Ребенок джунглей: Реальные события
Шрифт:
Несколько минут мы не решались пошевелиться, но крокодил исчез. Если бы у кого-то из нас рука или нога в тот момент оказалась в воде, могло бы плохо кончиться...
Такие встречи не были редкостью. Фаю успокаивали нас и говорили, что крокодилы просто обозначают свою территорию. Скорее всего, так и было. Крокодилы не выказывали агрессии, если их не провоцировали. Мы убедились в этом и просто старались вести себя осторожно, когда один из них появлялся поблизости. Мы не совали в воду ноги и руки, предпочитая наблюдать за крокодилом с безопасного расстояния. Но внезапное появление того, первого, запомнилось надолго.
А
Когда проплыли поворот, перед нами открылось красивейшее место на земле. Мы не могли проронить ни слова. Я до сих пор это вижу, будто побывала там только вчера. Лодка села на мель. Мы вышли на берег. Перед нами, как змея, извивалась речка. С деревьев по берегу свисали тысячи ярко-красных орхидей. Местами они касались воды и образовывали настоящую красную стену от самой воды до самого неба. Вода была голубой и такой чистой, что видно было дно. Поверхность сверкала, как зеркало. Пестрые птицы перелетали с дерева на дерево, радостно пели и щебетали.
А для нас, детей, этот рай на земле приготовил особенный подарок: оба берега речки представляли собой пляжи из песчаной глины. Только я ступила на берег, Кристиан бросил мне в лицо пригоршню песка. Я ответила комочком из глины. Но Кристиан пригнулся, и я попала в Юдит — прямо по спине. Она обернулась, и через мгновение все мы стали участниками грандиозной битвы глиняными комочками. Даже фаю присоединились к нам. Это было непередаваемое счастье.
Мы не раз возвращались в то загадочное место, называя его своей воскресной речкой.
Ори, мой брат
Ему было около восьми. Он был парализован и передвигался, ползая на руках. Мое сердце сжалось, когда я увидела его в первый раз: худой, слабый, ноги скрючены. Его родителей убили на его глазах. Теперь он жил, а вернее существовал, в другой семье.
Мы взяли Ори к себе, накормили его и стали о нем заботиться. Вскоре он полюбил нашу маму, как свою собственную, подползал к ней, чтобы обнять, да и вообще не отходил от нее. Постепенно он набирался сил, учился подниматься на свои скрюченные ножки с помощью палки, даже немного стал ходить. Мы радовались улучшению его состояния, это было словно чудо.
Мама разговаривает с Ори (справа от нее), я слушаю
Он проводил с нами много времени; постепенно он стал нам, детям, почти братом, а маме и папе как сын. И однажды, когда мы вернулись в деревню с Данау Бира, он встал на ноги. На лице его сияла такая гордость: он шел нам навстречу без палки! Мы гордились им.
Прошел год. Мы с Кристианом разводили костер, когда увидели Ори. Он вышел из джунглей. А мы уже начинали о нем беспокоиться, потому что достаточно долго не видели
В принципе тут не было ничего особенного. Каждый раз, когда мы уезжали в Данау Бира, фаю уходили в лес, где у каждой семьи было по четыре хижины. Обычно они три-четыре месяца жили в одной хижине, пока в окрестностях не истощался запас съедобных растений и животных, на которых они охотились. Тогда они переезжали в другой дом. За то время, пока они вновь возвращались в первую хижину, проходил год, природа успевала отдохнуть. Таким образом поддерживалось экологическое равновесие. Когда мы возвращались в деревню, вертолет делал большой круг над землями фаю. Так они узнавали, что мы вернулись, и кто хотел, приходил в Фоиду, чтобы жить с нами.
Но в этот раз оказалось, что мы волновались не зря: я взглянула на Ори, вскрикнула и тут же позвала маму. Ори опустился на землю, у него была высокая температура. Мне хотелось помочь ему встать, но я боялась до него дотронуться. Его грудь была рассечена и вся воспалилась, на ней образовался толстый слой серо-зеленого грибка. Фаю просто оставили его в лесу, посчитав мертвым.
Мама прибежала и помогла Ори добраться до лестницы. Отец спросил фаю, что случилось. Те ответили, что Ори съел «запретную» часть крокодила. Это была расплата. Больше они не хотели его видеть.
Я разрыдалась, увидев перекошенное болью лицо. От Ори пахло гнилым мясом. Но я все-таки села рядом с ним и взяла его за руку. Мама уложила его на листья, которые мы принесли из джунглей. Она достала перевязочные материалы и лекарства, повернула его на бок, развела в воде марганцовку. Потихоньку она поливала раствором грудь Ори, и постепенно слой грибка, сантиметра в три толщиной, отслоился и упал на листья.
Ори было очень больно, теперь его грудь стала сплошной открытой раной, кишащей червями. Мама взяла пару чистых простыней, разрезала их, густо смазала рыбьим жиром, мазью-антибиотиком и перебинтовала грудь Ори. Каждый день она его перевязывала.
Листья и использованные повязки мы выбрасывали в яму за домом. Отец поливал их бензином и сжигал.
— Мама, он умрет? — спрашивала я снова и снова, утирая слезы.
— Я не знаю, — отвечала она. — Мы сделаем все для того, чтобы спасти его.
Я тоже помогала перевязывать Ори. Мы кормили его, он спал в нашем доме, наблюдал за нами из своей постели. Когда наши занятия заканчивались, мы слушали кассеты и показывали ему картинки, которые привезли с собой.
Уже через несколько дней температура спала, а еще через неделю затянулась и рана на груди, остался только шрам. Как-то спустя много лет мама призналась: тогда она не верила, что Ори выживет. А он как ни в чем не бывало встал на ноги и вскоре уже играл с нами.
Ори быстро рос и стал выше меня. Мы любили его, потому что у него был замечательный характер, он был спокойным, любил нас и своих соплеменников. Я никогда не видела его злым или раздражительным. Он стал частью нашей семьи, и когда через несколько лет его жизнь оборвалась, это потрясло меня до глубины души.
Крылья летучей мыши и жареные червяки
Однажды кто-то из знакомых прислал нам из Америки картинку, где было нарисовано мороженое. Для чего это было сделано, не знаю до сих пор, но мама повесила ее рядом с нашим обеденным столом, и мы, дети, любовались изображением.