Ребёнок моего мужа
Шрифт:
В общем, вышла Лана в гостиную только спустя полтора часа, да и то, потому что до умопомрачения захотела в туалет. Сухость во рту стала сильнее, а ещё сильнее стала слабость. Есть ей не хотелось. Выставленная на скатерть еда раздражала. Особенно пельмени, щедро политые сметаной. Но поесть было необходимо. Хотя бы для того, чтобы вернулись силы. А завтра… «Завтра я объявлю голодовку», – пообещала сама себе Лана.
– Вся мебель от старых хозяев осталась, – объяснил Влад, нарезая тонкими ломтями хлеб. – Я решил пока её не выбрасывать. Чуть позже съездим в магазин и купим новую. Обставим всё по твоему вкусу. А пока несколько дней отдохнём от квартиры и города. Отвлечёмся на новом месте от старых проблем.
От услышанного Лана закатила глаза. Спокойный тон бывшего
– Как вы съездили в Санкт-Петербург? Что больше всего понравилось?
Она скривилась и отвернулась.
В Санкт-Петербург они съездили хорошо. На пять с плюсом, если бы не эта её внезапная болезнь. Были и на Дворцовой площади, и в Казанском соборе, и Царском селе. В Петергоф тоже наведались и «Спартака» посмотрели в Мариинке, а вчера вот на теплоходе плавали по Неве. Кто-то с берега обозвал их сумасшедшими, и Лана на такое даже обиделась. Река не замёрзла, так почему ж не поплавать? Юлька, впрочем, быстро нашла произнесённым словам объяснение: завидуют. Все проведённые в отпуске восемнадцать дней она активно подыскивала Облонской ухажёра, но Лана на провокации не поддавалась. Разрыв с Владом она сравнивала с сильным пищевым отравлением. А начинать есть после отравления, как известно, очень и очень трудно. И страшно. Кажется, что ещё немного, и тебя опять вырвет. Нужно время. Много времени…
– Давай тогда я расскажу, как жил, – произнёс Влад, не услышав ответа.
– Мне неинтересно.
– А я всё же расскажу. Я ждал тебя и, если ты думаешь, что я снова пошёл…
Она закрыла уши руками. Ей действительно было неинтересно, как он жил и что делал. По большей части её волновало только одно. Кто ему шепнул, когда она возвращается? И здравый смысл услужливо подсказал один-единственный мало-мальски подходящий вариант.Её мать. Лишь Надежда Константиновна знала точное время и дату посадки самолёта. Как пить дать, она и проболталась. Осознав это, Лана издала рык. С матерью они помирились. По телефону. Надежда Константиновна, рыдая в трубку, призналась, что была растеряна, поэтому и не звонила. Не знала, как реагировать, и решила дать дочери разобраться во всём самой. От развода она Лану не отговаривала, но и не сказать, что сильно его одобряла. Надежда Константиновна по традиции придерживалась позиции нейтралитета.
– Мне завтра на работу, – отчеканила Лана, не разжимая зубов, когда Влад замолчал. – Меня ждут. Я и так об отпуске через видеозвонок договаривалась.
– Уже не ждут. Я всё решил.
– Ты решил?
Вскочив с деревянной табуретки, она отбежала назад и в приступе лютой ярости сбросила на пол первую подвернувшуюся под руку вазу. Та сбрякала, но не разбилась. К сожалению… От вида глиняных осколков Лане бы наверняка полегчало. Новое серое платье с красным поясом и длинными широкими рукавами она так и не переодела. Правда, один рукав загнулся и обнажил руку до локтя. Кружась по комнате, Лана продолжала кричать. Вся ситуация казалось ей каким-то сюром.
– Хватил, Лана, хватит! Довольно! – Влад схватил её за запястье и приблизил к себе. Она опять хорошенько ему треснула. Это подействовало. Брови у него поднялись, в глазах промелькнул испуг, но уже в следующую секунду вместо того, чтобы её отпустить, он отогнул на Ланиной шее воротник и обнажил плечо.
Она восприняла это как попытку изнасилования и заорала так, будто её режут:
– Не смей ко мне прикасаться! Не смей.
Он, естественно, её не послушал. Снова закинул на плечо и зачем-то понёс в ванную.
– Смотри. Смотри внимательно!
