиваюсь в его лапах, прикусив до крови губу и злобно сопя.
— Бешеная кошка, — неожиданно весело гудит сверху его голос, и я замираю в полете, сердито сдувая с глаз волосы, чтоб лучше видеть своего палача. — Ничего себе… Наше расставание испортило тебя. Раньше бы ты не посмела ударить своего мужчину.
— Ты не мой! — рычу я, сама не узнавая свой хриплый, словно простуженный голос.
— Твой, — веско роняет он, — не будешь больше драться?
— Если ты не будешь меня покупать!
— Ну… Не обещаю… Говорят, все на свете продается…
— Я — нет!
— Все, — он отпускает меня, неожиданно, я на ногах еле удерживаюсь, и отходит к столу. Опирается на него , присаживается, скрестив руки на груди, и смотрит на меня… На удивление, без ярости, которая должна была бы быть! Точно должна! Но нет ее. Так странно, что даже я, все еще находящаяся в состоянии боевой ярости, удивляюсь. — Просто у всех разная цена.
— Нет!
— Не фырчи, сладкая, — примирительно говорит он, и я замираю, видя на обычно серьезном лице ленивую, довольную усмешку. Словно Зверь рад, что вывел меня на эмоции, заставил проявить себя. — Давай заключим перемирие?
— Перемирие?
Сглатываю, пытаюсь выдохнуть, провожу пальцами по блузе, радуясь, что она такая плотная, и что на мне белье жесткое, специально для кормящих, и Зверь просто ничего не успел сорвать… За ним бы не задержалось…
Тело мое все еще горит, и теперь этот требовательный неудовлетворенный огонь ощущаю внизу живота. И пугаюсь, и злюсь одновременно.
Моя животная реакция на него — просто атавизм, дикость, совершенно не управляемая и жуткая.
И Зверь ни в коем случае не должен узнать об этом! А то совсем я пропаду… Ведь, не прими он во внимание мое копошение в своих лапах, продолжи свое черное дело…И ему не пришлось бы вообще тратиться. Я отдалась бы ему прямо тут, в рабочем кабинете. И сама бы не поняла, как это произошло.