Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство
Шрифт:
— Тише! Она всего лишь хочет попрощаться с тобой, — заверила меня мисс Голд.
Пока мы с ангелом-хранителем медленно шли к выходу из зала суда, я пытался разглядеть маму. Она тоже плакала. Мисс Голд подтолкнула меня вперед, но я не спешил, пока не удостоверился, что мой ангел никуда не уйдет и будет рядом. Чем ближе я подходил к маме, тем сильнее я плакал. Часть меня не хотела с ней расставаться. Мама раскинула руки, и я кинулся к ней, забыв обо всем. Мама обняла меня, словно я снова был маленьким мальчиком. И ее чувства
Потом она отпустила меня, взяла за руку и повела к машине. Я не боялся. Возле фургона мама вручила мне несколько пакетов с новой одеждой и игрушками. Открыв рот, я смотрел на все это богатство и не знал, что думать.
Голос подвел меня, когда я собрался прощаться с братьями. В ответ на мое невнятное «пока» они почти дружелюбно кивнули. А я почувствовал себя предателем и решил, что они ненавидят меня за неумение держать язык за зубами.
— Я буду скучать по тебе, — всхлипнула мама.
— Я тоже! — вырвалось у меня прежде, чем я сообразил, что говорю.
Хоть я и радовался решению суда, непонятно откуда взялась грусть. Я разрывался между свободой и желанием остаться с мамой и семьей. Все было слишком хорошо, чтобы поверить в это. Одежда, игрушки, возвращение в приют… Но больше всего я радовался теплоте маминых объятий.
— Прости меня за все, — плакал я. — Мне правда очень жаль. Я не хотел рассказывать.
— Это не твоя… — начала мама, но потом замолчала и продолжила уже другим, более уверенным голосом: — Все в порядке. А теперь послушай меня. У тебя появился шанс начать все сначала. И я хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком.
— Я буду! — ответил я, размазывая слезы по щекам.
— Нет! — холодно поправила меня она. — Отнесись к этому серьезно! Ты должен быть хорошим мальчиком. Должен стать лучше, чем был.
Я посмотрел в ее покрасневшие опухшие глаза. В тот момент мама действительно желала мне лучшей жизни. Я понял, что она знала, какой вердикт вынесет суд, раньше, чем зашла в зал.
— Я буду хорошим. Буду очень стараться, — сказал я, распрямляя плечи, как когда-то в подвале, после очередной «игры». — Ты будешь гордиться мной. Я все сделаю, чтобы ты мной гордилась.
— Это неважно, — возразила мама. Перед тем как попрощаться, она еще раз обняла меня: — Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Я отвернулся и, всхлипывая и шмыгая носом, пошел к мисс Голд. Я не оглядывался. Мне нужно было подумать над тем, что сказала мама. «Чтобы ты был счастлив». Такое чувство, будто она отпускала меня. Я почти потерял сознание, когда добрался до мисс Голд. Она помогла мне загрузить в машину драгоценные мамины подарки. Потом мы стояли и смотрели, как уезжает старый семейный фургон. Я махал на прощание всем его пассажирам, но только мама ответила на мой жест. Из-за поднятого окна я не слышал, что она говорит, но по губам смог прочитать: «Будь счастлив».
— Как насчет мороженого? —
Я выпрямился и улыбнулся:
— Отличная идея, мэм!
Пэм нежно взяла меня за руку, сжала мои пальцы своими, тонкими и изящными, и мы отправились в кафетерий.
Мы шли мимо машин и высоких деревьев; я почувствовал исходящий от них едва уловимый запах и остановился. Запрокинув голову, я смотрел на солнце. Так продолжалось несколько минут: я старался вобрать в себя все ощущения этого дня. Теплый ветер, шевелящий мои волосы. Ярко-зеленую траву. Я больше не дрожал от страха: мой мир изменился.
Мисс Голд не торопила меня. Она тоже смотрела на солнце.
— Дэвид, с тобой все будет в порядке?
— Да! — уверенно улыбнулся я. — Я просто хочу навсегда запомнить первый день моей свободы!
Глава 4
Новые начала
Я очень долго не мог прийти в себя после суда. Нет, я сразу понял, что мама больше не может причинить мне боль — физическую боль. Но внутренний голос продолжал нашептывать, что кошмар моего детства еще не закончился, что мама затаилась где-то там, свернулась, подобно гремучей змее, и ждет удобного момента, чтобы отомстить.
При этом другая часть меня переживала из-за того, что я вообще больше никогда не увижу свою семью: ни маму, ни папу, ни братьев. И мысль о том, что я недостоин жить вместе с ними, что меня просто выкинули за ненадобностью, не давала мне покоя. Я пытался убедить себя, что окружные социальные службы и суд совершили чудо, подарив мне возможность начать все с чистого листа. Я старался оградить себя от прошлого и похоронить темные воспоминания. Мне казалось, что можно просто выключить их, как свет в комнате.
Я довольно легко прижился в доме тети Мэри и без труда привык к новой школе. Хотя в приюте я чувствовал себя свободно и делал все, что душе угодно, одноклассников я стеснялся и старался с ними не общаться. Мне было трудно заводить друзей. Я предпочитал держаться подальше от других учеников, потому что, например, не знал, что отвечать, когда они спрашивали, почему я не живу с родителями. И если они вдруг начинали допытываться, я что-то невнятно бубнил и отворачивался. Я не мог смотреть им в глаза.
Бывали, конечно, моменты, когда я с радостью объявлял, что живу в приюте. Я гордился своей новой семьей и открыто признавался в этом. А потом один из старших подопечных тети Мэри отозвал меня в сторону и предупредил, что не стоит всем подряд рассказывать об этом.
— Потому что многие ребята не любят таких, как мы, — хмуро объяснил он.
— Таких, как мы? О чем ты говоришь? — спросил я. — Мы же ничего плохого не сделали.
— Не переживай, младший брат. Очень скоро ты все поймешь. Поэтому веди себя тихо и держи рот на замке.