И, поставил перед зеркалом, вновь отогнул воротник. Лана вздрогнула. От уха через шею к плечевому суставу бежала дорожка мелких красных волдырей, похожих на точки, что вышли утром на запястье. Только новые были заметно больше и ярче.
– Это что, аллергия какая-то? – ужаснулась она, разглядывая себя с разных ракурсов.
– Непохоже на аллергию. Ты вся горишь. Скорее всего, это ветрянка.
Глава 24
Лана болела ветрянкой тяжело
А кричать «Спасите, меня похитили» было как-то даже смешно. К моменту приезда «скорой» Влад уже скупил половину ближайшей аптеки. На табуретке около Ланы был и парацетамол, и противовирусные порошки, и настой календулы, и фурацилин с бонеацином, и ромашковый чай. К батарее наручниками её никто не пристёгивал, телесных ран не наносил. Напротив, Влад суетился вокруг неё, словно курица вокруг цыплёнка.
Большую часть дня Лана спала или пыталась спать. Вечером принимала ванну с раствором маргонцовки, утром и в обед старалась что-то есть. По рекомендациям Влада что-то неаллергенное: зелёные яблоки, сыр, хлеб, отварную говядину и салат из огурцов на сметане. Каждый день на теле у неё выходили новые пятна. Пятна были везде: на шее, плечах, руках, спине, ногах и даже на голове. Лана чувствовала их, когда расчёсывалась. На пятый день болезни язвы выступили на лице, а затем во рту, и Иоланта перестала смотреться в зеркало. С каждой прожитой минутой она всё больше становилась похожей на жирафа или гепарда, а после того, как намазалась зелёнкой, превратилась в крокодила натурального крокодилового цвета.
За последнее Влад её отругал, потому как специально привёз злосчастный бонеацин, а зелёнку она нашла сама в старой аптечке. Должно быть, пузырёк остался от прежних хозяев.
– Ну, какая зелёнка. Лана?! На дворе двадцать первый век. Есть более современные и эффективные способы лечения сыпи.
Раз в день в обязательном порядке он лез к ней с разговорами. Будто вахту держал и пытался рассказать про армейского товарища, который заболел ветрянкой в двадцать один год.
– Домой в отпуск съездил, тогда ещё два года служили, и, видимо, сестра из садика притащила. У самой два пятнышка, а он, как приехал, весь волдырями покрылся. Температура сорок, в казарме тут же карантин объявили. Его в медсанчасть. Крику было… Хорошо, хоть не заболел никто. Я в детстве переболел, ещё в подготовительной группе. Другие также. Детям эта зараза легче даётся. Помню, он после болезни вышел и сказал всем, чтобы детей, если будут, специально заражали. Самый хороший возраст с четырёх лет и до семи.
Лана слушала бывшего мужа в пол-уха. Ей было неинтересно знать, откуда он столько знает про ветрянку. Читать она не могла: на глаза постоянно давило. Температура падала на час или два, а потом поднималась снова. Но особенно Лану раздражала слабость, слабость из-за которой она с трудом двигалась даже по «домику». Куда с такой поедешь? Никуда… Вот и приходилось сидеть и не рыпаться.
Кто её заразил, было и так понятно. Иоланта грешила на мальчика Колю из самолёта, чья бабушка спешила на похороны. Ей было нельзя опаздывать, а он, вероятно, переносил ветрянку в лёгкой форме. Так они Лану и заразили. И наверняка не только её…
– Хочешь чего-нибудь?
– Нет.
Развлекалась она только тем, что смотрела в окно. Зима приближалась со скоростью света. Первый снег оказался совсем нескромным и валил несколько часов подряд. Вся земля в округе стала белой, а река на следующее утро покрылась тоненьким слоем льда.
А ещё под окна к Лане повадилась жирная ворона. Противная птица каркала и каркала буквально с утра до вечера. Когда у Ланы были силы, она открывала форточку и кидала на землю хлебные крошки и маленькие кусочки мяса. Схватив еду, ворона улетала. На шестой день она привела товарища, и вместе они устроила целое представление. Ругались и дрались вороны так, что перья летели по всему участку. Лана решила, что это семейная пара, а прилетели они к ней, чтобы их рассудили. Не исключено, что у них тоже кто-то кому-то изменил.