Ребенок на заказ, или Признания акушерки
Шрифт:
– Зачем я только узнала, что ты не моя мать!
– Прежде чем я этому поверю, нужно еще исследовать ДНК, – возразила я. – Но никакой тест не изменит моего отношения к тебе, Грейс.
Она закрутила вокруг пальца прядь волос.
– Я так бешусь на тебя, – призналась она. – Я даже иногда тебя ненавижу. А сегодня я не могу даже вспомнить, откуда у меня взялось такое чувство. Я хотела поехать к Кливу, ты мне не позволила, и я обозлилась. Но теперь это кажется так глупо.
Я кивнула, просто чтобы дать ей понять, что я ее слушаю.
– Теперь я даже и не думаю о Кливе, – сказала она. – Сейчас мне нет до него дела. – Она
Я хотела сказать ей, кто она такая. Она – прирожденная писательница. Молчаливая девочка, которая так много может сказать на бумаге. Она – зеница ока своего отца и та ниточка, которая всегда связывала меня с Сэмом, будь она проклята эта биология. Она – красавица, по правде говоря, непохожая ни на одного из нас. Она – девочка, которую я так хотела узнать поближе.
Вместо этого я старалась сказать что-то нейтральное. То, что сказал бы Сэм.
– Ты все еще Грейс, – сказала я и сразу поняла, что это и нужно было сказать. Пристально глядя на меня, она слегка нахмурилась, и я чувствовала, как работает ее мозг.
– Я не хочу потерять Грейс, – сказала она. – Хотя я провела так много времени, желая, чтобы я была не я. Желая больше походить на тебя.
Неужели? Я никогда не думала, что ей хотелось походить на меня, и хотела спросить ее почему, но сумела сдержаться.
– Я всегда хотела быть похожей на Дженни. Все любят Дженни. А я никогда не знаю, о чем говорить с людьми, я… я просто… другая. Я – странная.
Нет, хотела сказать я. Как я могла не возразить против этого? Но она продолжила прежде, чем я успела сказать хоть слово.
– И вдруг… так неожиданно… я хочу быть просто сама собой, мама, – сказала она. – Я не хочу быть чьей-то еще дочерью. Хейли славная. Она крутая. Но все хотят, чтобы я спасла ее жизнь и… – Она покачала головой. – Пожалуйста, мама… можешь ты сделать так, чтобы ничего этого не было?
Я придвинулась к ней и обняла.
– Наши желания совпадают, Грейс. – Я провела рукой по всей длине ее волос. Как давно она не позволяла мне это делать! – Я бы тоже хотела, чтобы ничего этого не было, но я не уверена, что смогу это сделать. – Я всегда все налаживала. Все контролировала. Но сейчас все происходило само собой. – Одно я тебе могу обещать – я не позволю никому спешить.
– Она может умереть, если я не передам ей часть своей… кровяной ткани.
Я чуть было не поправила ее ошибку, но не стала этого делать. В моих объятиях она казалась такой маленькой, ребенком, не отличающим крови от костей, и я хотела, чтобы она оставалась таким ребенком как можно дольше.
– Твой ребенок умер. – Ее голова лежала у меня на плече. Ее дыхание овевало мою шею.
Я знала, что когда-нибудь этот ребенок-призрак войдет в мое сердце, но пока его там не было.
– Я не думаю об этом ребенке, – сказала я. – Я думаю о тебе.
– Могу я присутствовать при твоем разговоре с Анной? Позволь мне, пожалуйста!
Легко было Йену сказать: «Забери ее и уезжай». Легко мне было думать, что я так и сделаю, пока я не оказалась в палате, где «Анна Найтли» превратилась из просто имени в женщину. Женщину-мать.
Я теснее прижала к себе Грейс. Я понимала, что она боится, как бы Анна не убедила меня отдать ее ей без борьбы. Почему именно сегодня я так хорошо понимала свою дочь? А может быть, я всегда ее понимала?
– Да, – согласилась я. – Поскольку речь пойдет о тебе,
56
Анна
Эта женщина, Тара, захотела, чтобы Грейс была с нами, когда мы с ней уселись в маленькой комнате. Я считала, что ей было бы лучше не присутствовать. Она могла бы остаться с Хейли, пока мы разговаривали, но Тара и Грейс составляли единство. Двое против одной. Хорошо, сказала я себе. Так и должно быть. Если бы Грейс оказалась моей Лили, я бы хотела, чтобы она жила в такой семье, где бы ее любили и защищали. И все же Грейс казалась такой хрупкой, что я не была уверена, следует ли ей быть свидетельницей нашего разговора. Но опять-таки, не мне было решать.
Грейс была больше похожа на Тару, чем на меня, это несомненно, но, откровенно говоря, она не была особенно похожа ни на одну из нас. Они с Тарой сидели рядом на диванчике, держась за руки. Волосы у обеих были, наверно, каштановыми под осветленными прядями, и у обеих были карие глаза, но черты лица заметно отличались. Я невольно их сравнивала, их носы, очертания губ, изгиб бровей.
У меня не было никакого чувства к Грейс, только как к возможному донору для Хейли, и меня это огорчало. Я никогда не ожидала, что так равнодушно отнесусь к появлению моей потерянной дочери.
– Я не понимаю, как это все случилось, – начала Тара. – Вы жили в Уилмингтоне?
– Последние пару часов я задавала себе тот же вопрос, – призналась я. – Нет, я жила здесь, но я была разъездным агентом фармацевтической фирмы и часто ездила в Уилмингтон. – Я начала вспоминать. Мне было необходимо выяснить все это для себя самой. – В мою последнюю поездку туда я была беременна уже тридцать пять недель. Брайан, мой муж, служил в это время за границей. Когда я была в Уилмингтоне, у меня начались преждевременные роды, и я родила Лили там. Она весила шесть фунтов и три унции и была вполне здорова. Но у меня были проблемы с давлением, и через несколько часов после рождения Лили у меня случился инсульт, и я впала в кому.
– О, боже мой! – ахнула Тара.
– Меня перевезли в Дьюк, – сказала я. – Брайан был еще в Сомали, пытаясь получить разрешение на приезд домой, но я, конечно, ничего об этом не знала и не имела представления о происходящем. Когда Брайан вернулся, он остановился в отеле неподалеку от Дьюка. Я полагаю, это было для него тяжелое время. – Я редко думала о том, как невероятно тяжело было в тот момент ему. – Мы жили в Александрии. Наш новорожденный ребенок был в Уилмингтоне, а я находилась в коме в Дьюке. Он позвонил в роддом в Уилмингтоне, чтобы узнать о Лили, и ему сказали, что ее там нет. Что ее, наверно, перевезли вместе со мной. Брайан попытался найти службу «Скорой помощи», которая транспортировала меня, но никаких сведений о том, что ребенок был со мной, у них не было. Она, – я взглянула на Грейс, – …она исчезла вместе со свидетельством о ее рождении. Брайан не знал фамилию принимавшей ее акушерки. Было невозможно в чем-либо разобраться. Я находилась в коме чуть более двух недель. Особого ущерба от инсульта я не понесла, слава богу. Только левая сторона стала малоподвижной. Немного пострадали зрение и речь. У меня до сих пор плохо работает левая рука. – Я сжала и разжала пальцы. – Я временно утратила память. Фамилии врачей я не помнила. Единственное, что я помнила, это то, что у меня красавица-дочка и я хотела ее вернуть.